Конец российской монархии - Бубнов Александр Дмитриевич. Страница 5
Назначение это застало меня в Кронштадте на крейсере «Диана», откуда я тотчас же выехал в Петербург, где Ставка формировалась.
В Петербурге мною было получено приказание обзавестись походным обмундированием защитного цвета и выбрать себе верховую лошадь в эскадроне Академии Генерального штаба. Последнее меня немало озадачило, так как, хотя мы, моряки, искони отличались неудержимым влечением к верховой езде, я все же не был вполне уверен, что не ударю в грязь лицом, следуя верхом в свите такого выдающегося кавалериста, каким был великий князь Николай Николаевич. Из этого затруднительного положения вывел меня командир эскадрона, дав мне старого и «мудрого» коня, который, по его словам, «из чувства собственного достоинства ни в коем случае меня не сконфузит».
Однако, как оказалось, условия ведения войны настолько изменились, что офицерам штаба Верховного главнокомандующего ни разу не пришлось садиться на лошадей. Впрочем, верховые прогулки являлись для многих единственным отдохновением от напряженной работы, и в этом отношении мой «мудрый» конь сослужил мне во время войны хорошую службу.
Этот сам по себе незначительный случай показывает, сколь несовершенным в военных кругах было представление о ведении боевых действий в современных условиях накануне Первой мировой войны.
В течение нескольких дней, проведенных в Петербурге перед отъездом на фронт, я не мог не ощутить того глубоко сосредоточенного и озабоченного настроения, которое овладело всеми кругами столицы. На всех лицах выражалась скрытая тревога за будущее и смутно угадывались тяжелые предчувствия. Того радостного настроения, которое дает твердая уверенность в своих силах, не чувствовалось почти нигде. Все сознавали, что предстоит невероятно тяжелая борьба, и с болью в сердце провожали уходящих на фронт.
Правда, в первые дни войны замечался известный патриотический подъем под лозунгом единения царя с народом, выразившийся в патриотических манифестациях, но уверенности в прочности этого единения, вследствие известных всей России признаков разложения, подтачивавших престол и правительственные круги, ни у кого не было.
Единственная надежда была на великого князя Николая Николаевича. Его имя было у всех на устах, ему приписывалась некая чудодейственная мощь, которая благополучно выведет Россию из предстоящего ей тяжелого испытания. И мы, вступая в состав его штаба с сознанием, что на его личности покоятся все упования России, были проникнуты благоговейным к нему уважением и были готовы употребить все свои силы, чтобы облегчить ему сверхчеловечески трудную его миссию.
30 июля я получил распоряжение явиться на Царскосельский вокзал для отъезда в Ставку.
Время отправления поездов штаба Верховного главнокомандующего сохранялось в тайне, и на слабо освещенном перроне вокзала не было ни провожающих, ни публики. О том, что местом расположения Ставки будут Барановичи, большинство чинов штаба узнало лишь после того, как поезда выехали из Петербурга. Когда я прибыл на вокзал, он был пуст и безмолвен. Отсутствие привычных суеты и шума производило необычайное впечатление. У перрона стоял готовый к отходу поезд штаба Верховного главнокомандующего. Комендант поезда направлял быстро входивших на перрон чинов штаба в отведенные им вагоны.
Надо всем царила какая-то торжественная строгость и сосредоточенность. В полночь, без всяких сигналов и никем не провожаемый, поезд тихо отошел от пустого перрона и, ускоряя ход, двинулся в путь.
Так началась жизнь Ставки Верховного главнокомандующего, которая до последнего дня пребывания на этом посту великого князя Николая Николаевича неизменно носила тот же характер молчаливо-строгой деловитости и проникновенной вдумчивости.
Штаб Верховного главнокомандующего был размещен в нескольких поездах. В первом находился великий князь Николай Николаевич, его брат великий князь Петр Николаевич[5], ближайшая их свита: начальник штаба генерал Н. Н. Янушкевич[6], генерал-квартирмейстер генерал Ю. Н. Данилов с офицерами оперативного отделения своего управления, протопресвитер военного духовенства отец Георгий Шавельский[7] и представители союзных армий при Верховном главнокомандующем генералы маркиз де ла Гиш и сэр Хембери Вильямс.
Во втором поезде располагалось управление дежурного генерала во главе с генералом П. К. Кондзеровским, управление военных сообщений во главе с генералом И. А. Ронжиным, военно-морское управление во главе с контр-адмиралом Д. В. Ненюковым[8], в составе которого был великий князь Кирилл Владимирович[9], дипломатическая канцелярия во главе с Н. А. Базили[10], временно замещавшим не успевшего прибыть князя Кудашева, гражданская канцелярия во главе с князем Оболенским и остальная часть управления генерал-квартирмейстера, не поместившаяся в первом поезде.
Эти два поезда собственно и составляли штаб Верховного главнокомандующего. В каждом из них был свой вагон-ресторан, и чинам штаба был обеспечен максимальный жизненный комфорт и удобства для работы, так как каждый имел отдельное купе.
В остальных поездах размещался служебный персонал штаба и охрана места расположения Ставки. В этих поездах штаб находился почти целый год, в течение которого Ставка оставалась в Барановичах.
В пути мы обогнали поезд великого князя Николая Николаевича, который задержался для совещания с главнокомандующим Северо-Западным фронтом генералом Я. Г. Жилинским[11], и прибыли на станцию Барановичи раньше его. Всем нам было предложено выйти из вагонов и построиться на платформе вокзала для встречи великого князя. Здесь же должно было состояться представление чинов штаба великому князю: мы сами, выйдя из вагонов, впервые познакомились со многими будущими сослуживцами, которых раньше не знали.
В ожидании великого князя образовались на платформе группы оживленно разговаривавших офицеров. Настроение было бодрое и приподнятое: 1-я армия только что с боем перешла немецкую границу и успешно продвигалась вперед, а начавшееся наступление в Галиции сулило нам победу. Обсуждался вопрос о продолжительности войны, и тех, кто осторожно определял ее в шесть месяцев, считали отъявленными пессимистами. Еще одно доказательство того, сколь ошибочно было, даже в руководящих военных кругах, представление о современных условиях войны.
Вскоре на станцию прибыл первый поезд и из него вышел на платформу великий князь. Строгим взглядом он окинул своих будущих сотрудников, быстрой походкой обошел строй, молча пожимая всем руки, и вернулся к себе в вагон. Поезд тут же тронулся, направляясь в месторасположение Ставки. Вслед за ним двинулись и мы.
Так, в строгой и сосредоточенной атмосфере, без лишних слов, началась повседневная работа штаба.
ЖИЗНЬ СТАВКИ
Ставка находилась вблизи местечка Барановичи, в районе казарм железнодорожной бригады. Окруженные лесом, они были пусты, так как занимавшая их бригада ушла на фронт. К этим казармам было проведено от железнодорожной магистрали несколько путей, на которые и стали поезда штаба.
На пути, ведущем к отдельно расположенному дому начальника бригады, стоял поезд Верховного главнокомандующего. В этом доме поместилось управление генерал-квартирмейстера, и к нему были проведены прямые провода связи с фронтом и Петербургом.
Ежедневно рано утром великий князь из своего вагона направлялся в сопровождении начальника штаба в управление, где, ознакомившись с донесениями, поступавшими за ночь с фронтов, принимал совместно с генерал-квартирмейстером оперативные решения. Донесения, поступающие в течение дня, докладывались великому князю в его вагоне, куда являлись к нему во всякое время для доклада начальники управлений штаба.
Таким образом, великий князь был осведомлен во всех подробностях о ходе военных действий и фактически, а не номинально ими руководил. Иногда он со своим поездом покидал на короткий срок Ставку и отправлялся на совещания к главнокомандующим фронтами, но за время своего пребывания на посту Верховного главнокомандующего в Петербург или куда-либо в тыл не ездил.