Три правила ангела (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 49

– Иди ты к чёрту, Ленка, – обиделся Петров.

– Сам ты иди к чёрту, Макс, – не осталась в долгу Старообрядцева и попыталась высвободиться.

А он и не держал, потому что начал ржать, как стоялый конь. И с чего бы? Вот и пойми загадочную мужскую душу. Лена от растерянности даже вставать не стала, так и осталась сидеть на полу, меж его колен.

– Ладно, взрослая опытная женщина, – оторжавшись и даже рукавом утёршись, решил Макс. – Признавайся, квартиру ты разгромила?

– Я? – тяжко поразилась Старообрядцева и, наконец, додумалась оглянуться.

Лучше б она это не делала, потому что кругом царил… Нет, разгромом сотворённое назвать было нельзя, слово слабовато. Из целого в комнате осталась только мебель, да и та частично, на диване вон обивка вспорота, а на стене напротив содранные обои весели длинными неровными языками. Скинутые со стеллажа книги и безделушки грудой валялись на полу, дверца встроенного шкафа висела криво и жалко, а за ней грудой темнела одежда, кажется, порванная или порезанная. Короче, самый настоящий кошмар.

– Ну, в общем-то я и не думал, что это ты, – признался Макс, откидывая голову, опираясь затылком о край покалеченного кресла. – И твой внутренний Халк тут не при чём.

– Я не Халк, – растерянно выдала Ленка.

– Точно, ты валькирия и, вообще, жена декабриста, – не стал спорить Петров. – Значит, вот что мы имеем в итоге. Из СИЗО я приехал сюда, потом рванул на завод. Не было меня часа два от силы. За это время кто-то вломился в мою квартиру и успел тут всё хорошенько прошерстить. Потом явилась ты. Кстати, зачем?

– Цветочки полить, – тоненьким голоском призналась Старообрядцева.

– Уважительная причина, – кивнул Макс, потянулся куда-то за спину и опять нацепил свои бликующие очки, – особенно учитывая тот факт, что у меня даже искусственных нет. Значит, явилась ты и застала… муд… кх-м!.. злоумышленника в разгар его трудовой деятельности.

– Я никого не видела! – испуганно взвилась Ленка.

– Не удивительно, – спокойно отозвался Макс, – потому что ты немедленно получила вазой по затылку. За вазу, кстати, можешь поблагодарить Элизу Анатольевну, это она мне её сплавила. А щёку тебе за что порезали? – Лена в панике схватилась за лицо, но Петров перехватил её запястья, заставил руки отвести. – Да не пугайся ты, просто царапина, даже заклеивать не нужно. Так за что?

– Он спрашивал, где колье.

– Оч-чень интересно, – задумчиво процедил Макс. – А ты уверена, что спрашивал именно он?

– А кто ещё?

– Например, она.

– Я не знаю, – растерялась Ленка, – я не уверена…

– Самое забавное, что и я не уверен. – Петров почесал бровь. – Этот… злоумышленник практически снёс меня в дверях. Выскочил, как… Выскочил прямо на меня, короче.

– И ты не разглядел?!

– Я разглядел тебя, валяющуюся на полу, – сердито ответил Макс, – и с лицом в крови. А этот… Ну, пониже меня будет. Куртка тёмная, капюшон. Не густо, в общем.

– И что мы теперь делать будем? – помолчав, спросила Ленка.

– Теперь мы пойдём к моей матери ночевать, – проворчал Петров, вставая. – Кстати, тебе это ещё нужно?

Он продемонстрировал Старообрядцевой то ли пакет, то ли мешок, который на её затылке держал.

– А что это? – не поняла Ленка, разглядывая сине-белый кулёк с подкапывающей с уголка водой.

– Пельмени, – огрызнулся Макс.

– Какие пельмени?

– Замороженные. Впрочем, теперь не очень. А что ты ещё хотела найти в моей морозилке?

Лена пожала плечами, она-то в его морозилке вообще ничего искать не собиралась, но, впрочем, даже если б и собиралась, то вряд ли нашла что-то другое. Холостяк же.

[1] Ротация – в терминологии телевидения и радиостанций периодическое проигрывание в эфире музыкальной композиции, рекламного или проморолика.

Глава 14

Хуже утреннего, а, главное, неожиданного звонка работодателя может быть только неожиданный утренний звонок работодателя, раздавшийся, когда работник валяется в его, работодателя, постели. Ну, пусть кровать не совсем его, а сына, но сын то точно его. То есть её. В общем, на раскалённой сковородке Ленка бы точно чувствовала себя уютнее. Она уж и в одеяло с головой закуклилась, оставив снаружи только собственный нос, да руку с телефоном, и колени к груди поджала так, что дышать почти невозможно, но лицо всё равно горело, как нахлёстанное, а никакого разговора не выходило, хоть плач. На радостное щебетание Элизы Анатольевны Старообрядцева только и могла выдавить, что «угу» и ещё «ага», иногда глубокомысленное «м-м». И, главное, совсем не получалось понять, о чём это Максовская мать говорит, только и помнилось, что она мать и именно Макса, а гнусная преступница Ленка совсем никаким не чудом, а вовсе даже по собственной воле очутилась в постели сына этой самой матери… Ну а дальше по кругу.

Тут ещё этот самый Макс, виновник невыносимых страданий, на пороге комнаты изволил явиться: голый по пояс, а всё что ниже розовеньким полотенчиком прикрыто; на ногах вязаные тапочки с помпонами; волосы мокрые и всклокоченные; в руках кружка в клеточку. Красавец мужчина! Мечта просто.

Красавец мужчина постоял в дверном проёме, прихлёбывая из своей клетчатой кружки, полюбовался Ленкиными мучениями, потом решительно подошёл, отобрал телефон, послушал, что там маменька журчит и как сказанёт:

– Мам, мы толком ещё не встали, даже кофе не пили. Давай ты через часик перезвонишь, лады?

С такого Старообрядцева окончательно залезла под одеяло, мечтая немедленно, вот не двигаясь с места, умереть. К сожалению, помереть никак не получалось и многозначительная тишина, повисшая даже не в трубке, а во всём мире, слышалась и из-под одеяла.

– Она тебе перезвонит, – сообщил сверху Макс. – Вылезай.

– Не вылезу, – поклялась Ленка.

– Почему? – Дивный вопрос! Дивнее придумать сложно, даже если очень напрячься. – Я завтрак приготовил.

Девушка отогнула уголок одеяла и осторожно принюхалась. Ещё когда её проклятый телефон разбудил Лене почудилось, что пахнет горелым. Оказалось – не показалось, воняло гадостно, на всё квартиру и не горелым, а, скорее, палёным, с этакой ноткой плавленого пластика.

– Да, тосты я спалил, – безмятежно сообщил Макс.

– Как? – тяжко поразилась Ленка, от удивления выкарабкиваясь на свет божий.

– Вместе с тостером, – вежливо пояснил Петров.

– Молодец, – осторожно похвалила его Лена.

– Я в курсе, – хладнокровно отозвался Макс. – Но яичницу, по-моему, есть можно. Если замазать кетчупом, то горелого почти не видно. Правда, к ней лопатка прилипла.

– Какая лопатка?

– Синенькая. Лен, вставай. Мне через сорок минут уже выезжать надо.

Ленка послушно полезла, волоча за собой одеяло, которое было огромным, просто каким-то гигантским, и волочиться не желало, зато тянуло за собой и подушки, и простыню, превращая задуманный незаметным отход к ванной практически в демонстрацию.

– Ты что делаешь? – поинтересовался Петров.

Ну что тут скажешь? Видимо, Светланка всё-таки права: все мужики, даже лучшие из них, тупы и недогадливы по природе своей. Или дело в ней, в Старообрядцевой? Вон в фильмах героини одеяла не стаскивают, выпархивают из кровати бабочками при полном параде, в сексуальных чулочках, напомаженные и причёсанные. Степашка, наверное, так сумела бы, а вот Ленке не дано, так и придется доживать чучелом и никакой тебе утренней сексуальности.

– Ты чего? – Макс присел перед ней на корточки. Очки он нацепить успел, а вот полотенчико на что-нибудь поприличнее сменить так и не додумался. – С чего реветь собралась?

– Ещё не хватало! – независимо прогундосила Старообрядцева, с трудом сглатывая горький ком собственной никчемности.

– Ты ненормальная, в курсе? – спросил Петров и тут же, без всяких переходов, выдал: – Про какую доверенность ты спрашивала Гамлета?

– Доверенность? – растерялась Ленка, барахтающаяся в пучинах своей некудышности и ни к каким доверенностям, понятное дело, не готовая.