Последний козырь - Томан Николай Владимирович. Страница 25

С Василием Андреевичем Волковым Евгению всегда легко разговаривать. Подполковник простой, душевный человек, к лейтенанту Алехину относится он почти с отеческой заботой. Даже считает Евгения своим воспитанником, не сомневаясь, что это именно он уговорил его в районном комитете комсомола пойти в школу милиции. Интересовался он судьбой Евгения и во время его учебы.

Выслушав подробный рассказ Алехина о человеке, наблюдавшем за ним, Волков спрашивает:

— Ты Антипова помнишь? Не похож он на него?

— Я его, правда, всего два или три раза видел, — отвечает Евгений, — но на него он, по-моему, не похож. А почему вы решили, что это может быть Антипов?

— Есть основания, — хмурится Волков. — Но ты об этом пока помалкивай. Понял?

— Понял.

— Ну, а на того, что предложение тебе делал, на Ленского этого, тоже не похож?

— И на него не похож.

Помолчав немного в задумчивости, Василий Андреевич рассеянно кивает Алехину:

— Ладно, Евгений, иди пока, занимайся своим делом.

Майора Миронова Алехин застает за изучением образцов шрифтов, взятых с недавно поступивших в магазин пишущих машинок.

— Отнесите образцы в научно-технический отдел, — приказывает майор Алехину. — И займитесь потом Сучковым.

Сдав образцы шрифтов на экспертизу, Алехин уезжает в районный универмаг навести справки о заведующем одним из его отделов. А когда возвращается в управление, в кабинете Миронова видит полковника Волкова. Василий Андреевич, довольно улыбаясь, хлопает ладонью по какой-то бумаге.

— Догадка-то моя подтвердилась, значит.

Подойдя поближе, Алехин замечает, что бумага, по которой похлопывает Волков, является заключением эксперта научно-технического отдела.

— Кем же оказался человек, сдавший эту машинку на комиссию? — спрашивает подполковник майора Миронова.

— Пенсионером. Его фамилия — Бедарев. В отделении милиции по месту его жительства сообщили, что до ухода на пенсию работал он в артели "Детская игрушка".

— Ну, что ты на это скажешь? — хитро щурясь, спрашивает Миронова Василий Андреевич.

— Похоже, что мы действительно что-то нащупали…

— Вне всяких сомнений! Ну, а кто там директором в этой "Детской игрушке"?

— Некий Сетунов Михаил Павлович.

— Сетунов, Сетунов… — задумчиво повторяет Василий Андреевич. — Нет, не знаю такого. Алехину, однако, ездить в Березовскую больше нельзя. Я понимаю, Женя, — оборачивается он к Алехину и весело подмигивает ему, — тебе нелегко будет воздержаться от этих поездок, но дело, милый мой, прежде всего и выше всего. А дело, надо полагать, будет серьезным. За Сетуновым и его артелью пусть наблюдают пока Луценко и Ястребов. Сам же ты, Михаил Ильич, целиком переключайся теперь на резиновый завод. По данным экспертизы нашего научно-технического отдела, содержание натурального каучука в их резиновом сырье значительно ниже нормы. Это дает им возможность выпускать не менее двадцати пяти процентов продукции сверх данного им плана. Боюсь, что все это идет у них "налево".

Весь вечер размышляет майор Миронов о событиях сегодняшнего дня. Неужели удалось нащупать что-то? Ему все еще не верится, но факты, которым он привык доверять, говорят, что след действительно ведет в Березовскую. Подтверждается это и пригородным билетом, найденным в тайнике Мерцалова.

След в Березовскую определился, значит, довольно четко. Ну, а почему именно артель "Детская, игрушка", а не фабрика ширпотреба, пользующаяся сырьем с того же резинового завода? Волкова, конечно, настораживает пенсионер Бедарев, сдавший пишущую машинку в комиссионный магазин. С этим, однако, нужно еще разобраться…

На столе у подполковника Волкова необычные экспонаты: резиновые зайчики, козлики, медвежата…

— Впадаем в детство, — усмехается Василий Андреевич, через лупу рассматривая на зайчиках и медвежатах знаки технического контроля березовской артели "Детская игрушка".

— Так вы говорите, что Ершов вполне благонадежен? — спрашивает он капитана Островского, привлеченного в последние дни в помощь группе Миронова.

— Да, вполне, — уверенно кивает капитан.

На вид ему не более тридцати, но Волков высоко ценит его как опытного оперативного работника, мало чем уступающего даже Миронову.

— Значит, контрольному знаку Ершова на продукции артели "Детская игрушка" вполне можно доверять? — снова спрашивает его подполковник.

— Вне всяких сомнений.

— Вы уверены, что он не пропустит ни одного изделия без такого знака?

Да, Островский уверен в этом.

— И по такому знаку мы можем обнаружить продукцию березовской "Детской игрушки", где бы они ни продавались? Хорошо, а вот известно ли вам, где ее продают?

— Да, конечно. Вот список торговых точек, в которые поступают игрушки березовской артели.

Волков внимательно читает список, делая в нем какие-то пометки. Потом спрашивает:

— Разве продукция их поступает только в магазины культторга и детские?

— В основном. Кое-что сдают они и в промтоварные палатки. Главным образом в районных центрах области.

— Вот этими палатками мы и займемся, — решает Волков, возвращая капитану список. — Нужно только придумать такой повод для проверки их товаров, чтобы они не догадались, зачем это нам понадобилось.

— А тут и придумывать ничего не надо! — оживленно восклицает Островский. — В палатках этих идет сейчас инвентаризация. Ее проводит управление культторга. Можно будет подключать к комиссии, производящей инвентаризацию, кого-нибудь из наших работников.

— Хорошо было бы заняться этим вам лично, товарищ Островский, — предлагает Волков. — У вас ведь, кажется, нет сейчас ничего срочного? Дело Му-лина?.. Ну, это подождет. Передайте Миронову, что я поручил вам заняться промтоварными палатками. Возьмите себе в помощь еще кого-нибудь. Поинтересуйтесь и теми палатками, в которые товары березовской "Детской игрушки" официально не поступают.

Домой Василий Андреевич Волков возвращается поздно. День у него был сегодня не легкий, и он очень устал. Поинтересовавшись делами жены и дочери, он идет в свою комнату, заставленную книжными полками, с наслаждением думая, что можно, наконец, полежать на диване, почитать газеты, полистать книги, купленные вчера.

Полагая, что сегодня его никто уже не потревожит и не вызовет в управление, он снимает костюм, в котором был на службе, и с удовольствием облачается в пижаму. Но едва ложится он на диван, как слышит голос дочери, слегка приоткрывшей дверь в его комнату:

— Папа, к тебе Михаил Ильич.

— Проси его, — живо отзывается Василий Андреевич, с невольным вздохом поднимаясь с дивана и направляясь навстречу Миронову.

— Ну, заходи, заходи, Михаил Ильич! Давненько у нас не бывал.

— Да, давненько… — смущенно улыбается Миронов. — Да и сейчас, кажется, не вовремя… Ты, наверно, отдыхать собрался?

— Ну, это ничего. Успею еще. Присаживайся, пожалуйста, и извини, что я в таком виде, — показывает Василий Андреевич на свою пижаму. — А у тебя почему вид такой хмурый? Опять хандра?

— Сам не знаю… Это бывает у меня иногда. А к тебе я без всякого дела, просто так. Ты ложись и не обращай на меня внимания. Я посижу тут у тебя немного, полистаю книги. Иногда такое бывает на душе, что лучше и не говорить ни о чем… Вот мы и помолчим немного. Ладно?

— Ладно, — усмехается Василий Андреевич, ложась на диван.

А Миронов ходит возле шкафов с его книгами, доставая то одну, то другую, листает их, читает заглавия. Иногда произносит негромко, будто разговаривая с самим собой:

— Все, что у тебя тут по уголовной части, — это понятно. Все эти "Учения о преступлении", "Понятия преступления" и "Причины преступности". Книги по логике тоже ясны. В какой-то мере понимаю я, зачем тебе и "Патология мышления". Кстати, дай мне ее почитать… Ну, а вот "Фрейд и Павлов" Гарри Уэллса, или "Рефлексы головного мозга" Сеченова, и, тем более, "Этюды о природе человека" Мечникова. Это зачем?