Поручик Державин - Бирюк Людмила Д.. Страница 19

Не ожидая услышать стихи из своей поэмы "Россиада", Херасков растрогался и подобрел.

— Спасибо, дружок! Пойми, что не себя, а Россию стараюсь я возвеличить. Выбирай и ты темы, достойные настоящей поэзии!

Он еще долго говорил о стихотворчестве, горячась и размахивая руками. Приводил в пример Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова… Державин хотел было ответить, что в поэзии важна не только тема, но и мастерство, но промолчал. Кто он такой, чтобы спорить с великим поэтом?

Вскоре Херасков ушел, подарив Державину только что вышедший университетский альманах и забрав несколько его сочинений, в основном переводов с немецкого. Шувалов с улыбкой поглядел на разочарованного гвардейца и продолжил прерванный разговор:

— Собрался я в Германию, братец… Что-то неуютно мне стало в России при новой власти. Поживу в чужой стране, посмотрю, что и как. Да вот беда — немецкий язык подзабыл. При Елизавете Петровне двор по-русски общался… А ты, судя по переводам, в немецком силен?

— Свободно владею, ваше сиятельство!

— Хочу предложить тебе поехать со мной переводчиком, да заодно и учителем. Авось с твоей помощью быстро одолею немецкий. Жалованье большое не обещаю, да все же побольше, чем тебе платят в полку. Подумай, дружок! В караулах стоять не придется, и времени на сочинительство будет предостаточно. Если надумаешь — скажи, я тебе помогу выйти в отставку.

У Державина от внезапной радости перехватило дыхание. Он вскочил, вытянулся и выпалил осипшим голосом:

— Ваше сиятельство! Что тут думать? Конечно, я согласен! Благодарствую, Господь вас спаси!

От такого искреннего и бурного излияния чувств Шувалов смутился.

— Ладно, ладно! Завтра с утра приходи в университет, подробно обо всем договоримся. А сейчас, не обессудь, братец: дела!

Окрыленный Державин летел домой, спеша поделиться с родственниками радостной вестью. Но Иван еще не пришел со службы, а Матрене Саввишне было не до племянника: она целиком отдалась любимому занятию — пекла масленичные блины. Их ароматом была пропитана не только кухня, но и весь деревянный дом Блудовых.

Наконец Гавриил уселся за стол и, уплетая за обе щеки теткино угощение да пригубливая вишневую наливочку, рассказал во всех подробностях о невероятной удаче, которую послала ему судьба.

— Мог ли я надеяться на такое счастье? Служить секретарем у знаменитого мецената, графа Шувалова! Невероятная честь, не говоря уже о хорошем жалованье и свободном времени для стихотворчества.

К его удивлению, заманчивое предложение Шувалова не вызвало у тетки ни малейшей радости и поддержки. Она хранила молчание, поджав пухлые губы, в ожидании, пока племянник окончит трапезу. Потом заговорила надрывно, с причитаниями:

— Ганюшка, друг мой… Послушай меня, старуху. Ты мне прямая родня! Матушка твоя — моя сестра любимая младшенькая — всегда со мной советовалась, пока не вышла замуж за твоего папеньку. Я тебе худого не желаю…

Державин слушал нетерпеливо и настороженно, чувствуя, что ничего хорошего витиеватое теткино вступление не сулит. Вскоре он не выдержал и попросил Матрену Саввишну приступить наконец к сути, без предисловий.

— А суть — не обессудь! — отрезала Саввишна. — Известно ли тебе, дорогой племянничек, что твой меценат и покровитель искусств — член масонской ложи? Знаешь ли ты, кто такие масоны?

— Нет… Но зато знаю, что Шувалов — друг Ломоносова и Хераскова.

— Так ведь Херасков — тоже масон! — Тетка в сердцах стукнула маленьким кулачком по столу. — Весь Московский университет — масонское гнездо! А твой Шувалов — за главного!

И Матрена Саввишна стала доходчиво объяснять заблудшему племяннику, что масоны — еретики и богохульники, которые ходят на тайные сборища, где совершают дьявольские обряды. Они убивают младенцев и пьют их кровь, что придает им особую силу. А еще они умеют читать чужие мысли, умерщвляют врагов на расстоянии в тысячу верст…

— Довольно, тетушка, рассказывать сказки, — усмехнулся Державин. — Если все масоны такие, как Шувалов и Херасков, может, и мне надобно вступить в сей орден?

Матрена Саввишна едва не упала со стула. Державин бросился было к ней, но та замахала на него руками:

— Не подходи! Смерти моей хочешь? Антихрист, вероотступник!

Улыбка сбежала с лица Державина.

— Здесь не театр, тетушка. Извольте держать себя в руках! И знайте, что я все равно уеду в Германию с графом Шуваловым — одним из самых уважаемых людей России!

Спорить ему было недосуг, он опаздывал в наряд, и тетка тоже промолчала, видимо, поняв, что истерикой его не проймешь. Они встретились вечером, когда пришел Иван. Узнав в чем дело, кузен полностью принял сторону Державина.

— Матушка, да кто ж у нас в Москве не масон? Они сейчас в большой моде, особенно среди ученых и дипломатов. Да будет вам известно, что правильное их название — франкмасоны, вольные каменщики. Только и всего! И никакие они не вероотступники, все исправно ходят в церковь и верят в Бога. Масонство вообще не занимается вопросами религии или политики.

— А чем же тогда они занимаются? Младенцев едят?

Иван расхохотался.

— Подобные байки народ сочиняет оттого, что масоны окружают себя тайной. Уверяю вас, матушка: младенцев они не едят, а обсуждают вопросы нравственности и всеобщего братства.

— Ты-то откуда знаешь? — подозрительно полюбопытствовала Матрена Саввишна.

— Успокойтесь, мамаша! Говорю лишь то, что известно всем образованным людям.

— Вот как! А мать, значит, темная дура? Ну спасибо, дождалась ласкового слова. Чего молчишь, Гаврила? Отвечай немедля: меня послушаешься или уедешь в Германию с ентим… фармазоном?

— Уеду, тетушка!

Охнув, она схватилась за голову и несколько мгновений сидела так, неподвижно. Потом решительно встала и сказала спокойно и веско, глядя Гавриилу прямо в глаза:

— Вижу, Ганя, ты сам себе голова и тебе наплевать, если я умру с горя. Но хоть мать пожалей! Запомни хорошенько: коли уедешь, я в тот же день отправлю Фенечке письмо, где все расскажу о твоих проделках: как в шулерском притоне проигрался, на что матушкины деньги потратил, как Ивану долг отдавал, промышляя шулерством… И как веру нашу православную предал — к германцам сбежал с проклятым богохульником! Все напишу, всю правду! А там посмотрим, что мать тебе скажет!

Державин ничего не ответил и молча ушел к себе. Ночью он не спал, раздумывал, читал, пытался сочинять… рвал бумагу… То и дело вскакивал из-за стола и ходил из угла в угол, как зверь в клетке.

Слушая, как он меряет шагами комнату, Матрена Саввишна сама извелась. Хотела зайти, поговорить, даже подошла к его двери, из-под которой виднелась полоска света. Но постучать не решилась.

Наконец настало утро, которое, как известно, вечера мудренее. Державин послушался тетку и к Шувалову не пошел.

Глава 7

ГРЯДУТ ПЕРЕМЕНЫ…

Мрачнее тучи вернулся он в Петербург. Но вскоре все изменилось в его жизни. Все! Он наконец стал офицером!

Это случилось 1 января 1772 года. Митя до последнего дня скрывал, что рапорт о производстве Державина в гвардейские прапорщики уже подписан: боялся сглазить удачу. Он хорошо помнил, какое жестокое разочарование пришлось пережить Гане, когда его зачислили в Инженерный корпус, а потом потеряли бумаги и отправили служить в Преображенский полк рядовым солдатом.

Надо признать, что у Мити были основания для тревоги. Полковой адъютант Желтухин как раз в то время добивался офицерского чина для своего брата, в обход Державина. Он почти договорился с командиром полка, что звание гвардейского прапорщика достанется брату, а Державина переведут прапорщиком в армию. Коварство состояло в том, что гвардейские звания были на два разряда выше армейских. В лейб-гвардии прапорщик — офицер, а в армии — всего лишь унтер.

Интрига выплыла наружу, и преображенцы возмутились. Офицеры единодушно приняли сторону "полкового поэта" и на общем собрании смело высказали свое мнение. В результате в армию прапорщиком отправился брат Желтухина, а Державин остался в гвардии и стал офицером.