Тайны Изнанки (СИ) - Грановская Елена. Страница 14

Меня окликнул Милиан, и я не знал, насколько погрузился в свои тревоги и волнения, ничего не замечая рядом, хотя вокруг вновь творилось чародейство: даже такое дело, как вскипятить чайник, в Изнанке решается благодаря заклинаниям! Я моргнул, выпрямился на стуле, посмотрел на Улло, а затем на «чайник». Устройство стояло на несчастной столешнице и было слышно, как внутри сосуда бурлит вода. Видимо, эта поверхность — плита и она «включается» тоже благодаря магии. Как же тут всё упрощенно, как жить-то хорошо здесь — никаких домашних забот! А всю работенку за тебя сделает магия, когда напустишь заклинания на предметы уборки. Лиза моя была бы довольна, вот бы отдохнула — это ведь, кажется, мечта всех женщин: хоть полчаса не работать по дому!

Я опустил глаза. Передо мной уже стояла чашка с бесформенным красного цвета пакетиком чая, а на блюдце рядом лежало «то, что к чаю» — так понимаю, рассыпчатое печенье с цукатами, вроде похоже на сладости, что в продуктовых лавках и магазинах продают. Не отравиться бы этим неизвестно чем с неизвестно чем…

Послышался тихий хлопо́к. Сидевший справа от меня Милиан развернулся корпусом к «плите» и, взяв «чайник», который оповестил нас о вскипяченной воде, разлил воду в кружки. Я ожидал, что вода окрасится в красный, как цвет пакетика, но нет, она стала насыщенно зеленой, как напиток тархун.

— Это не отрава, это наш обычный классический чай, — сказал Милиан, дуя в чашку на воду, и откусил от печенья.

Венди взяла стеклянный графин и налила себе из него немного прохладной воды. Я робко взял чашку, подул на чай и понюхал. Пахло будто нашим, земным, крепким чаем с ярким приятным ароматом, напоминающим барбарис. Когда я отпил, на вкус местный чай оказался такой же, как и на нюх, и совершенно непротивный. Пришло время познакомиться с изнаночными сахарными сладостями. Венди наблюдала за мной, скрываясь за чашкой. Я откусил от печенья — и понял, что это очень необычная кондитерская штуковина. Печенье оказалось затяжным, а внутри — желто-оранжевым как тыква. И вкус был ни с чем не похожий, какая-то смесь всего тебе знакомого и одновременно неизвестного.

Видя, что мне пришлись по вкусу изнаночные чай и печенье, Венди широко улыбнулась и тут же, постеснявшись, спрятала улыбку за глотком чая. Краем зрения я следил за Милианом и нутром чуял, что он очень хочет заново начать разговор, вероятно, думая, что я уже остыл и меня можно обработать еще раз, уже успешно. Ну нет. Поэтому я сам тихо и достаточно холодно начал, скорее проглотив оставшийся кусочек печенья:

— Милиан, послушайте. Я уже не знаю, какие аргументы привести, потому что все они для вас пустые, но для меня — очень даже жизненно важные и весомые.

От волнения я не мог фокусировать взгляд только лишь на лице Улло, поэтому смотрел на его руки, держащие чашку, на волшебную палочку рядом, его очки и цепочку.

— Вы, не просто один вы, вся ваша Изнанка хочет взвалить на меня, нас, таких обычнейших жителей другого мира свои проблемы! Думаете, без них у нас нет треволнений? Почему ваш мир, где каждый обладает магией, оказался так хрупок и слаб перед злыми чарами? Почему добро слабеет? И почему вы не прибегаете к помощи иных волшебников, живущих в других мирах и измерениях, почему ваше тупое мироздание выбирает каких-то не способных вести битву, не знающих заклинаний, а?! Почему умные маги, ваш Совет, взваливают ответственность на простых людей, как я? Ответственность — это обязанность доказать, что ты достоин доверенного тебе. Но я ничего и никому не хочу доказывать. Тем более то, что на меня повесили! Помимо и вопреки моей воле!

Последняя фраза прозвучала остро и вызывающе, я это понял запоздало. Венди смотрела в стол, на ее лицо упали волосы и скрыли взгляд. Улло сидел прямо и смотрел куда-то вниз. Я нервно теребил пальцами, вытянув руки перед собой.

Объясню, чтоб вы понимали, как я себя чувствую. Представьте: вы как раб на галерах, как проклятый пахали двадцать четыре на семь без перерыва на обед и маломальский отдых. И вот, когда вам, наконец, удосужилось провести лишь пять минут — и то благодать! — наедине со своими мыслями и голодным желудком, к вам врывается ваш начальник и говорит: все уволились, все заболели, на землю летит метеорит, страну поработили восставшие из мертвых динозавры, а работать кому-то надо, не прерывать же производство — и пинком выгоняет выполнять не только ваши обязанности, но и других людей, о которых ты даже ничего не знаешь, а тебе сообщили лишь в теории, что да как. А ты не отдохнул толком, не можешь прийти в себя после работы нон-стоп и максимально ошарашен предстоящим объемом, еще и не понимая на практике, как всё это должно происходить. Вот ровно так я себя и ощущал, молча сидя на кухне, попивая горячий чай, придавленный грузом внезапно возникшей потусторонней, «изнаночной», ответственности, погруженный в себя, думая, как со всем этим справиться.

Милиан с внучкой видели мои думы, написанные на измученном лице, но отводили взгляд и пытались не придавать значения моим эмоциям. Конечно. Они не знали, что говорить. Они явно очень хотят, чтобы я остался и помог их стране. Ведь по их правилам я избранный. А сам я этого не желал. Вот это вот страшное столкновение «Надо, потому что сказали» и «Не хочу, потому что не мое» тяжело и непросто разрешается на практике. А мне прямо сейчас приходится из этого выпутываться, выкручиваться.

— Венди. Раз ты не в школе, это не значит, что тебе можно не учиться. Иди к себе в комнату и читай с того места, на каком вы остановились на последнем занятии по истории магии, — спокойно сказал Милиан, посмотрев на внучку.

— Но дедуль… — недовольно начала Венди.

— Иди. Учить. — Улло сдвинул брови и строже посмотрел на девочку. Та на секунду скорчила недовольное личико, но ушла с кухни вместе с чашкой, запихнув в рот остатки печенья.

Мы с Милианом молча смотрели вслед девочке, которая шла в свою комнату. Я на миг опустил глаза в сторону волшебной палочки Улло, задумав кое-что не совсем хорошее. Едва дверь в комнату Венди закрылась, я резко выкинул руку в сторону палочки, привстав со стула и обронив на скатерть чашку с оставшимся чаем, и обомлел, когда Милиан с завидной для любого человека реакцией молниеносно ответил на мои движения — с силой схватил запястье, когда моя рука уже нависла над его палочкой в нескольких сантиметрах. Мы зыркнули друг на друга.

— Константин. Прекрати этот цирк, — с нотками неподдельной злобы произнес Милиан.

— Если вы прекратите давить на меня, то перестану, — тем же тоном отозвался я, уже не пытаясь дотянуться до палочки.

— Если ты перестанешь, то сразу покинешь нас, — спокойнее добавил Милиан, однако сильнее сжал мою руку.

— Я только и жду этого момента, — бросил я с вызовом.

Ответ заставил моего Проводника прийти в смятение. Он опустил плечи и ослабил хватку. Я тут же вырвал руку и стал растирать запястье, избегая встречи с взглядом Улло.

— Мирно у нас, значит, не получается… — промычал Милиан, вздыхая, и отпил чай. Я услышал, как в глубине дома приоткрылась и тут же закрылась дверь.

Я поднял на Улло глаза в тот самый момент, когда пожилой маг сам посмотрел на меня. Я вылетел с кухни, совершенно не представляя, куда мне податься в этом доме, в этой волшебной стране. Я же совершенно здесь чужой, никакими знаниями не обладаю да еще без волшебной палочки — я просто не выдержу за дверью и пяти минут! И просто не представляю, как вернуться домой. Вряд ли, конечно, если я просто открою кладовую потолочную створку, то так запросто обратно попаду в свою квартиру — тут, поди, еще и волшебство нужно, а мне не дают «помагичничать».

Осознав, что мне сложно возвратиться к семье, пока вновь не налажу контакт с Проводником, я застыл на выходе из кухни и увидел Венди, которая, как оказалось, вышла из комнаты, желая послушать (а скорее — подслушать) разговор своего драгоценного дедушки и незнакомца со взрывным характером, с ума сходящего от всего, что творится вокруг него последние пару дней. Девочка сидела на диване, забравшись на него с ногами, и держала в руках книгу. Чтобы не чувствовать себя еще отвратительнее, я зачем-то подошел к Венди и сел на край дивана, кивнув на книгу. Не лучшее время, чтобы разговаривать, но и не лучшее, чтобы сидеть в гробовой тишине и ощущать тяжесть вывалившейся на тебя информации.