Никогда не обманывай виконта - Миллер Рене Энн. Страница 11

Уэстфилд встал и поцеловал жену и дочь.

Саймон тоже встал. Его другу повезло – новая жена не только по-настоящему любит его, но еще и искренне заботится о своей падчерице. Возможно, этим и объяснялось расположение Саймона к этой женщине. София была полной противоположностью его корыстной мачехе. Он верил, что, даже если Уэстфилд обнищает, София будет его любить, в отличие от многих других знакомых Саймону женщин, которых интересовали лишь титул и богатство.

– Мама будет мне читать «Алису в Зазеркалье»! – Селия соскользнула со своего стула.

– О, одна из самых моих любимых книг, – отозвался Саймон.

– Правда, дядя Саймон? – Глаза Селии широко распахнулись.

– Конечно, только мне не так везет, как тебе, я должен сам себе читать ее на ночь.

Девочка захихикала.

– Когда почитаешь Селии, присоединишься к нам в гостиной, София? – спросил Уэстфилд.

Между ними что-то проскользнуло, что-то невысказанное.

– Нет, если ты не против, я пожелаю вам доброй ночи. – Она повернулась к Саймону. – Простите меня, но я чувствую, как начинает болеть голова.

Он знать не знал, что София страдает от головных болей.

Похоже, тут что-то затевается. Что-то, о чем Уэстфилд хочет поговорить наедине.

– Конечно, София. Надеюсь, завтра, а может быть, даже раньше, вам станет лучше.

Селия с Софией вышли из комнаты.

– Какие-нибудь сложности с одним из наших деловых предприятий? – спросил Саймон.

– Нет.

– Уж наверное, что бы ты ни хотел мне сообщить, это не настолько ужасно, чтобы Софии требовался предлог нас покинуть.

Уэстфилд подбородком указал на дверь.

– Пойдем в мой кабинет.

Похоже, и правда ужасно, подумал Саймон, войдя в кабинет и обнаружив, что в камине горит огонь, а на столике между двумя стоящими у камина креслами стоит графин с виски и два бокала.

Усевшись, Саймон вымучил смешок, пытаясь не обращать внимания на узел, вновь сжавшийся в животе.

– Выкладывай, старина, неопределенность меня убивает.

Уэстфилд сделал большой глоток виски и опустил бокал.

– Твоя мачеха в городе.

«Джулия». Гадкое ощущение в животе усилилось. С фальшивым безразличием он поднес бокал к губам и сделал неспешный глоток. Сосредоточился на вкусе, наполнившем рот, и лишь затем позволил виски скользнуть дальше по горлу, согревая заледеневшее тело.

Старый друг поднял графин.

Саймон взглянул на свой бокал. Пустой. Вот и изображай равнодушие… Это бесполезно там, где речь идет о мачехе.

– Ты ее видел?

– Не я, моя сестра. Сегодня днем на Стрэнде. Джулия упомянула, что только что приехала и остановилась в отеле «Лангем». – Уэстфилд наполнил оба бокала.

Восхитительный обед, приготовленный французским шеф-поваром Уэстфилда, забурлил в желудке Саймона, когда в голову хлынули воспоминания о Джулии. Когда ему было шестнадцать, мачеха повела себя с ним неподобающе. Ха! «Неподобающе» – слишком мягкое слово; она трогала его и пыталась соблазнить. А когда он не поддался, эта ведьма нажаловалась отцу, что это Саймон ее щупал и пытался изнасиловать. Саймон, разумеется, рассказал правду, но без толку. Отец, ослепленный любовью, ему не поверил.

Какой доброй ему показалась Джулия, когда отец вернулся из Лондона с молодой невестой! В двенадцать лет Саймон очень тосковал по матери. Ему нужен был кто-то, кто смог бы заполнить зияющую пустоту, возникшую после ее смерти. И поначалу он решил, что Джулия, хотя ей было всего девятнадцать, заполнит эту огромную дыру в его сердце. Она вела себя с ним по-доброму. Даже защищала, когда отец начинал браниться.

Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что материнское внимание, которое изображала Джулия, не давало его отцу поверить, что эта женщина – ядовитая змея, тщательно скрывающая свою сущность. Но теперь Саймон все про нее понимал. Изображая все эти годы преданную мачеху, она сделала невозможным, чтобы отец поверил обвинениям Саймона. По правде говоря, он сомневался, чтобы Джулия и отца-то хоть немного любила. Собственно, она фактически подтвердила это, называя его пузатым, морщинистым и старым.

Отец вышвырнул сына из дома – заплатил за его обучение, но у семейного очага Саймона больше не ждали. Друзья – Уэстфилд, Хантингтон и Карутерз – открыли перед ним двери своих домов. Но хотя они оказывали ему самый теплый прием, он все равно чувствовал себя бедным родственником. Поэтому Саймон безобразничал в школе, устраивал неприятности и нарушал правила, надеясь, что его исключат и отправят домой. Но толстый отцовский кошелек всегда успокаивал директора. Поведение Саймона только подкрепляло отвращение, которое его благочестивый отец к нему испытывал.

Саймон покрутил бокал в руке. В хрустальных гранях отражался красный свет от тлеющих в камине углей.

– Это виски из той винокурни, что мы собираемся купить с тобой и Хантингтоном?

– Да.

– Чертовски паршивый.

– Да, но крепкий.

«Недостаточно крепкий». Саймон глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от усиливающегося давления в груди. Затем одним глотком осушил бокал.

Уэстфилд поднял свой бокал, словно изучая цвет жидкости внутри.

– Ты следишь за тем, чтобы она пореже открывала кошелек?

– Ее финансами занимается солиситор. После нашего разрыва отец сделал все, чтобы лишить меня возможности контролировать хоть что-то, имеющее отношение к Джулии. Я заставил нескольких барристеров внимательно ознакомиться с его завещанием. Ослепленный любовью болван, должно быть, понимал, что я постараюсь обрушить на нее свой гнев. Завещание нерушимо.

Уэстфилд кивнул.

– Прошло семь лет со смерти твоего отца. Почему она вдруг явилась в Лондон?

Саймон покачал головой. Он уже годы назад перестал пытаться понять извращенный ум Джулии.

– Скорее всего, от скуки.

– К тебе с визитом придет?

Саймон поднялся, пытаясь укротить бушующее в нем беспокойство.

– Не знаю. Ты видел ее на похоронах отца. Она устроила целое представление. Безутешная вдова, оплакивающая смерть супруга, да еще и безупречная мачеха.

Саймон вспомнил тошноту, подкатившую к горлу, когда в той переполненной комнате Джулия взяла его за руку. Он даже не стал дожидаться, когда разойдутся все гости, а поспешно приказал отправить ее вместе с вещами во вдовий дом. Какой спектакль она устроила для всех присутствовавших, изображая обиду и душевную боль. Все старые друзья отца и подруги Джулии сочли его жестоким, бессердечным мерзавцем.

Голос Уэстфилда вырвал его из размышлений.

– Саймон, не наделай глупостей.

«Глупостей?» Честно говоря, он не раз подумывал о том, чтобы сомкнуть пальцы на шее Джулии. Саймон прикоснулся к шраму на лице. Они с отцом не сказали друг другу ни единого слова после того, как Джулия отравила отцовское сознание и настроила его против сына. До чего ужасно настолько сильно любить женщину, чтобы верить каждому ее слову и позволять ей играть тобою! Он никогда не поставит себя в подобное положение.

– Я зол, Уэстфилд, но не безумен. И, как говорится, время лечит все. – С горьким смешком он поставил бокал. – Ты рассказывал Софии про Джулию?

Уэстфилд покачал головой и хлопнул Саймона по плечу.

– Я люблю Софию и поделился с ней всем, что происходило в моем прошлом. Но эта тайна не моя, и я не могу ею делиться. Ты рассказал мне о своей мачехе под строжайшим секретом. Я не обману твое доверие, Саймон. Я попросил Софию позволить нам побеседовать наедине, чтобы обговорить кое-что в частном порядке. Вот и все.

Иногда Саймон жалел, что рассказал Уэстфилду и Хантингтону, своим ближайшим, еще школьным друзьям, что наделала его мачеха. Но после того, как отец фактически выгнал его из дома, именно их дружба помогла ему пережить самые темные времена его жизни.

– Спасибо.

Уэстфилд кивнул.

– Ты прочитал последние кредитные соглашения, которые Нед Бэринг вчера прислал?

– Да, но я хочу просмотреть их еще разок, прежде чем подписывать. Поеду домой и сделаю это прямо сейчас. – Уже у дверей он оглянулся на Уэстфилда, который как раз затыкал графин пробкой. – Забыл тебе сказать, я несколько дней поживу в доме в Блумсбери.