Окаянные - Белоусов Вячеслав Павлович. Страница 63
— Замёрзло болото-то! — оживился и бородач. — То-то холодрыга нас донимала, Христофор, — повернулся он к приятелю, не выпускавшему ножа из рук.
— Винтарь, винтарь ему дай, Силантий! — рявкнул тот. — Чего валандаешься? По льду труп скользить будет. Легче тащить нам, чем по кустам надрываться.
— А то! — встрепенулся Силантий и ткнул винтовкой в Корновского. — Чего залюбовался? На, держи!
— Артур! — оторвался от дыры Корновский, отыскивая зарывшегося с головой в солому Сакурова. — Артур! Там Троцкий, слышишь?! Там Лев Давидович! Я узнал его! Проснись, Артур! Вот кого убить собираются!
— Ах, ты орать! — размахнулся наганом Силантий, но передумал, отбросил револьвер под ноги и кулаком пристукнул Корновского по голове. — На помощь звать?! Стреляй, сука! — Он сунул ему винтовку. — Держи винтарь!
— Не буду! — отбросил её в сторону тот.
— Стреляй сам, Силантий! — заорал, не сдерживаясь, Христофор. — Упустим мы гада, Пал Петрович с нас шкуры живьём сдерёт!
От кулака Силантия Корновский отлетел в угол, а озверевший бородач, выставив ствол винтовки наружу, завертел головой, прицеливаясь, но глухой выстрел свалил его раньше, чем он успел нажать на курок, и грузное тело его без стона рухнуло вниз, придавив под собой Корновского.
— Сговорились, сволочи! — взревел Христофор, и нож сверкнул над его головой в руке. — Порешу обоих!
Однако револьвер Сакурова, выпустивший только что смертоносную пулю, опередил и в этот раз: бандит, захрипев, опрокинулся на спину.
— Тот битюг, кажется, кулачищем мне голову проломил, — выбрался из-под бездыханного Силантия Корновский. — Не успела зажить. Глянь, Артур, крови нет?
— Бежать надо, Глеб Романович, — ощупал его голову Сакуров. — Убираться отсюда. Нас только ноги и спасут. А голова ваша вроде цела.
— Ты глянь на болото, — простонал тот, ощупывая голову, — Троцкий до берега добрался?
— Его лёд-то не держит! — присмотревшись, охнул Сакуров. — Он по колено в воде, еле передвигается. Но живой. Хорошо, что не так глубоко. Утоп бы. Холод-то какой!
— А машина? Шофёр?
— Автомобиль на берегу дожидается.
— Как думаешь, слышали пальбу?
— Да что вы! На таком расстоянии, да ещё провалившись под лёд! У него мысли теперь только об одном, как быстрее добраться до машины.
— Значит, в попутчики нас не возьмёт?
— Не до нас ему, Глеб Романович, и пытаться рвать глотки не стоит. Не услышит.
— Вот она, благодарность спасённого, — горько ухмыльнулся Корновский и занялся собственной головой. — Вам, наверное, перевязать меня придётся. Мочи нет.
— Крови нет, терпите, — успокоил его Сакуров, осмотрев ещё раз его голову.
— Саднит.
— Нам осталось рассчитывать только на себя, — осмотрелся по углам шалаша Сакуров. — Даже если бы Троцкий услышал наши крики и согласился довезти в город, нам с ним не по. пути. Трупы кто убирать будет?
— Буланов справится, — поморщился Корновский. — Его акция, ему и бандитов убирать. Мы только время выиграем. Нам ещё надо успеть предупредить Евгению.
— Как?
— Я буду звонить Угарову. Попрошу позвать её к телефону.
— Тогда вперёд, может, действительно успеем к машине.
— Пусто, — высунув голову наружу, огляделся Корновский. — Укатил товарищ Троцкий.
— Оледенели ноги. Вот и погнал водила. Теперь его очередь спасать начальника. А у нас надежда одна — на попутку.
— Глухие здесь края…
— А охотнички?
— С Булановым бы не встретиться.
"В особняке, конечно, засада, — следя за покуривающим на корточках под деревом агентом, оценивал ситуацию Сакуров, прячась в кустарнике. — Эта "наседка" вечера дожидается, раззява; не допускают они и мысли, что днём к ним сунутся. А не попутать ли мне их планы? Те, внутри, наверное, от безделья дрыхнут…"
Он выбрался из кустарника и, шагнув на дорожку, лениво поплёлся к дому — ни дать ни взять полупьяный рыбак с базара, распродавший улов и загулявший на радостях: кепка набекрень, притухшая цигарка в углу рта, с пустым мешком за плечом и на заплетающихся ногах.
Его появление враз привлекло внимание агента, тот долго его разглядывал и, поднявшись, окликнул, лишь Сакуров коснулся калитки особняка:
— Тебе чего, рожа?
— А чо? — начал ломиться в калитку Сакуров, не удосужив агента и взглядом. — Куда хочу, туда и ворочу.
— Тут люди почтенные, а ты с чем прёшься? Пошёл вон! — Агент выплюнул окурок и набычился, не обещая ничего хорошего.
— Я к Верке. Хромоножка всегда у меня рыбу брала. Я ей оставлял. А теперь носа не кажет. Рыба тухнет.
— Пошёл вон, дурак! Или проводить? — Сивко, дежуривший у ворот не первый день, напрягся, шагнул к нахалу.
— Мне в убыток! Сюда надоумили. Здесь сказывали, живёт, — заплетался язык у настырного рыбака.
— Ну я тебя отважу! — Сивко схватил его за шиворот, но тут же обмяк, почуяв укол ножа под животом. — Ты что?!
— Пасть закрой! — Кулак Сакурова влепился в его брюхо с такой силой, что Сивко, охнув, тяжело присел, задыхаясь и хватая ртом воздух.
— Знаешь, как Верку вызвать? — совершенно трезвым голосом заговорил Сакуров.
Тот испуганно закивал.
— Только молодчиков вроде тебя не беспокой. Прирежу! — Нож в руке Сакурова описал дугу по коже агента, тот едва не вскрикнул, но Сакуров второй рукой зажал ему рот. — Давай без шума! Кто в доме из твоих? Много?
— Двое. Чернохвост и Шнурок.
— Прямо воровская публика, — хмыкнул Сакуров.
— ГПУ.
— Не врёшь?
Сивко прямо-таки по-козлиному замотал головой.
— Ну тогда тем более помалкивай, а то пристрелю их.
Сивко с ужасом ощутил ствол нагана под собственным брюхом вместо ножа, и ноги его задрожали.
— Веди в дом, служивый, — подтолкнул его Сакуров пистолетом к калитке. — Ключ-то имеется?
Пока Сивко трясущимися руками никак не мог открыть замок калитки, Сакуров обхлопал его одежду и извлёк револьвер.
— Повезло мне с тобой. Вооружил до зубов, — изобразил он улыбку. — Научен, как стучать в дом надо?
— Три подряд и…
— Тогда поспешай, служивый, — подвёл его к двери в особняке Сакуров. — Мне недосуг.
Сивко забарабанил особым, ему лишь известным звуковым набором.
— Громыхаешь не слишком? Собак на улице напугаешь.
— Не услышат иначе. Там хоромы, — сипло прохрипел Сивко.
— Ну-ну. У меня два ствола, — сунул ему под нос револьвер Сакуров. — Один — твой. Если дуришь, из твоего тех двух уложу, а уже подыхать тебе от моего придётся. Понимаешь, чем дело для тебя обернётся?
— Кто тебе нужен? Неужели действительно хромоножка?
— Слабо соображаешь, служивый…
Шум за дверью заставил обоих замолчать. Загремели засовы, скрипнул ключ во внутреннем замке один раз.
— Платон Тарасыч, ты, что ль? — послышалось оттуда.
— Ну! — ткнул револьвером агента Сакуров. — Поговори с дружком.
— А кто ж ещё? — выжал из себя слипшимся горлом Сивко.
— Что у тебя с голосом-то? — удивился тот за дверью, не решаясь открывать.
— Дрыхнуть меньше надо, Шакуров! — взбодрённый впившимся меж лопаток револьвером Сакурова, изменившегося в лице, рявкнул Сивко что было духа. — Курево кончилось, одолжишь?
— Вот приспичило, мать твою! — выругался тот, распахнул дверь. — А что орать-то?..
И рухнул за порог от страшного удара рукояткой револьвера в лоб. Сакуров немедля затолкнул туда же и онемевшего Сивко.
— Где Евгения и мальчонка? — сдавил он ему шею, прижав к стенке.
— Ты меня лучше спроси, голубок! — раздался голос у него вверху за спиной. — Здесь она. Обернись, только оружие брось к ногам. Тебе револьвер-то больше не понадобится.
— Артур! — услышал следом сдавленный голос Евгении Сакуров и, отбросив наган, обернулся.
С маузером у виска в объятиях тощего чернявого верзилы билась плачущая Евгения.
— Заждались мы вас, спасители дорогие, — начал осторожно спускаться с женщиной вниз по чердачной лестнице Чернохвостов. — А где ж папаша? Внучок тоже весь в слезах. И вас, дядю Артура, часто спраши…