Дикая тишина - Винн Рэйнор. Страница 4

///////

Постелив себе в палатке в первый день нового года, я решила, что с бессонницей покончено: я просто соскучилась по своей палатке, но теперь-то все будет хорошо. Я высплюсь, окрепну, возьму себя в руки и уж тогда-то сосредоточусь на строительстве нашей новой жизни в деревне и на том, чтобы Мот больше не терялся. Я свернулась калачиком под зеленым куполом в углу спальни, вдали от людей и от мира, не подозревая, что через несколько дней окажусь на другом конце страны, за тридевять земель и от моря, и от палатки.

3. Hireth [2]

Смерть разгуливала по больнице, но у ее койки не задержалась. Смерть лишь мельком взглянула на нее, сидевшую очень прямо, – волосы аккуратно причесаны, новая синяя кофта застегнута на все пуговки. Нет, ее час еще не пришел, не сегодня, не в воскресенье. Сегодня воспаление легких немного утихло, я сидела у изголовья ее кровати, и мы вместе листали глянцевый журнал. Всего через несколько дней после начала нового семестра у Мота мне позвонили. Это был тот самый звонок из больницы, о котором ты знаешь, что когда-нибудь он раздастся, но никогда не можешь предугадать. Маму забрали в больницу с воспалением легких. Врачи считали, что у нее начинается сепсис и мне нужно срочно приехать. И вот три дня спустя ей стало настолько лучше, что ее хотели даже отпустить домой.

– Может, завтра ты принесешь лак для ногтей и сделаешь мне гламурный маникюр, как у девушек из журнала? Будет нам хоть какое-то занятие, а то мне становится скучно.

///////

После затхлого больничного воздуха я с облегчением вышла в холодную темноту позднего январского вечера. Захлопнула дверь фургона, завела мотор и поехала в мамин крошечный домик. Я ехала по сельским улочкам, таким знакомым, что и с выключенными фарами без труда добралась бы, куда ехала – в тепло ее кухни, полной привычных ей вещей. В мамин дом, но не в дом моего детства. Дом, где я выросла, сформировалась и стала собой, стоял неподалеку, на дне долины, невидимый в черной тишине неосвещенной сельской местности. Я чувствовала его присутствие совсем рядом. Завтра поеду в больницу попозже, может быть, днем. А перед этим прогуляюсь по знакомым полям, там, где когда-то оставляла свои еще маленькие следы.

///////

Выйдя в зимнее утро, я остановилась на теплом и уютном открытом крылечке коттеджа, дотянулась до карниза и положила туда ключ, очень осторожно, чтобы не потревожить старое и пыльное ласточкино гнездо. Птицы выбрали прекрасное место, первое утреннее солнце рано прогоняло отсюда ночной холод. Они вернутся весной и начнут конопатить свежей грязью трещинки в своем старом доме, удивленно ныряя в сторону каждый раз, как будет открываться дверь. Я прошла по саду мимо росистой травы и голых стеблей роз к тропинке, которая спускалась в туманную лощину. Видимость была плохая, но я слышала на озере крики диких гусей, канадских казарок. Впрочем, даже не видя их, я знала, что там происходит. Первые весенние перелетные птицы нарушили налаженную жизнь гусей, которые решили остаться и зимовать дома. Еще не пришло время строить гнезда, так что сейчас гости и хозяева просто препирались за еду и территорию.

Миновав озеро, я еще некоторое время слышала их крики сквозь туман, а потом меня обступили мои корни, мое детство, истоки всего, чем я стала, местность настолько знакомая, что я могла бы нарисовать ее даже с закрытыми глазами. Ферма подождет; сначала пройдусь по полям и посмотрю на нее издали, потяну время, впитаю впечатления.

Я прошла лесопилку, где многие поколения деревенских жителей пилили древесину на дома и заборы. Здесь когда-то лежали стволы громадных дубов, вязов и буков, моим детским глазам они казались необъятными, высокими до неба. Теперь и след их простыл. Древесина попилена, пилы увезли, вместо запыленных окошек вставлены двойные стеклопакеты, у двери растут розы. Я вышла из тишины буковой рощицы, росшей на холмике над рядом коттеджей, и направилась в сторону горы, глядя, как в желтом утреннем свете начинает рассеиваться туман. С возвышения мне были видны домики, где когда-то жили наемные работники, обслуживавшие поместье. Плотник-шотландец с женой занимали дом покрупнее, с большим садом и огородом, чтобы кормить своих пятерых детей; посередине жили водопроводчик с женой, которую никто никогда не видел; а в последнем обитал садовник. Пока я поднималась в горку, от домиков отъехала первая машина: кто-то направлялся на работу в город из своего современного коттеджа со всеми удобствами в сельской местности. На самом деле поросший травой склон был вовсе не горой, а полем на откосе крутого холма, но так уж мы его называли. Я знала, что отсюда, отвернувшись от увенчанной деревьями вершины холма, увижу свой дом. И действительно, он лежал в долине, порозовевший в утренних лучах солнца. Любому другому человеку он показался бы просто каменным сельским домом, но я видела его во всех подробностях. Створчатые окна главного фасада, крошащиеся кирпичи, шиферную крышу, а за ними невидимый выступ – дом был построен в форме буквы «Т». Я почти слышала его присутствие.

Я пошла дальше через «Высокое поле», самое большое на ферме, где всегда выращивали овощи. Не одно лето я провела здесь, шагая за механической картофелекопалкой, которая методично прочесывала вздувшиеся ряды, раскидывая молодые клубни в мягкой кожице по влажной земле. Я шла согнувшись, собирая картошку в ведерко, ведерки потом высыпались в мешки, мешки складывались на телеги, с телег они попадали в сараи, из сараев – в грузовики, из грузовиков – в магазины и кафе. Здесь же я проводила и зимы, сырые и морозные, срезая садовым ножом ботву с репы и бросая в маленькую деревянную тележку, чтобы потом отвезти ее назад на ферму и сбросить в измельчитель, на корм быкам. Пока мои одноклассники играли со своими игрушками или на детской площадке, я была здесь. На солнце и ветру, руки по локоть в грязи, наедине со своими мыслями. В те редкие случаи, когда я все же проводила время с другими детьми, я чувствовала себя чужой. Позже, уже подростком, я хотела быть такой же, как мои школьные подружки, увлекаться одеждой и косметикой. Но как ни старалась, у меня всегда было чувство, что одной ногой я стою на танцполе, а другой увязла в грязи.

Спустившись с холма, я прошла через высокий лиственный лес, где весной вырастал ковер из голубых пролесок, а летом качались смолка и лесной купырь. Много дней я провела на опушке этого леса. В десять лет я должна была, наверное, играть с друзьями, но вместо этого сидела в одиночестве на границе леса и поля и смотрела, как в траве скачут кролики. Сотни диких бурых существ паслись в полях, уничтожая озимые не хуже саранчи. Я любила стоять у изгороди, почти полностью скрываясь в ее тени, и дожидаться, пока на холм наползет коричневое облачко, а потом выскакивать из укрытия, изо всех сил хлопая в ладоши, и смотреть, как кролики резко поднимают головы от еды, а потом стремглав бросаются к своим норкам, словно грязная вода, утекающая в раковину. Когда я подросла, то перестала хлопать в ладоши и часами просто наблюдала за иерархическим устройством коричневого кроличьего мира. Старшие животные выбирались далеко в поле, молодняк оставался поближе к укрытию, а часовые несли караул: они не опускались к земле, чтобы поесть, а стояли на задних лапках, присматриваясь, прислушиваясь и, если что, подавали сигнал об опасности. Как только они начинали с глухим стуком барабанить мощными задними лапами по земле, вся стая бросала еду, мчалась к отверстиям в склоне холма и исчезала в них.

Дойдя до домика егеря на опушке леса, я всмотрелась в поле, но увидела только зелень. Я остановилась и похлопала в ладоши в ожидании бурых теней. Ничто не шелохнулось: поле будто застыло в холодном, влажном зимнем воздухе. Здесь, в вольерах, окруженных высокой железной оградой, егерь когда-то держал гончих для лисьей охоты. Они громко лаяли каждый раз, когда кто-то проходил мимо, и звук отдавался по всей долине. Это были крепкие, сильные, мускулистые собаки, и егерь ходил среди них совершенно спокойно, они лизали ему руки, как домашние любимцы, а вовсе не как безжалостные убийцы. Мне приходилось видеть, как они разрывают лису на части, и мне даже не нужно было запрещать подходить к ним; ни за какие коврижки я бы к ним не приблизилась.