Последний козырь - Томан Николай Владимирович. Страница 24

— Да, именно сейчас. Немедленно! Я до смерти хочу посмотреть там одну картину.

— Хорошо, идемте! — не раздумывая более, соглашается Евгений. Он готов идти с ней не только в Третьяковскую галерею, но и на край света.

У входа в галерею они обуваются и приводят себя в порядок.

— Ну и видик у нас… — вздыхает Вера.

— Высохнем, — пренебрежительно машет рукой Евгений.

Купив билеты, он спрашивает:

— С чего же мы начнем осмотр? Я полагаю, что лучше всего по порядку…

— Нет, не по порядку, — тоном, не терпящим возражений, прерывает его Вера. — Мы пришли сюда, Женя, посмотреть всего лишь одну картину. Идемте, я покажу вам ее!

И она торопливо идет через почти пустые в такую ненастную погоду залы музея. Ни Айвазовский, ни Суриков, ни Крамской не привлекают ее внимания. Евгений замечает, однако, что идет она хотя и быстро, но не очень уверенно, видимо, не зная точно, где искать интересующую ее картину.

— Может быть, спросим у дежурного? — робко предлагает он.

— Нет, Женя, я должна найти ее сама.

А когда они входят в зал с картинами Репина, она улыбается и говорит с облегченным вздохом:

— Здесь.

Картина, которую ищет Вера, очевидно большая, заметная. Стоя посреди зала, Вера пробегает глазами по знаменитым полотнам великого художника, не задерживая своего внимания ни на одном из них. Ей хватает всего нескольких минут, чтобы осмотреть весь зал, но и здесь она не находит того, что ищет.

— Подождите меня тут, — почему-то шепотом говорит она и торопливо направляется куда-то.

Возвращается она лишь спустя минут пять. Вид у нее при этом очень печальный.

— Пришлось навести справку, — невесело объясняет Вера. — Этой картины, оказывается, нет в Третьяковке. Она в Русском музее в Ленинграде…

Евгений положительно заинтригован, но ему ясно пока лишь одно — это репинская картина. В отсутствие Веры он осмотрел тут все его полотна, но какой же из его работ не было представлено в этом собрании его произведений? А Вера упрямо молчит. Почти в изнеможении опускается она на стул, устремив безразличный взгляд на один из висящих против нее портретов.

— Может быть, вы все-таки скажете мне, что вы искали? — осторожно спрашивает Евгений.

— Нет, не скажу, — угрюмо отвечает Вера. — О ней нельзя рассказать, ее нужно увидеть. А теперь, если вы не возражаете, мы пойдем домой.

— Хорошо, — покорно соглашается Евгений. — Я не возражаю.

Недавней Вериной бодрости как не бывало. Она идет скучная, задумчивая. Евгений тоже все еще ломает голову над таинственной картиной. Но когда они выходят на улицу и он видит непросохшие еще лужи на тротуарах, перед ним вновь возникает зрелище бушующего потока воды, по которому какой-нибудь час назад весело шли они с Верой, взявшись за руки, и он сразу же вспоминает картину Репина, которой действительно нет в Третьяковской галерее.

— А что, если я угадаю, что вы искали? — оживленно спрашивает он девушку.

— Вряд ли вам это удастся, Женя, — безнадежно отзывается Вера.

— Обещаете вы тогда повеселеть немного?

— Пожалуй, буду даже счастлива, — внезапно улыбается девушка. — Тогда окажется ведь, что вы не только знаете, но, может быть, и любите эту картину так же, как и я.

— Да, я ее знаю! — уже совсем восторженно восклицает Евгений. — Я видел ее в Ленинграде в прошлом году, но знал ее и раньше по репродукциям. Сплошная вода залила все вокруг, а они — студент и девушка-курсистка, наверно, взявшись за руки, счастливые и влюбленные, в распахнутой ветром одежде, в веселых брызгах весенней воды, идут куда-то сквозь это половодье к какой-то своей заветной цели. Разве не эту картину искали вы, Вера?

— Эту, — удивленно произносит Вера. — Она называется "Какой простор". Но как же вы узнали, что я искала именно эту картину?

Теперь глаза Веры снова сияют, и лицо ее, казавшееся таким будничным, сразу преображается.

— А ведь угадать было не трудно… — начинает объяснять Евгений, но Вера почти кричит на него:

— Перестаньте сейчас же! Не смейте ничего больше рассказывать! А то еще начнете, пожалуй, приводить те скучные умозаключения, которыми дошли до этой догадки.

Глаза Веры кажутся теперь почти гневными, и Евгений теряется. А Вера, заметив его смущение, берет его под руку.

— Ага, испугались?! — смеется она. — Спросили бы лучше, зачем мне картина эта понадобилась.

— Я ведь думал, что это случайно… — растерянно произносит Евгений. — Ливень, потоки воды вдоль всей улицы и мы, взявшись за руки… А рядом Третьяковка. Это ведь понятно…

— И совсем непонятно, — весело перебивает его Вера. — Во всяком случае все совсем не так. Просто мы заспорили сегодня с папой из-за этой картины. Он ведь очень любит живопись и даже коллекционирует миниатюры. Недорогие, правда. На дорогие ему денег не хватает. Как-нибудь я приглашу вас посмотреть, что у него собрано, хотя он и не любит показывать свою коллекцию.

"Видно, она очень любит своего отца, — невольно думает Евгений. — Так тепло говорит о нем…"

— И вот мы заспорили из-за этой картины. Я говорю, что она в Третьяковской, а он уверяет меня, что в Русском музее в Ленинграде. Я ему и предлагаю: давай поедем и посмотрим. "Да ты что? — удивился папа. — Смотри, что за окном — ливень!" А я не сдаюсь: "Такую картину только и нужно смотреть или весной, или прямо из-под проливного дождя". — "Ну, знаешь ли, — махнул на меня рукой папа, — пусть сумасшедшие смотрят на такую картину в такую погоду, даже если она действительно в Третьяковской". — "А я именно такая вот сумасшедшая, — обиделась я на папу. — И я знаю еще одного сумасшедшего, который обязательно поедет со мной смотреть эту картину даже в такую погоду"…

Вера снова смеется и лукаво смотрит на Евгения.

— Я почему-то решила, что вы тоже немножко сумасшедший. Во всяком случае из всех, кого я знаю, вы показались мне самым сумасшедшим. Все остальные ужасно рассудительные, они предложили бы мне просто позвонить по телефону. А вы, конечно же, сумасшедший. Теперь я уже не сомневаюсь в этом.

— Но почему? — удивляется Евгений, хотя ему и приятно, что Вера считает его таким же, как и она сама.

— Как почему? Да кто же, скажите вы мне, пожалуйста, будет ездить чуть ли не каждый день в душном дачном поезде затем только, чтобы молча смотреть всю дорогу на ничем не примечательную девушку? И ведь это вы, наверно, после работы, уставший, голодный… Нет, вы определенно сумасшедший!

На следующее утро Алехин, как обычно, обзванивает все комиссионные магазины, принимающие пишущие машинки, и ему сообщают, что есть две портативные "Москвы". Он тотчас же уезжает посмотреть их и привозит образцы шрифтов.

— Оставьте их мне, — говорит ему майор Миронов, — и идите к подполковнику Волкову. Он вызывал вас.

Волков, разговаривая по телефону, кивает Алехину на стул. Положив трубку, спрашивает:

— Скажи ты мне, пожалуйста, Евгений: задумывался ли ты когда-нибудь, с чего это вдруг какие-то мерзавцы решили подкупить именно тебя?

— Конечно, задумывался, Василий Андреевич.

— Ну и что же?

— Просто удивительно!

— И только?

— Да ведь что же еще? Я все время думаю об этом, но все еще почти ни до чего не додумался…

— Почти? Значит, догадка какая-то имеется все-таки?

— Очень смутная. Ездил я несколько раз к приятелю своему в Березовскую, он там на фабрике ширпотреба работает, ну и иной раз замечал, что за мной вроде следит кто-то.

Волков хотя и знает уже эту историю от Миронова, но делает вид, будто слышит ее впервые.

— Почему же тебя это не насторожило? — с деланным удивлением спрашивает он Алехина.

Евгений смущается немного и отвечает:

— У меня там девушка знакомая… Думал, может быть, это кто-нибудь из ее поклонников следит за мной.

— А девушка красивая? — улыбается Волков.

— Мне нравится, — краснеет Евгений.

— Ну, тогда возможно, что и в самом деле ревнивец какой-нибудь за тобой подглядывал. Ты смотри, чтобы пакости какой он тебе не сделал — отвратительный народ эти ревнивцы! Расскажи, однако, об этом человеке поподробнее.