Петербург Достоевского. Исторический путеводитель - Лурье Лев Яковлевич. Страница 29

Институтская речь во многом шла от детского языка. Как писал исследователь институтского быта Александр Белоусов, «ангел», «божество» и «прелесть» перемежаются «дрянью», «ведьмой» и «уродом»; «божественный» и «обворожительный» уживаются с «гадким» и «противным»; за «обожать» следует «презирать». Весьма показательным является обилие уменьшительных форм: «душечки», «медамочки», «милочки», «амишки». Встречаются даже «душечка поганая» или «бессовестная душечка». Важнейшую роль в институтской жизни имел обычай обсуждения внешних данных совоспитанниц: «У нас в каждом классе подруги сообща решали, кто первая, кто вторая по красоте. Я числилась только девятой. Вот они и были уверены, что первая по красоте выйдет замуж раньше других. Следовательно, я должна была выйти замуж девятой». Важный институтский обычай – «обожание». Обожательница чинила обожаемой перья, шила тетрадки, испытывала всяческие мучения, например, вырезая ножиком или выкалывая булавкой инициалы «божества», ела в знак любви к «божеству» мыло, пробиралась в церковь и там молилась за его (ее) благополучие. Если же кому-нибудь наскучивало долго обожать одно и то же лицо, то та выходила на середину и просила девиц позволить ей «разобожать». Институтки любили рассказы о привидениях. Для того чтобы не срезаться на экзаменах, клали за лиф образ Николая Чудотворца, соль и кусок хлеба. Сословное воспитание было отменено советской властью, и в помещении Екатерининского института после революции располагалась средняя школа, а во время войны – госпиталь. После войны в здании разместилась часть Российской национальной библиотеки: студенческие залы, газетный отдел, нотный, коллекция земских изданий. Читатель здесь собирается довольно пестрый: наряду со студентами множество вполне взрослых и даже пожилых людей, читатели с высшим образованием и без него. Их привлекает возможность погреться, почитать газету «Аргументы и Факты» и пообедать в местной столовой со смехотворно низкими ценами.

Выпускницами института благородных девиц были Катерина Ивановна Мармеладова из «Преступления и наказания» и Катерина Ивановна из «Братьев Карамазовых».

Шереметевский дворец

Набережная реки Фонтанки, 34

Дворец богатейшего графского рода Шереметевых, занимавший во времена Достоевского огромный участок с садом, – остаток некогда многочисленных городских дворцовых усадеб вдоль Фонтанки – построен в стиле барокко (1750, архитекторы С. Чевакинский и Ф. Аргунов). На нарядной чугунной ограде (1844, архитектор И. Корсини) – герб рода Шереметевых.

При Достоевском дворцом владели Дмитрий Николаевич Шереметев – флигель-адъютант, ротмистр кавалергардского полка, гофмейстер, знаток церковного пения, создатель образцового хора и его сын Сергей Дмитриевич – полковник кавалергардского полка, флигель-адъютант, московский губернский предводитель дворянства, обер-егермейстер двора, основатель общества любителей древней письменности, историк и мемуарист.

В одном из дворцовых флигелей находится музей А. Ахматовой, жившей здесь, в квартире своего мужа искусствоведа Н. Пунина в 1920-1950-х годах. В творчестве Ахматовой темы Петербурга и Достоевского – центральные, сам город для нее – «Достоевский и бесноватый».

Девиз шереметевского герба – «Deus conservat omnia» («Бог хранит всех») – взят эпиграфом к ахматовской «Поэме без героя». Ахматова умерла 5 марта 1966 года в подмосковном санатории. Тело ее перевезли в морг института Склифосовского – бывший Странноприимный дом Шереметевых, над входом в который тоже начертано: «Deus conservat omnia». В Ленинграде похоронная процессия двигалась от Дома писателей в Комарово по Фонтанке. У Фонтанного дома траурная процессия остановилась – и Анна Ахматова как будто попрощалась с дворцом в последний раз.

Из заметок Анны Ахматовой к «Поэме без героя»: «Окно… выходит в сад, который старше Петербурга, как видно по срезам дубов. При шведах здесь была мыза. Петр подарил это место Шереметеву за победы.

Когда Параша Жемчугова мучилась в родах, здесь строили какие-то… галереи для предстоящих торжеств ее свадьбы. Параша, как известно, умерла в родах, и состоялись совсем другие торжества. Рядом с комнатами автора знаменитый „Белый зал“ работы Кваренги, где когда-то за зеркалами прятался Павел I и подслушивал, что о нем говорят бальные гости Шереметевых. В этом зале пела Параша для государя, и он пожаловал ей за ее пение какие-то неслыханные жемчуга».

Церковь Симеона и Анны

Моховая улица, 48

Один из лучших памятников архитектуры царствования Анны Иоанновны – миниатюрная церковь с двухъярусной колоколенкой на пересечении Фонтанки, Белинского и Моховой улиц, построена в 1734 году архитектором М. Земцовым.

Церковь эта была памятна семье Достоевского по происшедшему здесь важному событию в жизни тещи Федора Михайловича, шведки, лютеранки по вероисповеданию. Отец Анны Григорьевны (жены Достоевского) был православным. Матери же предстояло перейти перед заключением брака в православие, и она колебалась. Во сне ей приснился православный храм и вот, придя в церковь Симеона и Анны, она убедилась, что ей снилась именно она. Это успокоило ее совесть, и она крестилась по православному обряду.

В церковном околотке остановился, приехав в Петербург после получения наследства в Москве, князь Мышкин, герой «Идиота». Гостиница Ротина, снесенная в начале 2000-х, которую, как думают специалисты, имел в виду Достоевский, находилась на углу Симеоновской (ныне Белинского) и Моховой, сейчас на ее месте – жилой дом и маленький садик со скульптурой обнаженного мальчика. На темной лестнице гостиницы князь увидел занесенный над собой нож Парфена Рогожина.

III отделение

Набережная реки Фонтанки, 16

Созданное в 1826 году III отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии осуществляло политический надзор в Российской империи. С 1838 года эта «центральная полицейская контора» (А. Герцен) находилась на набережной Фонтанки.

Сюда из дома Шиля 23 апреля 1849 года полицейская карета доставила арестованного по делу петрашевцев Достоевского. «Там было много… народу, – вспоминал он. – Я встретил много знакомых. Все были заспанные и молчаливые. Какой-то господин статский, но в большом чине, принимал… беспрерывно входили голубые господа (голубой – цвет жандармской формы. – Л. Л.) с новыми жертвами.

„Вот тебе, бабушка, и Юрьев день“, – сказал мне кто-то на ухо.

23 апреля был действительно Юрьев день. Мы мало-помалу окружили статского господина со списком в руках. В списке перед именем господина Антонелли написано было карандашом: „агент по названному делу“. „Так это Антонелли!“ – подумали мы.

Нас разместили по разным углам в ожидании окончательного решения, куда кого девать…» Вечером того же дня арестованные петрашевцы, в том числе и Достоевский, были доставлены в Петропавловскую крепость.

Достоевскому и в дальнейшем приходилось иметь дело с учреждением на Фонтанке. После освобождения из каторги он оставался под секретным надзором до 1875 года. В 1871 году он писал своему другу А. Майкову из Швейцарии: «Я слышал, что за мной приказано следить. Петербургская полиция вскрывает и читает все мои письма… каково же вынесть человеку чистому, патриоту, предавшемуся им до измены своим прежним убеждениям, обожающему государя… Руки отваливаются невольно служить им. Кого они не просмотрели у нас, из виновных, а Достоевского подозревают!»