Я тебя спас. Ты не против? (СИ) - "Северный Орех". Страница 20

— Пожалуйста, — он протянул мне книгу, задев мою ладонь кончиками пальцев. — Вань, ты дождешься меня? Сходим куда-нибудь, — негромко предложил он, а я молчал, не зная, что сказать, и только залип на его добрые, искрящиеся нежностью глаза.

Толпа сзади напирала, и какой-то хмурый мужик оттеснил меня с пути, буркнув что-то про тормозную жидкость.

Я вывалился на заснеженную улицу и побрëл к своему капустному листочку. Веста встретила привычным запахом пластика и хвойным ароматизатором воздуха.

Я открыл форзац и улыбнулся. Принимая во внимание всю «медвежесть» Миши, я думал, его почерк окажется корявым и кряжистым. Но сейчас я смотрел на ровные строки, выполненные лёгким летящим почерком, отдалëнно похожим на эльфийскую вязь.

«Моему самому ценному читателю, который — я уверен, не прочитал ни одной моей книги.

Зáюшка, возвращайся!

С надеждой, твой «медведь» из леса».

Я сглотнул ком в горле, улыбнулся и завёл мотор, разворачивая машину в сторону дома.

Я вообще перестал понимать себя и свои поступки. Что мне нужно? Хоть кто-нибудь знает?

***

Ослабшим пальцем я смахнул входящий вызов в право и приложил телефон к уху.

— Привет.

— Как ты?

— Хорошо, а ты?

— И я хорошо.

Пауза. И лëгкое головокружение. Завтра будет болеть голова, да и пофиг. Сегодня я могу позволить себе напиться в хлам пятью, а то и целым десятком глотков пива.

— Вань… ты подумал, над чем хотел?

— Не совсем. А что?

— Я соскучился. Я ужасно соскучился, зáюшка! Я не понимаю, чем ты так расстроен и почему не хочешь приехать ко мне или хотя бы встретиться в Москве. Что я сделал не так, а? — впервые он говорил по телефону об этом. И прозвучало в его голосе что-то такое, отчего у меня встал ком в горле. — Знаешь, я иногда жалею, что ты вообще поехал в эту сторону. Я жил спокойно, работал, изредка ездил в Москву трахать готовых на всë мальчиков и был счастлив. А появился ты и перевернул нахрен всё, чем я себя окружил.

— Миш… ты пьяный? — внезапная догадка объясняла этот поток откровений.

— Нет. Немного. Баба Вера заходила на чай, — ну, это всё объясняет. Наверное, снова в кружке коньяка оказалось больше, чем чая. — Но не думай плохого. Я постоянно эти мысли гоняю, просто не говорил раньше. Вань…

— М-м? — Миша молчал, и я продолжил: — Знаешь, а ведь я тоже сегодня пьяный. Почти в зюзю. Четыре глотка нефильтрованного — это не шутки.

— Надеюсь, ты один дома? — в низком голосе явно послышалась ревность. Наверное, помнит мои побочки от алкоголя.

— Да, один. Макс у своей девчонки с ночëвкой. А я вот… в запое.

— Пьяный ребёнок — горе в семье, — глубокомысленно изрëк Миша, улыбаясь. — Вань… возвращайся? Я тебя везде вижу, куда ни пойду. Вспоминаю и не верю, что почти три недели уже прошло. Зáюшка…

— Назови меня так ещë, — попросил я, крепко зажмуривая глаза и сжимая наливающийся член через шорты. Его рычащий голос с самого начала оказывал на меня какое-то странное действие. А я почти три недели даже не думал о сексе.

— Зáюшка… Нежный мальчик… Маленький… добрый и храбрый! Я вспоминаю, как ты в лесу Тузика побежал спасать, не задумываясь об опасности, которая могла тебя ждать, и не могу не улыбаться. Самый смелый… Самый открытый… Я не понимаю, что в тебе есть такого, что заставляет меня думать только о тебе. Хотеть тебя, — он замолчал, напряженно вслушиваясь в моё сбившееся дыхание. — Только не говори, что ты сейчас делаешь то, о чём я подумал! Ты… ты гладишь себя?

— Д-да, — ну, а правда, почему бы и не подрочить, слушая хриплый низкий голос, от которого у меня мурашки бегут. — Ты против?

— Да. Нет. Не знаю. Я бы сейчас год жизни отдал, чтобы приласкать тебя самому! Что же ты делаешь, паршивец? — его голос стал ещё ниже, и кажется, я догадывался, чем он тоже теперь занят. Дурной пример заразителен.

— Скажи ещё! Хочу слышать тебя, — выдохнул я, стараясь, чтобы язык не заплетался. Я всё это время старательно сдерживал себя, но сейчас-то я пьян. Почему бы не позволить крохотную слабость?

И он говорил. Называл меня так, что внутри всё сжималось в сладкой истоме. Я слушал этот рокот в самое ухо, и его голос смешивался с воспоминаниями, создавая гремучую смесь. Бархатные звуки окружили меня негой, укрыли, как пуховым одеялом и обволокли, как шоколадное фондю.

Он наверняка слышал, с каким болезненным стоном я кончил, пачкая шорты. А вот спустил ли он, я так и не понял. Возможно, ему не хватило личного присутствия и прикосновений. Ведь у Миши выдержка намного лучше моей.

— Зáюшка… Хочешь, я приеду прямо сейчас?

— Ты на часы смотрел? И ты выпил, — не передать словами, как я хотел, чтобы он приехал! Но я соскреб всю силу воли, чтобы дать правильный ответ.

— Плевать на время. А коньяка была всего стопка. И прошло уже часа три. Я аккуратно поеду. Тузик проконтролирует. Хочешь? Приеду и заберу тебя с собой.

— Утащишь в свою берлогу? — грустно усмехнулся я, удивляясь, как «медведь» сходу попал по самому больному. — Нет, Миш, не надо. Оставайся дома. А я, пожалуй, спать лягу.

— Хорошо, — я слышал отголосок разочарования в его голосе, но не мог ничего сделать. — Вань, в следующую субботу Виталик с Лизкой женятся. Мы в качестве гостей. Свадьба обещает быть интересной, что-то в стиле бохо — правда, я не особо вникал, что это. Вроде как экология, природа — всë, как Лизка любит. Конечно, там будут посторонние и мы не сможем вести себя открыто, но мы могли бы просто…

— Я не смогу.

— Почему?

— У девчонки Макса день рождения. Я гость. Они арендовали какой-то комплекс. И я не смогу отказаться, — и ведь на этот раз я даже не соврал.

Миша молчал.

— Ясно. Я понял. Попытаться стоило… Если надумаешь, позвони. И если… если захочешь вернуться — тоже позвони. Обязательно, слышишь? — я согласно угукнул. — Тогда спокойной ночи, Вань, — и Миша отключился, не дождавшись ответа.

А я присосался к почти целой стекляшке пива и закрыл глаза, рассчитывая умереть от переизбытка алкоголя.

***

Я весело улыбался, радостно поддерживая разговор с приятелями и старался не пустить на своё лицо снисходительное и брюзгливое выражение. Нас, гостей именинницы, почти два часа трясли в автобусе, чтобы привезти на какую-то экологически-чистую базу отдыха. Лоно природы за пределами загазованной Москвы и всё такое. Вообще, это сейчас модное направление. Глобальное потепление, Грета Тунберг, амурские тигры…

Зачем тратить кучу денег и ехать в такую даль на чистейшую природу, чтобы набухаться, как свиньи, так и осталось для меня загадкой. Но слово именинницы — закон.

На первый взгляд всё выглядело неплохо. Действительно, сугробы, деревья, светлые срубы палат — так тут называли домики. Но стоило присмотреться, как становилось понятно, что это всё искусственное. Под рафинированный европейский стандарт. Палаты не из брëвен, а обшиты деревянными панелями из прессованных опилок, которые имитировали стволы. Пол не из досок, а укрыт каменной плиткой. И даже в бане стояла не печь, а электрический нагреватель, на который запрещено лить воду. Из настоящего тут были только сугробы.

Конечно, городскому жителю, который нормальную природу видит только по телевизору, такая усадьба покажется настоящей самобытной деревней.

Но я, после того как побывал у Миши в гостях, попарился в его бане и послушал деревенский говор бабы Веры, везде видел фальшь. Эта дорогущая усадьба со своими палатами и рядом не стояла с домом в Опушкове!

Мне было грустно. Несмотря на весëлую музыку деньрожденного направления, горы еды, море алкоголя с открытым баром, сауну и бассейн, мне было грустно. Хотелось в нормальную баню. На кутник. И чтобы потом облепиховый чай попить. С картофельной калиткой. Или медовой пахлавой без орехов.

— Скучаешь? — бармен давно посматривал на меня. У него и вариантов не было — я единственный из всех гостей сидел за стойкой и топил свою печаль в морковном соке. Хоть что-то мне в этой усадьбе понравилось! Остальные гости подбегали, чтобы опрокинуть по рюмашке, и уносились обратно, в сауну и бассейн.