Потанцуй со мной (СИ) - П. Белинская Ана. Страница 8

Дерзко, провокационно, расслаблено!

Она кричит всем, что молода и свободна, а на мнение других ей плевать.

Сегодня, я уверен, у ребят есть разрешение, и меня ничего здесь больше не держит.

— Это должно было быть наше бабло!

Оборачиваюсь на крик и звон падающих на землю монет.

«Олимпийский» стихает, а толпа возбужденно напрягается, переключая внимание на источник нового зрелища.

— Вы чего, ребят? — сиреневолосая смотрит на валяющуюся у нее в ногах шляпу, с рассыпанными по земле купюрами и мелочью.

— Нормально калымится? Нигде не жмет? — возвышается над испуганной девчонкой мудила в наброшенном на голову капюшоне.

Я вижу его спину, а еще четырёх его подельников, стоящих по обе от него стороны.

— Ты кто такой? Отошел от нее, — бросая на чехлы гитару, срывается высветленный паренек-солист.

— Я тот, кого ты сегодня подвинул, сечешь? — усмехается тот, что в капюшоне.

— А ты, смотрю, не подвинулся, — крашенный убирает девчонку за спину, — так я помогу. — Слегка отклоняется корпусом назад и резко выбрасывает голову вперед.

А дальше «Олимпийский» превращается в фарш из криков, матов, ударов и женских визгов.

Мне не раз приходилось видеть молодежные разборки, и чем это дело заканчивается, тем более на Арбате, я знаю. Поэтому технично отделяюсь от толпы и прижимаюсь близко к зданию, вдоль которого собираюсь покинуть побоище.

— Шухер, пацаны, — слышу свист из толпы, — менты!

Оборачиваюсь и вижу летящих, точно черные вороны, стражников правопорядка — отряд Росгвардии.

Да твою ж маму…

*коротнуть дело — прекратить уголовное дело.

**аморалка — компенсация морального вреда.

***ЧиЖ — частная жалоба.

7. Юля

Я с детства боюсь сдавать кровь. От ее вида у меня начинает кружиться голова, приправленная тошнотой.

Сейчас, глядя на то, как из носа сидящего передо мной на коленях незнакомого парня ручьем стекает кровь по подбородку и падает на плитку, я чувствую, как подкашиваются мои ватные ноги, а голова теряет связь с реальностью.

Мой обидчик скулит и матерится, размазывая по лицу красное месиво, а я, чтобы не упасть, сажусь на корточки и закрываю руками лицо. Дышу глубоко и пытаюсь выровнять оголтелое дыхание, но паника сковывает мои легкие, не давая сосредоточиться.

Меня кто-то пихает, и я теряю равновесие, сваливаясь на задницу.

— Полиция, полиция! — вопят рядом.

Мне приходится открыть глаза, чтобы понять, где я и оттащить свое тело из этой гущи мордобоя, пока не попало и мне.

Все лица, звуки и голоса смешались в одно сплошное чувство страха и ужаса.

Кажется, я ползу на коленках, потому что ощущаю ими мелкие острые камушки, больно врезающиеся в кожу.

Мне кто-то наступает на кисть, и от адской боли я шиплю и ругаюсь.

Это отрезвляет.

Кручу головой по сторонам и первым нахожу Берга с заломанными за спину руками. Человек в тяжелых черных берцах, черном камуфляже и шлеме подталкивает его к автобусу, брошенному на Бульварном кольце.

Вижу Борю с поднятыми вверх руками за установкой, застывшего с таким выражением лица, будто увидел вместо омоновца зеленого четырехпалого человечка.

Пытаюсь в этом беспорядочном месиве отыскать Матвея, но вместо него нахожу Ветра, катающегося по плитке с диким ревом. Его руки обнимают живот, а ноги прижаты к груди. В этот момент я понимаю, что мне его не жалко.

Придерживаясь за фонарный столб, встаю на ноги и вижу, как черный камуфляж точно контрастная жидкость в крови растекается по артериям. Они огромной грозовой тучей подминают под себя каждого, кто попадается им на пути, вне зависимости от возраста, пола и причины. Заламывают руки, хватают и безжалостно уволакивают в автобус.

Мне надо бежать…но ноги приросли к месту, а руки намертво вцепились в столб.

Я не чувствую боли разодранных коленей и расцарапанных ладоней, я чувствую панический, оглушающий страх, который парализует и обездвиживает.

— Да отомри ты уже, бедовая, — меня дергают сбоку и тащат точно тряпичную куклу.

Мою ладонь обхватывает чья-то теплая крупная рука, и я разжимаю кулак, позволяя переплестись нашим пальцам.

Полное тотальное доверие моего тела, которое сейчас хочет спастись, в отличие от пустой головы.

— Шевели ногами, — ругается так приятно, что я готова слушать этот голос вечно. — Давай сюда.

Он тянет меня за руку, и я вижу его аккуратно-оформленный затылок такой, который получается только в профессиональных мужских салонах. Полы его темного пиджака развиваются в стороны, потому что мой то ли спаситель, то ли похититель прибавил скорость.

Теперь мы бежим по какому-то переулку, и я начинаю вот только сейчас ощущать, как адреналин наполняет не только мою кровь, но и легкие, заставляя их сильнее качать воздух.

Я дышу надрывно и часто, а мой спутник даже не запыхался.

Мой рот растягивается в улыбке.

Мне больше не страшно.

Мне…весело!

Мне, черт возьми, смешно и весело!

И я больше не могу сдерживаться. И начинаю громко смеяться.

Я бегу и смеюсь, когда вижу легкий поворот головы человека в костюме.

— Сумасшедшая, — качнув головой, мой спутник чуть замедляет бег. Отпускает мою руку и бьет себя по карманам.

Он ищет ключи. Я это понимаю, потому что мы остановились около машины под запрещающим знаком парковки.

Но такой машине и разрешение не нужно. Всем своим видом она демонстрирует, что «я паркуюсь, где хочу».

Кто ты такой, черт возьми?

Рассматриваю его спину, крупные плечи и понимаю, что он — не мальчик, а взрослый мужчина, которого я точно не знаю.

И ты собираешься сесть в машину к неизвестному мужику, Сурикова?

Щелкает сигналка, и человек в костюме медленно оборачивается.

— Ну привет, бунтарка! — усмехаются его карие, слегка сощуренные глаза.

8. Юля

— Здравствуйте, — по слогам проговариваю я, спотыкаясь о лицо, которое все-таки знаю.

Не могу похвастаться отличной зрительной памятью, но его лицо я запомнила.

Человек, который лишил в прошлую пятницу нас заработка, и которого я благополучно обозвала старым козлом, сейчас стоит передо мной и сверлит таким взглядом, от которого хочется прикрыть свои разодранные коленки. Стоя перед ним, я чувствую себя раздетой и уязвимой. Но я не покажу, что он имеет какое-то влияние на меня, поэтому вздергиваю подбородок и воинственно складываю руки на груди.

Я, надеюсь, он не ждет слов благодарности или извинений, и я не позволю ему чувствовать себя долбанным героем, потому что я не просила меня спасать.

— Я так понимаю, ты узнала старого жлоба, поэтому знакомиться не имеет смысла, — кивает на автомобиль. — Садись давай.

В смысле? Он специально меня нашел, чтобы отомстить за козла?

«Сурикова, ты находишь приключения под каждым столбом! Беги!» — кричит та часть моего головного мозга, которая отвечает за чувство самосохранения.

А я думала, у меня ее нет.

— Вы что, маньяк? Следили за мной, а сейчас повезете в лес, чтобы убить и закопать? — делаю шаг назад, и моя воинственность уже не выглядит настолько впечатляюще даже для меня.

— Неплохо, — задумчиво чешет бровь, — я похож на маньяка?

— Ни у одного маньяка не написано на лице, что он-маньяк.

— Определенно, — одобрительно кивает, складывая руку под подбородком, будто собирается слушать поучительную лекцию в моем исполнении.

— Вот поэтому, я с вами никуда не поеду.

— Весьма похвально, — разглядываю, как его пиджак натягивается в плечах. Мои глаза то и дело съезжают с его гладковыбритого лица на широкие мужские крепкие плечи. Почему-то именно эта часть его тела особо привлекает мое внимание. — Значит, есть надежда на то, что в твоей голове есть зачатки разума. Но спешу тебя огорчить, я не маньяк и собираюсь просто отвезти тебя домой.