Три правила ангела (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 7

– И чего он вам не поставил?

Петров снова глянул на неё эдак быстро, вскользь, но, кажется, ему стало смешно, хотя он даже не улыбнулся. Просто у глаз появились такие смешливые морщинки.

– Мономеры акриловых сополимеров, – ответил совершенно серьёзно.

– А-а, – протянула Ленка, не сообразив ничего умнее.

– Точно, ничего интересного. У нас производство, Лен, краски делаем. Ещё шпатели всякие, тару для той же химии, тазики. Никакой нефтяной трубы и алмазов.

– Только вы своими красками очень гордитесь, – помолчав, всё-таки сказала Ленка, старательно глядя в боковое стекло, за которым мелькали жёлтые пятна фонарного света и косой снег.

– С чего ты… Прошу прощение, с чего вы взяли?

– Лучше на ты. Вернее, вы ко мне лучше на ты, а я вас, конечно, на вы буду. Мне так привычнее.

– А на вопрос ты не ответила.

Ленка пожала плечами. Чего тут говорить? Всё же слышно по его тону. Помолчали. Там, снаружи, по-прежнему мелькали полосы света, перемежающиеся короткими полосками темноты, будто бесконечная жёлто-серая зебра тянулась. «Дворники» мотались по стеклу, как маятник, сбивая снег в пластинки.

– Чёрт, – проворчал Макс, растирая костяшкой пальца глаз. – Лен, поговори со мной о чём-нибудь, а то я сейчас усну. Пожалуйста.

– О чём?

– О чём хочешь.

Ленке ни о чём не хотелось. Ей было жутко некомфортно, даже немного страшновато, а ещё стыдно и тоскливо. Зря она так с Виталькой, он же, на самом-то деле, ни в чём не провинился, ну, сморозил глупость, с кем не бывает? Ему же действительно, наверное, важно, что там пацаны скажут. Наоборот, надо было его защитить, послать этого Макса породному, а она за ним потопала зачем-то. Разве хорошо?

– Лен?

– Почему вы куртку носите? – спросила Ленка первое, что в голову пришло.

– А что я ещё должен носить? – явно удивился Макс.

– Ну, пальто. Такое длинное, чёрное. Оно же костюму больше подходит.

Не в силах подобрать достойного описания, Лена изобразила руками что-то такое, должное изображать то самое пальто.

– Машину водить в куртке удобнее. Остальное мнётся, да и мешается.

– А у вас разве водителя нет?

– Нет у меня никакого водителя и охранников тоже нет, – вот теперь он точно улыбнулся. – И по магазинам хожу сам, хоть и не часто. Сегодня вот пришлось. У нужного человека юбилей, надо было подарок подходящий купить.

– А секретаршу послать?

– Лен, у меня такая секретарша! – Коротко и совершенно неожиданно хохотнул Макс. – Она сама кого хочешь пошлёт! Величать её Суламиф Рудольфовна. Сокровище, а не секретарша, сто ке-гэ чистого золота. Зовет меня «мой мальчик». Ну это наедине, естественно.

– Так вы, значит, никакой не миллиардер?

– Представь себе. И фамилия моя не Серов. Да и тебя вроде не Настей звать[2].

– Разве мужчинам положено такие книжки читать?

Стыд, тоска и всё прочее куда-то вдруг подевались, прихватив с собой острое чувство не своей тарелки, зато Ленка неожиданно развеселилась, даже развернулась в кресле, бросив таращиться в окно.

– Ну, не знаю, как другим, а мне было именно что положено, – отозвался Макс. – На тумбочку. Одна моя… гм!.. Одна знакомая забыла. Ну вот я и… ознакомился, когда не спалось.

– Предложение руки и сердца сделали? – серьёзно поинтересовалась Ленка.

– Зачем?

– Такие книжки просто так на тумбочках у… знакомых не забывают.

– Тебе-то откуда знать? – снова усмехнулся Макс, а потом вроде как задумался, кашлянул, опять потёр уголок глаза. – М-да, мне как-то в голову не пришло. Нехорошо получилось. Откуда ты взялась на мою совесть такая умная?

– Из Мухлово.

Ленка-то, понятно, ожидала, что он начнёт переспрашивать, мол: «Откуда, откуда?», или засмеётся, или выкинет ещё что-нибудь эдакое, но ошиблась.

– А здесь чего забыла? – просто спросил Макс и опять глянул быстро.

– Актрисой стать хотела. Приехала поступать.

– У нас? За этим делом всё больше в Москву, вроде, рвутся. А ты, считай, триста километров не доехала.

– В Москве бы я точно не поступила, а тут училище. Колледж культуры.

– И как у тебя с культурой?

– И никак.

Настроение, только что вполне радужное, моментально съехало куда-то вниз, а от веселья ни следа не осталось. И что это с ним, с настроением этим? В последнее время скачет, как мартовский заяц.

– Мог бы сам догадаться, – буркнул Макс под нос и опять посмотрел на неё, но теперь взгляд подольше задержал, то ли рассматривая, то ли оценивая.

В общем, неприятно так глянул, а смешливость и он, кажется, подрастерял. И ведь вроде бы ничего такого не случилось, всё так хорошо шло, сидели, болтали, а тут на тебе! Нет, жизнь на самом деле сложная штука, даже если на секунду примерещится, будто она стала как в кино или книжке. Ну и правильно, и нечего фантазировать. Прав дядюшка, когда говорит, что надо жить реализмом. Вот ей, Ленке, как раз реализма всегда и не хватало.

***

– Макс, это ты? – Всё-таки слух у Элизы Анатольевны был замечательным, даже и не для её возраста, а вообще, в общечеловеческом таком смысле. Услышать, как ключ в замке поворачивается – это ещё умудриться надо. – Что-то рано сегодня.

– Нет, это не я, – буркнул почтительный сын, стаскивая ботинки, и тут же пояснил, повысив голос. – Это мы.

– Мы-ы? – изумились из комнаты.

А на пороге появился рыжий котище с дивным именем Людвиг фон Легштенкопф, по-простому Люк, таинственно блеснул глазами, даже, кажется, фыркнул снисходительно так: «Всё с вами понятно, люди!», распушил павлином хвост и бочком, совсем, вот совершенно незаинтересованный в происходящем, потёрся о притолоку.

– Мы – это кто? – уточнила Эльза Анатольевна, появляясь в коридоре вслед за котищей. – А, здравствуй, Леночка.

Очки она сняла, сунула дужку в зубы, глядя исподлобья и вроде бы так же мерцая глазами, как Люк. Наверное, ей тоже всё стало моментально понятно. А Ленке остро, просто до судорог в желудке, захотелось оказаться где угодно, но только не в этой громадной, забитой странной, будто только что из музея вынесенной мебелью.

И чего она, дура деревенская, припёрлась? Вот сейчас хозяйка – а она хозяйка, именно что хозяйка, никакая не тётушка, – спросит о том же и что отвечать? Я о вас позаботиться решила и вот Макс меня на машинке прокатил? Нужна им такая забота! А с Максом на машинках кататься рожей не вышла. И ведь будут правы, сто раз правы! «Елена, ты удручающе глупа!»

– Я вот… яблочек принесла, – жалко проблеяла Ленка.

– Яблочки – это хорошо, это железо, – одобрила Элиза Анатольевна. – Но ты же после работы, верно? Значит, надо поесть. Ничто так не примиряет с жизнью, как сытный и вредный ужин. Макс, ты с нами?

– Да нет, мам, – крикнул откуда-то из глубин квартиры работодатель, неведомо когда успевший смыться из коридора и от ленкиного позора. – Я на минуту, только рубашку переодеть и снова уматываю.

– Значит, ты против нас, – заключила Элиза Анатольевна. – Ну и чёрт с тобой, нам больше достанется. У нас сегодня на ужин… Понятия не имею, что у нас сегодня на ужин, но пахло вкусно. Сейчас разогрею.

– Да я сама, – всполошилась Ленка, этот самый ужин вчера и готовившая. – Вы лучше отдыхайте.

– Вот это правильно, это по-нашему, – согласилась хозяйка. – Отдохнуть после целого дня ничегонеделанья просто необходимо. Идите-ка мыть руки, Лена и не спорьте со мной. Это вредно для здоровья. Вашего.

– Истину глаголет, – подтвердил Макс, выруливший из-за очередного угла, и чмокнул мать в щёку. – Всё, девушки, я ушёл.

В итоге оказалось, что никакого позора и нет, а всё происходит, будто так и надо. Вот кухня есть и приглушённый свет из-под широкого, как старинная юбка, абажура. И стол есть, а на нём накрыто вроде не по парадному, но очень необычно: майонез, простецкий, покупной, в специальном низеньком кувшинчике; селёдка, которую Ленка вчера же засолила по-быстрому, в хрустальной штучке рыбкой, а вилки, тяжёлые, в вензелях, на льняных с мережкой салфеточках. Кот, вытребовавший внеочередную миску еды, тоже есть, дёргает кончиком хвоста недовольно. И Элиза Анатольевна, какая-то очень домашняя, почти своя, хоть и непонятная, тут.