Креолка. На острове любви - Сойер Шерил. Страница 14

Флорус поднялся:

— Мне пора. — Он покачал головой. — Дочь, я не знаю, что и сказать тебе. Но запомни одно: я приду, как только понадоблюсь. Стоит тебе лишь прислать своего забавного слугу с весточкой в наше жилище у главной кухни. Я постараюсь снова приехать сюда поскорее, но не знаю, когда это случится. — Айша взяла его руку, и они пошли к двери. — Не спускайся, — предупредил Флорус. — Кто-то следит за этим домом. Тебе это известно? Я видел, как этот человек торчал на улице. Когда я приблизился к нему, он скрылся.

— Будь осторожен, Флорус.

Он тихо рассмеялся:

— Не беспокойся обо мне. — Он поцеловал Айшу в щеку, как это было однажды у Луары. — Я приеду к тебе еще раз. Запри дверь.

Когда он ушел, Айша вернулась в гостиную и посмотрела в окно: она наблюдала, как он идет по улице. Больше она никого не увидела.

Айша подошла к одному из высоких зеркал. На нее смотрела незнакомая женщина. Она расстегнула крючки корсажа, и он упал на пол. Затем сбросила нижние юбки, сняла чулки, вытащила булавки из волос, и они заструились по ее плечам и груди. Она сняла с шеи ленту с рубином, и та скользнула на пол.

Задув все свечи, кроме одной, Айша вернулась к зеркалу, как она сделала одним штормовым днем в каюте на «Амфитрионе». Дорогая одежда лежала у ее ног на полу, и она прошла по ней, чтобы приблизиться к зеркалу. На нее смотрели черные бездонные глаза.

Айша научилась притворяться, говорить и вести себя так, как подобает Шарлотте де Нови: долго ли она сможет носить эту давящую и уродующую ее маску? Айша пыталась найти и спасти себя прежнюю. Она смотрела в зеркало так долго, что ноги у нее замерзли, а зубы стучали от холода. Глаза из зеркала смотрели на Айшу столь напряженно, что ее охватил непонятный страх. Свеча погасла, избавив Айшу от пристального взора из зеркала. Ей суждено оставаться в темноте. Пусть так будет и впредь.

СОЮЗНИКИ

Ничто из прочитанного или воображаемого не подготовило Айшу к парижскому декабрю. Когда она вышла на улицу, в лицо ее подул резкий, колючий ветер. Земля была такой холодной, что у нее онемели ноги. Она велела топить камины в апартаментах, не жалея дров, и купила теплую одежду для себя и слуг. Этот месяц показался ей мрачным без общества маркиза, оставшегося в Орлеане. Прекратились поездки в Буа, посещения магазинов и рынков. Только светские вечеринки шли своим чередом — звучала музыка, читали стихи, сплетничали и играли в карты. Айша стала играть меньше и больше не встречалась с банкиром. Ей нужно было придумать план борьбы с хозяином, но тот жил на Мартинике. Теперь проблема заключалась не в деньгах, а в том, как пустить их в ход.

После отчаянных попыток получить свое золото Айша провела без дела целый месяц, и это угнетало и огорчало ее. После встречи с Флорусом она сомневалась в том, остался ли у нее выбор. Ей казалось, будто она стоит на вершине вулкана, не зная, когда начнется извержение. Незадолго до Рождества Айша уехала погостить к мадам Дюдефан и Жюли де Леспинас. Последняя настойчиво приглашала ее в гости, но мадам Дюдефан была не уверена, согласится ли мадемуазель де Нови разделить спальню с Жюли. Айша опасалась Жюли, всегда претендовавшей на взаимную откровенность. Если от нее что-то скрывали, это оскорбляло Жюли. В конце концов Айша приняла приглашение, ибо в эту промозглую погоду ей очень хотелось тепла.

Дни проходили весело. Айша взяла на себя обязанность читать мадам Дюдефан, что позволило Жюли заняться перепиской. Она также писала поэмы, над которыми вздыхала, а затем разрывала на мелкие кусочки. Айша подозревала, что Жюли пишет о привязанности к молодому ирландскому кадету, месье де Тааффе. Однажды Жюли излила Айше свои чувства к нему, восхищаясь лицом и фигурой Тааффе, голосом (который мадам де Дюфан не выносила из-за акцента) и манерами. Айшу поразил такой бурный восторг, ибо Жюли вряд ли удалось пообщаться с де Тааффе наедине: мадам Дюдефан запретила ей разговаривать с ним с глазу на глаз, и той приходилось подходить к нему в дальнем углу гостиной и беседовать с ним вполголоса.

— Сегодня вечером она велела мне, — сказала Жюли, — остаться в своей комнате, когда он в следующий раз придет в гости!

— Почему она пускает его в дом, если считает недостойным своего общества?

— О! Она, как и я, находит его восхитительным. Нет, все дело во мне. Заметив, что он мне не безразличен, она решила разъединить нас.

— Наверное, она хочет защитить тебя. Раз она так же чувствительна…

— Да нет же, в страсти мадам Дюдефан ничего не понимает. Она вышла замуж, не раздумывая, и десять лет спустя, когда маркиз надоел ей, добилась развода. Затем у нее была связь с президентом Эно, мировым судьей, но, по ее словам, они не питали друг к другу любви. Однажды мадам Дюдефан показала мне письмо от него, написанное до того, как она ослепла. Он писал: «Дорогой друг, вы — неизбежное зло». Представляете себе такое! Я не надеюсь на то, что она поймет меня.

— Она боится потерять тебя.

— Но ведь любовь — не кувшин с водой, который пускают по кругу, чтобы каждому досталось по глотку. Любовь неисчерпаема, это вечная весна. Иногда звонит колокол, монахини выходят во внутренний двор, а я смотрю на них и понимаю, что люблю весь мир. Смешно ожидать, что я выберу единственного мужчину, которого больше всего желаю видеть и загоню его в маленький убогий уголок, где ему вдалеке от всех людей придется жить без любви.

Тут мадемуазель де Леспинас расплакалась.

Айша подождала, когда прекратятся глухие рыдания, затем робко сказала:

— Если ты будешь реже видеться с ним, то, возможно, станешь относиться к нему спокойнее. Вы ведь мало знакомы.

— Нет, едва я заглянула ему в глаза, все стало ясно. Ах, Шарлотта, только не говори, что я должна отказаться от своих чувств к нему — это было бы ужасно! — Она умоляюще посмотрела на Айшу. — Уж кто-кто, а ты должна знать, что такое любовь!

Айша подошла к окну и взглянула на покрытое инеем стекло.

— Каждый имеет в виду что-то свое, говоря о любви. Я никогда не думаю и не говорю о ней. Только разве с тобой и совсем недавно с… другом.

— А! Значит, с аристократом?

Айша улыбнулась:

— С мужчиной. — Немного подумав, она добавила: — Если ты кому-то принадлежишь, это главное в твоей жизни. И нет ничего страшнее, чем потерять этого человека.

Глаза Жюли расширились от удивления.

— У тебя никого нет, потому что ты любила и потеряла его? Шевалье д'Эди посвятил тебе поэму, в которой называет тебя Ниобеей, ибо ты скорбишь втайне и таким образом отвергаешь его любовь. А в другой поэме он пишет, что ты словно огонь, но не даешь пламени поглотить его.

Айша рухнула на постель.

— Он так и не решил кто я — водосточная труба или печка?

Жюли улыбнулась:

— Шарлотта, не смейся над ним. Он страдал, когда ты отказалась увидеться с ним.

— Он понял бы, что такое страдания, если бы узнал меня по-настоящему.

После полудня Жервез де Моргон тщательно оделся, собираясь на званый вечер. Там будет Шарлотта де Нови, а ему никогда еще так не хотелось составить ей компанию. И все из-за одного письма: ничего более приятного он еще не получал. Когда слуга надел ему парик и прикрепил воротник, Жервез развернул письмо и, сидя у камина, перечитал его. Первые строки вызвали у него улыбку — банкир обращался к нему почтительнее, чем он того заслуживал.

«Ваше превосходительство,

посылаю вам очередную сводку о делах вашего кузена. Надеюсь, мне не придется писать более важного сообщения, чем это.

Новость об ужасной ноябрьской катастрофе в Лиссабоне достигнет Парижа. Новости, только что полученные нами из Мартиники, свидетельствуют о том, что события в далеких краях иногда касаются и нас, если такова воля судьбы.

Как вам известно, жена и дочери вашего кузена осенью путешествовали по Европе с месье де Мервилем, зятем вашего кузена. Лилиана де Моргон впервые совершила такую поездку — кажется, постоянная компаньонка дочери мадемуазель Антуанетта де М. сочла, что эта поездка требует слишком больших усилий.