224 избранные страницы - Альтов Семен Теодорович. Страница 12
Расстроенная Лида ушла, забыв запереть дверь.
Шалава выбежала на балкон, нежно тявкнула. Сидевший напротив дома барбос метнулся в парадную. Взлетев на третий этаж, проскользнул в приоткрытую дверь. Шалава лежала на кровати Карпухиных, кокетливо свесив язык. Пес взвизгнул от радости, прыгнул в постель и прижался к Шалаве. Она лизнула его морду, барбоса забила сладкая дрожь.
В это время наверху затопали, закричали: «Где мои носки?! Сколько раз говорил, не вешай на балкон, ветром сносит! Единственные носки! Еще и лифчик?! Поздравляю! Мало того что есть нечего, так теперь еще и не в чем!» Потолок задрожал.
Барбос, испугавшись, залез под кровать. Там долго ворчал и наконец вылез, серый от пыли, держа в зубах что-то рыжее. Глаза его налились кровью. Нос злобно сморщился, пес зарычал негромко, но страшно. Шалава зажмурилась: «Черт! Вчера заходил Рекс! Идиот старый линяет. Но он брюнет, а этот рыжий... Кто же тут был и у кого?»
Ну и семейка!
Между
Ничем в жизни человек так не обеспечен, как тоской. Оттого тоскуем, что ко всему привыкаем.
То, чего когда-то не хватало, как воздуха, теперь не замечаем, как воздух, которым дышим.
Недавно радовала крыша над головой, уже раздражают низкие потолки под этой крышей.
Любимый человек — жена, ближе которой никогда никого не было и нет, вот что досадно, плюс ее замечательный борщ со сметаной, ложка в котором стоит по стойке «смирно». Но сам борщ стоит уже вот здесь!
То же с любимой работой, от которой ежедневно получаешь удовлетворение с восьми до семнадцати как проклятый. Оживление вызывает только обвал потолка, но, к сожалению, это не каждый день.
И один умный посоветовал: надо все менять. Чтобы забыть, как кошмарный сон, очнуться в другом месте, потом вернуться, а там все как в первый раз, даже лучше.
Значит, так, когда жена и борщ становятся поперек горла, зажмуриваешься, посылаешь к черту и с головой ныряешь в работу, забывая все на свете. День и ночь работаешь, работаешь, причем с удовольствием. И так вплоть до полного отвращения. До аллергии на товарищей по работе.
Тогда зажмуриваешься, посылаешь к черту и ныряешь в другой город, в командировку. А там все новое: дома, женщины, консервы, тараканы в гостинице — кошмар какой-то! Вплоть до того, что жена сниться начинает. Значит, пора в семью. Зажмуриваешься и с головой ныряешь в дом родной, в борщ, к жене, к детям. Млеешь там день, два, три, пока сил хватает, пока не бросишься из дому вон, на улицу, к незнакомым людям.
Вот так, окуная себя то в одно, то в другое попеременно, носишься между своими привязанностями, к которым привязан на всю жизнь. Улетаешь, чтобы вернуться, как бумеранг. Через отвращение идешь к радости. И все как в первый раз. Даже хуже. Потому что со временем темп возрастает. И, не успев толком плюнуть на работу, рвешь в командировку, от которой тошнит уже при посадке, поэтому первым же рейсом — назад, в дом, из которого хочется бежать, едва переступил порог.
Поэтому человек так любит переезды — в пути находишься между тем, что было, и тем, что будет.
Вот почему так хорошо в поездах, самолетах, такси и на верхней палубе теплохода. Потому что между.
Сметана
Нервы стали ни к черту. Ну как у всех. Чуть что не так, а не так все, — сильно тянет убить. Но когда весной холодильником запустил в машину соседа — он ночью бибикнул, — понял: допрыгаюсь.
Лег к другу в больницу. Уколы, таблетки, массаж. И, вы знаете, размяк. Ни на что не реагирую. Благодать.
Сосед по палате час в носу ковыряет — мне хоть бы что!
Словом, вернулся домой другой человек.
Детки сначала по углам жались, а потом подползли!
Жена и та на третьи сутки рискнула одним одеялом накрыться!
Но у меня-то нервы смазаны, а у других нет.
Нелеченная жена держалась неделю. А тут в субботу я принес из магазина хлеба, булки, сметану. И вдруг жену прорвало:
— Когда ремонт будем делать, спим, штукатуркой накрывшись! Мужик ты или не мужик!
А у меня-то на душе благодать. Говорю:
— Оленька, поверь, это мелочи жизни! Посмотри в окно: на деревьях почки набухли!
Жена завелась:
— Когда Николай долг отдаст! Другой бы пятки ему подпалил! Мужик ты или не мужик?!
Я зубы стиснул, говорю:
— Оленька, повторяю! На деревьях почки набухли!
Моя орет:
— Сосед уже третью машину меняет, а у тебя даже самоката никогда не будет! Ты не мужик!
Чувствую, нервы натягиваются, как струны гитары, а жена колки крутит, крутит. Слышу, зазвенело внутри. Кричу:
— Оля, скройся с глаз долой! Убью — пожалеешь!
Ни в какую.
— Смотри, в чем хожу десять лет, не снимая! Стыдуха! Ты не мужик!
— Ах не мужик?! — и банку сметаны об пол хрясь!
Как граната рванула. Пол в осколках, жена в сметане, контуженная, глаза круглые, рот настежь.
И тишина.
Я с утра в магазин. Вернулся, банку сметаны держу в руках.
— Доброе утро, дорогая!
Только она рот открыла, я банку сметаны об пол хрясь!
И тишина.
Каждое утро приношу по банке сметаны. Об пол — и тишина.
У кого с нервами нелады, лучшее средство — сметана.
Баночку натощак об пол. И тишина!
Подсекай
Мужика надо брать в мужья теплым, пока он к тебе не остыл. Подставь ему ножку, — во-первых, он ее увидит, во-вторых, растянись в полный рост рядом с ним, — обоюдный перелом лучший повод для знакомства.
Пригласил в ресторан, а тебе не в чем идти! Мол, купила новые клипсы, а к ним нету ни платья, ни сумочки, ни туфлей, ни пальто. Купит. Купит! Пока в организме влюбленность, они не жмутся. А потом подсчитает столбиком, сколько в тебя вбухал, и пожалеет кому-то отдать. Так что тряси его до свадьбы, как грушу, после свадьбы не вытрясешь ничего.
Понахальнее, понаглее! С ними иначе нельзя! Вот сколько на белом свете хорошеньких, умненьких, скромненьких, до конца дней ни одного мужа не заарканили. Им гордость не позволяет на шею вешаться. А не повесишься вовремя на шею сама, кто тебе поможет повеситься в старости?!
Бери его на испуг. Чуть что, «я в положении». Ух, они этого боятся! Будто не ты в положении, а он сам! Припугнула — и сразу покупай соски, распашенки, буквари. Пусть смирится, что он отец.
И все по плану, когда что позволить, когда по физиономии дать, — чередуй! Это их возбуждает.
Есть еще хороший приемчик. Шли по улице, разговаривали, вдруг на ровном месте в слезы и убегай! Хоть на дерево влезь, — догонит! Это как кошка с собакой. Пока кошка сидит, собака вялая. Кошка рванула, собака за ней! Шерсть дыбом, в глазах интерес! Секс начинается с беготни.
Но главная задача — выйти замуж, а потом пусть бегает, пока ноги держат.
«Любит, не любит» — это для пионеров. Главное — расписаться. Как у людей чтобы. Да, есть муж, а как же! Вон пасется рыжий с яблоком!
В старые добрые времена, говорят, мужика можно было брать голыми руками. Увидев краюшек туфли, в обморок падал от перевозбуждения. Сейчас такие экземпляры только в заповеднике.
Поэтому надо окружить его лаской со всех сторон, загнать в угол, а там брать за глотку.
Шепнул ночью в забытьи «люблю» — врубай свет, вызывай понятых!
«Повтори при людях, что ты сказал?»
Он жмурится, простынкой маскируется, а ты ему: «В глаза! В глаза! Что ты сказал, подонок, повтори!»
Куда он денется при свидетелях.
А лучше магнитофончик. Брякнул ночью, ополоумев, «милая» или что покруче, а ты ему запись утром прокрути: «Вам знаком этот голос? Или мы расписываемся, или завтра это прозвучит в программе „Итоги“».
Поплачет и поползет в загс как миленький.
Поняли. Мужика надо брать живьем, пока тепленький.
Ходить на него лучше весной и летом. В нем тогда кровь бродит, подпускает близко, из рук ест. А ты его прикорми. Накидай мясца, зелени вокруг накроши, плесни наливочки.