Окаянные - Белоусов Вячеслав Павлович. Страница 58

— Ты расскажи мне, как всё было, — попробовал дотянуться до бинтов на голове Корновский. — Шумит порой так, будто ветер гуляет. Помню происходившее местами, яркими эпизодами, как говорится, но потом всё сваливается в одну кучу.

— Отлежитесь. Полегчает, — посочувствовал Сакуров. — Со мной хуже бывало.

— Да и я изведал в Германии, по нашим баррикадам однажды так шарахнули из пушки, фрайкоровцы Пабста, мало кто уцелел.

— Ну раз и пушка вас не взяла, долго жить будете.

— Ты, чувствую, всё помнишь, в какую передрягу мы угодили у монастыря? Вроде всё шло, как рассчитал Мартынов?

— Положил всех своих оперодовцев командир Мартынов! — невольно вырвалось у Сакурова, и он, прикусив губу, тихо закончил: — И сам погиб нелепой смертью.

— Он нас разделил на две группы, когда окружён был погреб у монастыря, — начал припоминать Корновский, наморщив лоб. — Мы с тобой и ещё с несколькими бойцами направились к избе, откуда два мужика под винтовкой привели к погребу какого-то арестованного.

— С винтарём бородач был, а с ним парнишка.

— Да-да.

— В погреб они его вели, вроде как на допрос, — подсказал Сакуров. — Вот там потом и шарахнуло так, что погреб разнесло в щепки и из огня люди выскакивали то ли сами, то ли их взрывной волной выбрасывало. Бочки с горючим, похоже, взорвались. Не тот ли арестант их жахнул, очутившись в безвыходном положении?

— Выходит, наш был товарищ?

— А кто его знает. Может, из банды соперников тот молодец, — пожал плечами Сакуров. — Не уцелел никто, я думаю. Наш Мартынов скомандовал добивать живых, не щадить никого. Ну и пошла пальба. Бандиты сопротивлялись до последнего, а уцелевшие, кто к избе рванули, а кто к лодкам пробиться попытались. Помню, из избы тоже стрельба пошла, гранатой дверь с окном выбило, ну и вспыхнула изба, как свечка. Вот там вас и ударило.

— Я ещё раньше пулю схватил куда-то в грудь. Не соображал ничего.

— Мне посчастливилось. Там у избы я Андриасу на хвост и сел. В общей суматохе, когда вернулся, вас в лодку на берег оттащив, наткнулся на него нос к носу. Повезло перехватить его руку с наганом, ну уж а маузером свалил его с ног, так что и его на себе к лодке волочить пришлось. Однако в огне, в пальбе, в суматохе уцелели оба. Они про лодку вспомнили, когда я уже нашу со свету от пожара далеко отогнал, но видел, как расстреливал гадов, прыгавших в лодки, товарищ Мартынов. А потом свалился и он в воду. Гребец из меня не ахти, но нужда заставила. В темноте скрылись.

— Погиб, значит, товарищ Мартынов, — помрачнел Корновский.

— Бесшабашный мужик, — сурово сдвинул брови Сакуров. — Такого в конницу с шашкой наголо, а не оперативным отрядом командовать. Сорвал он всю операцию и людей погубил.

— Ты как добирался?

— Вас растребушил легонько, в сознание пришли ну и успели подсказать, куда править по течению, а бандюгу Андриаса я не жалел, он у меня и грёб, пока на дно не падал, и бурлачил, пока ноги держали. Лодка-то с течью оказалась. Прострелили борт. Я и черпал воду, чтоб не утонуть. В общем, добрались.

— Тебя мне сам бог послал. — Сухо улыбнулся Корновский.

— Веруете?

— По-другому не скажешь. — Блеснул заслезившимися глазами Корновский.

— Ну-ну, Глеб Романович, — осторожно погладил его перебинтованную грудь Сакуров. — Нам ли теперь раскисать!

— Это так… невольно, — смущаясь, прошептал Корновский. — Простите.

— Да чего уж. Мы теперь с вами словно родные братья.

— А вы знаете, — улыбнулся тот. — Я ведь давно гадал и гадаю, кто это нас и зачем так породнить задумал? Мы с вами впервые увидели друг друга у товарища Буланова. Так ведь?

— Вы — да, а я вас гораздо раньше.

— Интересно?

— Меня ж к вам охранять приставили.

— Шутите?

— Побожусь. Я как раз верующий.

— Ещё один сюрприз.

— Вы пароход астраханский помните?

— Это когда я отправился после Германии Евгению с внучонком проведать?..

— Совершенно верно. А помощника капитана, механика или боцмана, пытавшегося вас убить, не забыли?

— Я был взбешён и удивлён одновременно.

— Вас собирались убить ваши же бывшие приятели по партии. Эсеры.

— Я догадался уже потом. Впрочем, мне разъяснил и товарищ Буланов.

— А мне пришлось отправить на тот свет неудачника, вас выследившего на том пароходе.

— Признателен… весьма, — скривил губы Корновский. — Странно всё это. Эсеры давно начали со мной борьбу, но чтобы приговорить к смерти? Чем заслужил?

— Разве товарищ Ягода не вёл с вами душеспасительных бесед?

— А ну их всех!.. — попытался махнуть рукой Корновский, но застонал, лишь согнув её в локте. — Я право, сейчас не готов рассуждать о высоких материях, тем более строить догадки.

— А кто собирается?

— И до каких пор вам велено меня беречь как зеницу ока? — хмыкнул Корновский.

— Этого пока не сказано. Но не думаю, что всё закончится приключениями, в которых мы теперь очутились. Нас отсюда Буланов вытащит раньше, чем мы попытаемся выбраться сами. Им невыгодно надолго терять нас из вида.

— Вы что-то знаете такое, о чём мне знать не велено?

— Не спешите, Глеб Романович. Мы пока в одной обойме. И пусть всё идёт своим чередом. Изменить что-то не в наших силах.

— Вам приказано держать меня в страхе?

— Я должен сделать всё, чтобы вы жили.

— Пока не прикажут иного?

— Чего не знаю, того не знаю. Смею лишь догадываться. Но что значат мои домыслы, если за нас решают люди выше нас рангом?

— Мрачную картину вы мне расписали, а ведь я собирался побеседовать с вами на совершенно другую тему.

— Я готов.

— С учётом услышанного от вас, Артур Аркадьевич, отложим разговор на некоторое время.

Снизу донёсся громкий стук в дверь, затем послышались шум и беготня.

— Глеб Романович! Артур! Ну где же вы! — раздался крик Гертруды Карловны.

— Они наверху! — взвизгнула прислужка.

— Папа! — вся не в себе, влетела на чердак Евгения и бросилась к отцу. — В дверь ломятся люди! Они вооружены!

— Дождались, — поднялся Сакуров и, перехватив рванувшуюся к Корновскому дочь, прижал её к груди. — Не пугайся, дорогая. Нет оснований. Это за нами.

— Да-да! Совершенно верно! — с красным от волнения лицом, в гимнастёрке, взмокшей на груди, Луговой, вытянувшись стрункой у стола, орал на весь кабинет в телефонную трубку и, завидев вбежавшего наконец Осинского, замахал ему свободной рукой, подзывая ближе. — Чёрт возьми! — уловив момент, он отстранил трубку от зудевшего уха на несколько мгновений, гневно выкатил глаза на заместителя. — Где вы пропадаете? Я же велел позвать срочно! Москва на проводе! Сам Павел Петрович!

— Буланов?! — ахнул тот. — Сам?!

— Стал бы я!.. — задохнулся Луговой от возмущения. — Ему детали задержания нужны. Вы ж должны понимать, пустяки его не интересуют! А вас не найти!.. — начальник не докончил грозный монолог, из трубки посыпались ругательства покрепче, прижав её к уху и выслушивая их, Луговой всё шире и шире открывал глаза и отмахивался головой, словно его одолели налетевшие мухи или стаи комаров.

— Да-да! — заорал он снова. — Я ж докладывал дежурному. Документов при них не имеется. Сожгла по ошибке вместе с грязной одеждой приютившая их хозяйка особняка. Её?.. Задержали, конечно, и её. Разбираемся. Один назвался Корновским… Глеб Романович. Христофорович?.. Нет, он весь в бинтах и говорит с трудом. Да, в здравом рассудке и утверждает, что именно Романович он. Ах, вы забыли? Ну вот, значит, я прав, Павел Петрович…

В телефоне затрещало, Луговой чертыхнулся и с облегчением откинул руку с трубкой в сторону.

— Это что ж у нас со связью творится? — вопрошая, взглянул он на Осинского, словно тот главный виновник неполадок. — Сколько я просил, я требовал навести порядок! Что подумают о нас в столице? Из центрального аппарата с нами нормально поговорить не могут! Под суд отдам негодяев! Всех без разбору вместе с их главным связистом! Как его?