Одна зима на двоих 2 (СИ) - Верховцева Полина. Страница 4

Хасс не хотел отдыхать. Едва покончив с делами, он распускал людей и шел в ночной обход. Проверял укрепления и подходы к городу, иногда поднимался на высокий утес, с которого открывался обзор на много миль вокруг, а порой тренировался на площадках, где днем воины отрабатывали боевые навыки.

Лишь под утро он уходил к себе, чтобы замертво упасть на кровать, а через несколько часов встать и начать все по новой.

Время неумолимо бежало вперед, подводя все ближе к знаменательному событию в жизни каждого кхассера. К обряду. После которого его нойри, выбранная много лет назад жрецами и оракулом, станет полноправной женой. Если обряд пройдет нормально и ритуальный камень станет цвета молодой луны, то у них родятся дети. И кто-то из них, возможно, унаследует силу кхассера. Шанс есть. Гарантий нет.

В Андракисе все реже рожались дети с янтарными глазами, и некогда полноводные реки кланов, превращались в пересохшие ручьи. Так исчезли Рыси, так растворились во времени Ягуары. И так могло случиться со всеми остальными.

Магия связи ослабевала. То, что когда-то давно, много веков назад, удалось самым смелым и отчаянным, теперь ускользало. Они получили силу зверя, смогли укротить ее, впитать в себя, но время шло и сил сохранять слияние становилось все меньше. И все из-за ошибки древних магов, которые просчитались, замыкая силу кхассеров на аракит. Камень, который не был редкостью в Милрадии, но полностью отсутствовал в Андракисе.

В ночь перед обрядом Хасс не спал. Он стоял у раскрытого окна, подставив лицо колючим порывам морского ветра, слушал недовольный рокот седых волн и неотрывно смотрел туда, где за горизонтом скрывались заснеженные вершины Драконьей гряды. Их было не видно, но они манили, наполняя сердце тревогой и лишая покоя.

Утром он облачился в ритуальную одежду: простые льняные брюки и рубаху с широким воротом. По манжетам темной вязью стелились символы, восхваляющие богиню плодородия Иль Шид, на спине — крылатый лев, как символ клана.

На подходе к храму его встретили жрецы. Один маленький, прыткий, как воробей, второй — высокий и сутулый, словно скрюченная палка. Они провели его в келью для подготовки. Там было тихо и сумрачно. Хасса усадили на низкую, жесткую лавку и старый оракул, шепча нескончаемые заклинания и подвывая на самых ответственных местах, пальцами зачерпывал из медной чаши золу, смешанную с благовониями, и наносил ритуальные знаки на его лицо. Размашистые мазки по щекам, овал на подбородке, стрела по шее вниз к впадине между ключицами.

Хасс не мешал ему. Он просто сидел, как каменное изваяние, позволяя изрисовывать себя, и отсутствующим взглядом смотрел на стену прямо перед собой. Волнения он не испытывал, радости — и подавно. Все было, как в тумане. И единственное желание, которое он испытывал — поскорее с этим покончить.

— Ты готов, мой кхассер, — оракул почтительно склонил голову, потом отошел в сторону, и юный послушник тут же подал ему белое полотенце, — время пришло.

Огромный зал был полон людьми. Здесь присутствовали и старейшины Мол Хейма, и приглашенные гости из соседних городов, и даже несколько кхассеров из других кланов.

Кхассер не обращал внимания на гостей. Его янтарный взгляд был прикован к каменной плите алтаря, расположенного у ног статуи богини Иль Шид, и к самой статуе. В ее руках накрытый черным бархатным полотнищем покоился его лунный камень. И хотя он пока еще был скрыт от посторонних глаз, Хасс знал, что время действительно пришло. Черный символ, до этого мирно спавший на его груди, ожил и пульсировал в такт биению сердца.

Сабина шла рядом, гордо вскинув подбородок и глядя прямо перед собой. В ее темные волосы были вплетены белоснежные цветы, а платье настолько нежное, насколько и откровенное мягким шлейфом стелилось по полу.

Она была прелестна. Идеальная невеста. Красивая. Достойная. Присутствующие в храме мужчины смотрели на нее с тщательно скрываемым интересом. Он видел отблески восхищения в чужих глазах…и не испытывал ничего кроме жгучего раздражения.

Ни ревности, ни ярости оттого, что кто-то смотрит на принадлежавшее ему. Ему было все равно. Дань традициям, повинность. Вынужденная мера.

Сердце в груди споткнулось, когда мысли вернулись к другой девушке. Той самой, которая теперь далеко, в замке императора.

Хасс скрипнул зубами, чувствуя, как закипает. Все в прошлом. Он сделал так, как был должен. Отдал ее. Все правильно. Ее судьба больше его не касается. Ким — там, он — здесь, в этом храме, с Сабиной. Верховный жрец Дорхан уже ждет возле алтаря. Сейчас он произнесет заветные слова, отметит их лица красной дланью и снимет черную накидку с камня плодородия. И если богиня согласна с их союзом, то камень будет наполнен мягким лунным светом.

— Мы собрались перед ликом богини Иль Шид, чтобы совершить обряд единения. Хасс и Сабина, пришло ваше время.

Они покорно опустились на колени, готовые принять свою судьбу, и Дорхан приступил к обряду. Его зычный голос разносился по залу, достигая каждого уголка, отражаясь от стен и теряясь где-то под высокими сводами. Двое служителей поднесли плоскую чашу, доверху наполненную кровью. Не переставая говорить, верховный жрец взял шелковый помазок, окунул его в багряную жидкость и вывел на лбу кхассера семиконечную звезду. Затем развернулся к Сабине и сделал тоже самое.

— Пора. Да прибудет с вами милость богини Иль Шид, — с этими словами он снял черный полог, скрывающий камень от посторонних глаз.

И в тот же миг в храме повисла настороженная тишина.

Вместо призрачного лунного света, пробивающегося сквозь неровные грани, все увидели абсолютно белый, словно нетронутый снег, камень плодородия.

Дорхан аккуратного взял его в руки и, не отводя изумленного взгляда, произнёс то, что и так было всем очевидно:

— Белый.

* * *

Хасс стоял на коленях, словно высеченная из гранита статуя, и не мог шевельнутся. Сердце, еще недавно равнодушно сокращающееся в груди, теперь нещадно лупило по ребрам, пытаясь пробиться наружу. Сабина, наоборот, судорожно выдохнула и прижала ладони к побледневшим щекам:

— Неужели…

О том, чтобы стать истинной для кхассера она и не мечтала.

— Положите на него свои руки, — сипло произнёс Дорхан. Впервые за много лет службы в храме голос его подводил.

Хасс приложил свою ладонь первым, тут же почувствовал, как сдержанное тепло струиться под кожу. Следом за ним к камню потянулась и Сабина. Вот только где ее ладонь прикасалась к камню, его поверхность становилась темной, словно обгоревшая древесина.

— Ты не имеешь отношения к этому камню, — удивленно обронил Дорхан, отдергивая камень в сторону, — единение Хасса уже состоялось.

Изумленные взгляды всех присутствующих обратились к кхассеру.

Он поднялся с колен и, не обращая внимания на притихшую толпу, направился к выходу, на ходу стирая с лица ритуальные символы.

Ему не было дела ни до гостей, приглашенных на торжество, ни на бывшую невесту, бежавшую следом за ним и кричащую, что он не может ее вот так оставить. Он мог. Уже оставил. Сейчас имело значение только одно — вернуть Ким, пока не стало слишком поздно.

А может уже?

Прошло двенадцать дней с того момента, как на развилке у Сизых скал он отправился в одну сторону, а его пленница в другую. Он считал эти дни, хоть сам себе в этом и не признавался, помечал кроваво-красным в памяти.

Двенадцать дней он запрещал себе узнавать, что произошло с ценным трофеем, пойманным в Долине Изгнанников. Как добралась? Куда ее поместили? В темницу на окраине или в камеры под главным замком? Видел ли ее император? Сломал ли он ее…

Не успел.

Хасс был в этом уверен. Он знал, что Ким жива и здорова. И уверенность эта крепла в нем с каждой секундой.

В гордом одиночестве он спустился по каменной лестнице и вышел на широкую площадку, обнесенную массивным парапетом. Жадно вдохнул, будто надеялся, что сможет уловить ее запах. Взгляд снова устремился туда, где далеко на горизонте едва уловимо поблёскивали снежными шапками Драконьи горы.