Дикая тишина - Винн Рэйнор. Страница 1

Рэйнор Винн

Дикая тишина

Посвящается единомышленникам, благодаря которым эта книга появилась на свет

Raynor Winn

Wild Silence

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Text Copyright © Raynor Winn 2019

Original English language edition first published by Penguin Books Ltd, London.

© Автономова Н. В., перевод на русский язык, 2022

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022

* * *
Дикая тишина - i_001.jpg

Часть первая

Всегда земля

The shell must break before the bird can fly.
The Promise of May, Alfred, Lord Tennyson
Чтобы птица смогла полететь,
должна расколоться скорлупа.
Альфред Теннисон, Обещание весны
I can hear the voice, but I don’t know what it’s saying.
Somewhere deep in my brain,
a noise between the rush of blood and electrical
charges, a sound, or is it
a feeling?
It’s dark and low, a voice like a hum of words
rising from a hundred throats,
or the beat of a drum in tune to feet on hard earth,
or one bird call
long and low at dusk as the light dips below
a ridgeline
and the land becomes blue.
Я слышу голос, но не разбираю, что он говорит.
Где-то в самой глубине мозга
шум – что-то среднее между пульсацией крови
и электрическим разрядом, звук это или
чувство?
Глухой и низкий голос, подобный гудению слов,
поднимается из сотен глоток,
или стук барабана в такт шагам по твердой земле,
или птичий крик,
протяжный и тихий, раздается в сумерках, когда
свет уходит за кромку скал,
и суша становится синей.

1. Ушла в землю

Вообще-то перед рассветом первого января нового года я должна была спать в своей кровати, как все нормальные люди, а не стоять на промерзших камнях на вершине скалы. Но, открыв глаза в темноте зимней ночи, я ощутила все ту же тревогу, которая уже много месяцев не давала мне спать, услышала тот же шепот в ушах, и мне пришлось встать и пойти…

…по глухим узким улочкам Полруана, где в домах были задернуты шторы и царил покой. Веселые толпы, фейерверки и шум исчезли. Вернулась темная тишина, ее нарушали лишь лужицы света от фонарей и ощущение, что где-то рядом движется река, широкая и глубокая здесь, в устье, увлекаемая вглубь материка силой прилива, мерцающая тысячей отраженных огней. На причале стояла всего одна лодка, якорная цепь натянута до предела, корма ритмично покачивается в стремительном течении, как рыбий хвост. Я миновала последний дом и вышла на открытое поле. Мне даже не нужен был фонарь. Я так хорошо изучила этот маршрут, что ноги сами привели меня к узкой полоске вытоптанной земли, которая петляла между камнями и кустами дрока вверх по грубо вытесанным в породе ступеням, направляясь туда, где суша обрывается в море и разбивается о густую черноту утесов далеко внизу. Дальше, мимо скрюченного боярышника, согнутого ветром по форме берега. Вверх по растрескавшемуся грунту, почти не видя собственных ног, через калитку туда, где заканчивается подъем и начинается ветер. Береговой линии не было видно, но я знала, что она передо мной. Чувствуя, как она убегает сразу в обе стороны, я широко раскинула руки и слилась с невидимой, выщербленной, такой знакомой линией, мое дыхание превратилось в ветер – и я вместе с ним.

Сойдя с тропы, я прошла через поле к небольшой каменистой полянке, окруженной стеной дрока; овцы, прячась от непогоды, вытоптали здесь всю траву. Подходящее место, чтобы остановиться и присесть. Мое беспокойство начало утихать, и я расслабилась, поддавшись усталости. Темнота была плотной и непроницаемой, но ветер свистел в ветвях дрока у меня над головой, принося с собой кисловатый аромат игольчатых листьев, а море гулко и тяжело обрушивалось на скалы внизу, и его удары отдавались в земле ритмичной вибрацией. Я свернулась калачиком, натянула поверх шапки капюшон, засунула руки в перчатках под мышки, и мысли наконец покинули мою голову и растворились в свежем черном воздухе. Голоса в голове утихли, наступила тишина. Я больше не могла думать – только чувствовать, и сдалась власти сна – глубокого короткого забытья.

Забрезжил первый бледный свет, и я вернулась в свое ноющее, затекшее тело, но с места не сдвинулась, а продолжила лежать, сжавшись в комок и пытаясь сохранить последние остатки тепла. Сквозь серость у меня над головой скользнула темная тень, ее мощный хвост и широкие длинные крылья лишь чуть качнулись под напором ветра, когда она нырнула за край утеса и исчезла из виду. Я впилась глазами в светлеющее небо, дожидаясь возвращения птицы, смотрела не мигая, чтобы не пропустить его. Голова у меня заболела от усердия, а внимание скользнуло к горизонту, над которым на мгновение проступила тончайшая полоска золотого света, и тут же завеса монотонного дождя далеко в море заслонила от меня это сияющее чудо. Тогда птица бесшумно появилась вновь, безо всяких усилий взмыла в небо и зависла над кустами, покрывавшими мыс. Видимо, искала, чем бы позавтракать. Ее темная спинка и крылья с черными кончиками почти сливались с низким небом; только белая полоска над хвостом выдавала в ней луня.

Я выпрямилась, морщась от тупой боли в суставах, и выползла из дрока как раз вовремя, чтобы увидеть барсука, который сошел с береговой тропы и пробирался по полю к ближайшим зарослям. Его коротенькие толстые лапки быстро семенили по клочкам травы. Рассвет застал его, по-зимнему заторможенного, врасплох; ему давно пора было спать. Голод выгнал его в холодную ночь, но теперь ему нужно было вернуться в нору, глубоко под землю, где безопасно и тепло. У широкого входа в свой туннель он на секунду задержался, огляделся и потянул носом воздух. Затем исчез, ускользнул в невидимый безопасный мирок. Ушел в землю.

В тусклом сереющем свете я выбралась на край скалы и села, свесив ноги. На краю суши и у начала моря. В пространстве между мирами, во времени между годами, в жизни между жизнями. Я потеряна, но здесь, хотя бы на секунду, могу найти себя.

Назад через деревню, где все еще было совершенно тихо. В Фоуи, на другом берегу реки, светилось несколько окошек. Люди сонно варили кофе, прибавляли отопления и возвращались в свои постели. Я прошла по узким, как тропа, улицам к нависающей громаде церкви, толкнула железную калитку и пробралась по мощеному проходу между стеной и скалой. Вошла в узенькую квартирку с обратной стороны здания. Холод пронизывал меня до костей, у меня все болело. Но казалось, что ко мне наконец-то пришло понимание, которое ускользало с того самого дня, когда мы только оказались в этой церкви, впервые прошли через эту дверь. С того дня, когда опустили рюкзаки на голый пол, пройдя тысячу четырнадцать километров пешком, расшнуровали грязные ботинки и попытались заново научиться жить под крышей. Показалось, что я наконец поняла, почему никак не успокоюсь, почему тревожусь и не могу спать. Я заварила чай и отнесла его на второй этаж Моту – человеку, который был моим мужем, любовником и другом вот уже тридцать с лишним лет.