Любовь и расчет - Грант Сесилия. Страница 15

— Одно слово, мистер Стаббс. — Ник дождался, когда мисс Уотсон удалилась на приличное расстояние, и, положив руку на плечо стряпчего, подвел его к ближайшей стене. Его вторая рука по-прежнему сжимала скомканное дело. Когда солиситор поднял на него озадаченный взгляд, Ник произнес: — Прошу вас больше никогда не упоминать моего брата и его личные обстоятельства. Его женитьба причинила страдания всей нашей семье, и об этом не стоит докладывать каждой мисс Уотсон, чьи интересы мне придется представлять.

Рот Стаббса дрогнул в выражении испуга, внушенного, несомненно, тоном Ника; будь проклята его наивная, мягкосердечная самонадеянность. Солиситор склонил голову:

— Мои нижайшие извинения. Женщина была подавлена, когда я навестил ее в тюрьме, и выразила опасения, что вы обойдетесь с ней сурово. Как и любой джентльмен. Я хотел уверить ее в обратном. Я не ожидал, что она вздумает обсуждать эту тему с вами.

— Я прошу вас, мистер Стаббс, впредь воздерживаться от рассказов о моей личной жизни каким бы то ни было клиентам, независимо от вашего предположения, станет он или нет осаждать меня в коридоре.

— Конечно. Простите меня. Я больше вас не подведу.

Солиситор отступил, собираясь отвести мисс Уотсон в такое место, где она не сможет досаждать правозащитникам. Ник поклонился и, отворачиваясь, в последний миг заметил, в чем мог поклясться, в глазах человека искру жалости.

Он прислонился к стене, чтобы поддержать вдруг обмякшее тело на внезапно подогнувшихся ногах, и проводил взглядом удаляющиеся фигуры, пока они не скрылись за углом. В левой руке хрустнула бумага смятого дела. Ник разжал пальцы и разгладил страницы, чтобы посмотреть, сколь серьезный урон нанес работе клерка.

Уилл трудился теперь, зарабатывая на жизнь, в офисе одного из доков. К слову сказать, о клерках и работе. Так проинформировала их всех Марта, потому что она со своим дурнем мужем настаивала на признании отвергнутого брата и произнесении его имени в присутствии тех братьев и сестры, кто с ним больше не виделся. По ее словам, он нашел работу в компании, торгующей лесом, где никого не интересует, в каких скандалах ты замешан, если в назначенный час являешься на работу.

Левая сторона каждой из страниц дела была безжалостно смята, портя вид четких, элегантных букв, вышедших из-под пера, насколько мог судить Ник, Смитсона. Он приложил бумаги к стене и свободной рукой разгладил листы. Смитсон гордился своей работой. Это было видно по завиткам и петелькам, которыми он украшал первые буквы каждого абзаца, и, бесспорно, заслуживал лучшего отношения, чем гнев и отчаяние человека, переживающего позор собственного бесчестья.

При мысли об этом его щеки снова запылали. Что слышали Уэстбруки? Придется ли ему теперь столкнуться с прямыми вопросами мисс Виолы — которая, насколько он знал, сочтет Уилла потерпевшей стороной в деле, — и с новой неловкостью в отношениях с мисс Уэстбрук? Они пригласили его на обед в субботу, и Ник не мог представить, как будет все происходить.

— Николас Блэкшир?

Он повернулся. В пяти-шести шагах от него стоял мужчина — точнее, джентльмен — с золотисто-каштановыми волосами, лет тридцати пяти, со слегка наклоненной вперед головой, вскинутыми бровями и шелковой шляпой в руках. Двух слов, произнесенных с вежливой вопросительной интонацией, оказалось достаточно, чтобы распознать благородное происхождение незнакомца. Даже без шляпы и со склоненной головой человек производил впечатление значительного и влиятельного.

У Ника внутри все сжалось. Кажется, сейчас многое решится.

— Я позволю себе вольность представиться самому, хотя мое имя вам уже известно. — Джентльмен грациозно опустил голову на несколько дюймов ниже. — Джеймс Баркли, до недавнего времени лорд Джеймс Баркли; теперь просто лорд Баркли. Барон.

Глава 4

Ник зажал свое самообладание в кулаки. Не одного Баркли воспитывали как джентльмена. Независимо от поступков своих своенравных братьев и сестер, Ник знал, как себя вести в подобных ситуациях. Скрутив помятые листы Смитсона в трубку, он оттолкнулся от стены и двинулся навстречу человеку с вытянутой вперед рукой.

— О да, Чарлз Уэстбрук предупредил меня о возможности подобной встречи. Вы впервые в Олд-Бейли?

Голова Ника напряженно работала. Появление Баркли в суде могло означать, что он не знал о скандале в семье Блэкшир. Но что успел услышать и понять этот джентльмен из перепалки Ника со Стаббсом?

— Да, бывать здесь прежде не приходилось. — У барона оказалось крепкое рукопожатие и заинтересованные глаза. — Я приехал сюда рано и прослушал пять дел. Ваш процесс меня, откровенно говоря, загипнотизировал. Уэстбрук отзывался о вас очень высоко и, как выяснилось, ничуть не преувеличивал.

— Мне посчастливилось у него учиться. Он многому меня научил.

Ник снова отвел руки назад, чтобы не отвлекать лорда Баркли видом помятого дела.

— Надеюсь, что вы говорите правду, а не скромничаете. Хотелось бы знать, что этому и впрямь можно научиться. Но если то, что я наблюдал сегодня в суде, результат врожденного таланта, тогда, боюсь, мне не на что рассчитывать.

Барон улыбнулся, и на одной его щеке появилась ямочка, частично испорченная шрамом.

— Ерунда. — Возможно, не стоило говорить «ерунда» лорду. Но беседа свернула в русло, где Ник чувствовал себя достаточно комфортно. Пока речь шла о судах и юридических тонкостях, он мог держаться с непринужденностью, обусловленной абсолютной уверенностью в своей правоте. — Усердие и желание добиться успеха способны в большинстве случаев дать человеку больше, чем талант. И если вы командовали людьми в армии, значит, уже обладаете необходимыми навыками.

— Боюсь, что ваше представление о военной службе приукрашено романами и пьесами, — как было когда-то и мое. Уверяю вас, что мне ни разу не доводилось произносить призывные речи, наподобие Генриха Пятого. За что мои солдаты были мне, несомненно, благодарны.

Из него получится отличный ученик. Это было сразу видно. Он не страдал излишним самомнением, свойственным многим мужчинам. Учителю не придется ходить на цыпочках вокруг его благородного достоинства.

Ник с трудом удерживался от желания сжать пальцы вокруг свернутого в трубку и без того настрадавшегося дела. Ему очень этого хотелось. Делиться своими знаниями и опытом с кем-то, кто жаждал учиться; получить шанс стать авторитетом для члена парламента и вместе с ним множество каналов, открываемых благодаря этому перед человеком с амбициозными планами… Мог ли он позволить себе надеяться, что Баркли слышал разговор со Стаббсом или, может, знал о скандале ранее и все же счел это обстоятельство несущественным? В этом не было ничего невозможного. Во всяком случае, мистер Уэстбрук так думал.

— Не стану вас больше задерживать. — Барон посмотрел по сторонам, оценивая пустеющий коридор. — Рассчитываю, что вы согласитесь вернуться к обсуждению этого вопроса в деталях, чтобы решить, сможете ли сделать из меня достойного оратора.

«Ни о чем большем и не мечтаю. Но лучше мне быть честным с вами с самого начала, таким образом, я не могу скрывать от вас те факты, которые могут повлиять на вашу собственную готовность сотрудничать». Ник мог это сказать.

«Прежде чем отвечу, я чувствую себя обязанным раскрыть кое-какие детали, касающиеся моей семьи, и дать вам шанс благородно отказаться от выдвинутого предложения». Это тоже было бы честным ответом.

«Позвольте спросить, не слышали ли вы беседы, которая у меня случилась за минуту-две до вашего обращения?» Прямолинейно, тонко и честно. Вот какой тон следовало ему принять.

— Конечно, — ответил Ник и поклонился. — Почту за честь.

— Сюда, пожалуйста, мисс Уэстбрук.

Дворецкий отнес плащ Кейт и вернулся, чтобы проводить ее в гостиную. После многих лет ожидания она последовала за ним по сводчатому проходу к парадной лестнице дома Харрингдонов.