XVII. Грязь, кровь и вино! (СИ) - Башибузук Александр. Страница 32

Наевшись, господин барон перешел к светской беседе.

— Совсем запамятовал. Позвольте представить вам, шевалье, как человеку здесь новому, всех собравшихся. Вы, как участник нашего союза, вправе знать их имена. Итак…

Кажется, я опять изрядно встрял. Де Брас, черт тебя дери, какого дьявола ты не мог жить спокойно и влезал во всякого рода сомнительные дела?..

Начал он с дамы:

— Герцогиня де Шеврез!

Я вскочил на ноги, чуть не опрокинув бокал, и глубоко поклонился красавице. Она одарила меня ответной улыбкой и добавила:

— Вы можете называть меня Мари, любезный шевалье, в знак нашей несомненной будущей дружбы.

Честно говоря, я до сих пор с трудом верил в реальность происходящего, а после этих слов даже слегка пошатнулся.

Сама Мари Эме де Роган-Монбазон, герцогиня де Шеврез, главная интриганка этого времени, столь же красивая, сколь и опасная. Впрочем, знал я о ней не слишком много. Подруга Анны Австрийской, изгнанная то ли кардиналом, то ли королем прочь, подальше от двора, она, тем не менее, не оставляла попыток вернуть свое влияние, и отчаянно интриговала против Ришелье, своего заклятого врага.

— Шевалье де Нуаро, мой добрый друг и соратник, — барон указал на бородача, который и не подумал подняться из-за стола. Он лишь буркнул нечто невразумительное в мою сторону и вновь впился зубами в мясо.

Всех прочих де Пьемон представил быстро, но ни одного имени в моей памяти не отложилось. Безденежные дворяне, злые на весь мир и жадные до денег — так подсказывал мне мой внутренний голос, в котором все чаще пробивался настоящий де Брас. Я почувствовал внезапно, как же он презирал всех, собравшихся за этим столом. Всех, кроме, может быть, герцогини де Шеврез.

Когда знакомство закончилось, трапеза продолжилась, но я заметил, что де Шеврез демонстративно отодвинула от себя тарелку, а через некоторое время встала из-за стола и вышла из зала. Сразу после нее поднялся де Нуаро и проследовал за ней, а после встал и хозяин замка, чуть помедлил, бросив на меня многозначительный взгляд, и обратился к присутствующим:

— Отдыхайте, господа! Мы с шевалье оставим вас на некоторое время…

Мне не оставалось ничего иного, как тоже подняться и пойти за ним. Миновав несколько комнат, мы достигли рабочего кабинета, перед дверьми которого нас уже ожидали герцогиня и гигант де Нуаро, вблизи оказавшийся еще крупнее. Здоровенный кабан, опытный, матерый, такого завалить сходу не получится.

Кабинет имел лишь один вход, и у его двери дежурил еще один солдат. Барон оберегал свои секреты.

— Прошу! — де Пьемон открыл ключом дверь.

Кабинет был выполнен в строгом стиле — ничего лишнего: шкафы и полки темного дерева, стол, несколько стульев вокруг, карта Франции на стене вместо очередного гобелена, да кушетка сбоку, для отдыха после тяжелого рабочего дня.

Герцогиня де Шеврез без малейших сомнений проследовала прямо к кушетке и возлегла на ней, с наслажденьем выдохнув воздух.

— Какое блаженство! Я так утомилась, господа. Вы ведь простите мне легкую усталость?

Барон лишь кивнул, заняв место за столом, де Нуаро невнятно пророкотал нечто, отдаленно напоминающее согласие, и сел напротив барона, я же молча занял свободное место.

Сейчас начнется самое главное — то, ради чего меня позвали. И, черт подери, я был уверен, что от моих ответов зависит сама моя жизнь.

— Шевалье, — де Пьемон чуть привстал со своего места и вперил в меня тяжелый взгляд, — наконец, мы можем поговорить начистоту! Вы привезли бумаги? Где они?

Началось. Я оказался в ситуации шахматного шаха, любое мое действие могло обернуться мгновенным поражением. Самое плохое, что я совершенно не понимал, о чем он спрашивает. Ясно было одно — де Брас все же оказался замешен в интригах, или, более того, в заговоре. И мне, как наследнику его тела, получать все шишки.

Барон ждет от меня четкого ответа. Получается, я тут лишь в роли курьера — моя цель передать им некие бумаги, ради этого де Брас и прибыл в Париж. Вот только где находятся эти самые бумаги, я не имел ни малейшего понятия. Доступная мне память де Браса таких деталей не содержала.

Собственно, у меня было три варианта: либо юлить, либо с боем прорываться за пределы замка, либо же выкручиваться, то есть рассказать все, как было на самом деле… ну или почти все…

Пауза затянулась.

— Шевалье? — поторопил меня хозяин замка.

— Я привез бумаги, ваша милость. Вот только…

— Что? Только не говорите, что вы их потеряли? Или что у вас их забрали при аресте? — де Пьемон побелел от избытка переполнявших его чувств, а Нуаро захрустел костяшками пальцев.

И только герцогиня, возлежавшая на кушетке, смотрела на меня прямым и открытым взглядом, отчего мне внезапно стало не по себе.

— Нет, я их надежно спрятал, и никто их не забрал. Вот только…

— Что «вот только»? Господин шевалье, да изъясняйтесь уже конкретнее!

— Вот только во время дуэли я получил удар по голове и теперь страдаю временной амнезией. Другими словами, я совершенно не помню, где именно я спрятал нужные вам бумаги.

*****

— Франсуа, ах, Франсуа! Сильнее! Еще! О, мой рыцарь!

Мари была хороша в постели, но по меркам этого столетия. По моим же критериям она заслуживала максимум тройку с плюсом, и то, больше за старание, чем за умение. Практически любая из «моделей», которых я заказывал прежде, дала бы ей фору в мастерстве. Но! Она брала другим. Мари обладала непередаваемым шармом и обаянием, которые даже из дурнушки могли сделать королеву. А уж дурнушкой-то Мари совершенно не являлась.

Легкий запах пота меня не раздражал, тем более, что герцогиня сдобрила естественные запахи цветочными ароматами духов. Получилось как нельзя лучше. Ощущения, словно поймал селянку посреди благоухающего поля. Так же я совершенно не имел ничего против некоторого излишка волос на ее теле. В конце концов, это вполне естественно, и брить подмышками, да и прочие интимные части стали сравнительно недавно, а в семнадцатом столетии о таких извращениях, к счастью, даже не задумывались.

Нормальное женское тело, с естественными запахами и растительностью — все, как в моем пионерском детстве. Тогда в летнем лагере я впервые познакомился с изгибами юных девичьих тел, слюнявыми поцелуями при луне, и том непередаваемом ощущении новизны и страха, когда весь лагерь спит, и только вы купаетесь голышом в озере, а потом обжимаетесь прямо на берегу до рассвета.

Герцогиня сама пришла в мои апартаменты чуть после полуночи. В среде знати считалось вполне нормальным, когда женщина первая проявляла инициативу, причем весьма активным образом. Конечно, я удивился, что сама де Шеврез почтила меня своим вниманием. В наше время подобное назвали бы абьюзом, подали в суд и лишили состояния и репутации, особенно если инициатор — мужчина. Я в суд подавать не собирался, расслабился и постарался получить максимум удовольствия от происходящего, а сделать это было не сложно.. Против такого абьюза я не возражал.

Хорошо, что я спровадил Перпонше на эту ночь в людскую, будто чувствовал, что кто-то явится ко мне в неурочный час. Хотя я больше ждал людей барона, которые схватили бы меня и кинули в местные казематы.

— Франсуа!

— Мари! Богиня!

Надо отдать ей должное, де Шеврез старалась, как могла. Она изгибалась подо мной, тяжело дыша, я целовал ее груди с большими ареолами вокруг сосков, ее плоский живот, гладил ее все еще молодое, наполненное страстью тело, и не мог до конца поверить, что это происходит в реальности.

Герцогиня была обнажена не полностью, но ее тело, частично скрытое полупрозрачным батистовым пеньюаром, тут же отзывалось на каждое мое прикосновение. Она была создана для любви, знала об этом, и пользовалась своим знанием. Такие женщины, способные своей волей и обаянием изменить все вокруг, рушить города и страны, повелевать миром, рождаются редко, возможно, раз в столетие. Таким женщинам служат, им поклоняются, их боготворят. Но в итоге их убивают. Мэрилин тому пример.