Собака Баскервилей - Конан Дойль Артур. Страница 7

– Мортимер говорил, будто бы сэр Чарльз прошёл эту часть аллеи на цыпочках.

– Он только повторил слова какого-то идиота, сказанные во время дознания. Зачем это человеку может понадобиться идти по аллее на цыпочках!

– Тогда в чём же тут дело?

– Он бежал, Ватсон. Спасался, бежал со всех ног. Так бежал, что сердце у него не выдержало и он на всём бегу упал мёртвым.

– Спасался? Но от кого?

– В том-то вся и загвоздка. Судя по некоторым данным, Чарльз Баскервиль потерял голову от страха, прежде чем обратиться в бегство.

– Почему вы так думаете?

– То, что его напугало, двигалось к нему с болот. Если я не ошибаюсь – а, по-видимому, всё так и было, как я предполагаю, – то бежать не к дому, а от дома мог только обезумевший человек. Цыган показал на дознании, что сэр Чарльз призывал на помощь, но бежал он в том направлении, где меньше всего можно было на неё рассчитывать. Потом ещё одна загадка: кого он поджидал в тот вечер и почему свидание должно было состояться в тисовой аллее, а не в доме?

– Вы думаете, что он ждал кого-то?

– Посудите сами: больной пожилой человек отправился вечером на прогулку – ничего удивительного в этом нет. Но ведь в тот день было сыро, холодно. Зачем же ему понадобилось попусту стоять у калитки пять, а то и десять минут, как утверждает доктор Мортимер, обративший внимание на сигарный пепел? Между прочим, как это ни странно, но ему нельзя отказать в наблюдательности.

– Сэр Чарльз совершал такие прогулки каждый вечер.

– И каждый вечер останавливался у калитки? Вряд ли. Наоборот, есть сведения, что сэр Чарльз старался держаться подальше от болот. А в ту ночь он кого-то ждал там. И это было накануне его предполагаемого отъезда в Лондон. Видите, Ватсон, как всё складывается – звено к звену! А теперь будьте любезны дать мне скрипку, и мы отложим всякое попечение об этом деле в надежде на то, что завтрашний визит доктора Мортимера и сэра Генри Баскервиля даст нам новую пищу для размышлений.

Глава IV

Сэр Генри Баскервиль

Мы позавтракали рано, и Холмс, облачённый в халат, приготовился к приёму посетителей. Наши клиенты не опоздали ни на секунду – как только часы пробили десять, доктор Мортимер вошёл в кабинет в сопровождении молодого баронета. Последнему было лет тридцать. Небольшого роста, коренастый, крепкий, он производил впечатление очень живого, здорового человека. Выражение его лица показалось мне упрямым; карие глаза смело смотрели на нас из-под густых тёмных бровей. Коричневый костюм спортивного покроя и смуглая обветренная кожа свидетельствовали о том, что этот человек отнюдь не домосед и не белоручка, и в то же время спокойная, уверенная осанка выдавала в нём истого джентльмена.

– Сэр Генри Баскервиль, – представил его нам доктор Мортимер.

– Да, он самый, – сказал баронет. – И любопытнее всего то, мистер Холмс, что если б мой друг не предложил мне посетить вас, я пришёл бы к вам по собственному почину. Вы, говорят, умеете отгадывать разные ребусы, а я как раз сегодня утром столкнулся с таким, который мне не по силам.

– Присаживайтесь, сэр Генри. Если я правильно вас понял, то по приезде в Лондон с вами произошло нечто не совсем обычное?

– Я не придаю этому особого значения, мистер Холмс. По-видимому, надо мной кто-то подшутил. Но сегодня утром я получил вот это письмо, если только оно заслуживает подобного наименования.

Он положил на стол конверт, и мы стали разглядывать его. Конверт оказался самым обыкновенным, из серой бумаги. Адрес – «Отель „Нортумберленд“, сэру Генри Баскервилю» – был написан крупными печатными буквами; на почтовом штемпеле стояло: «Чаринг-Кросс» и время отправления – вечер предыдущего дня.

– Кто-нибудь знал, что вы остановитесь в отеле «Нортумберленд»? – спросил Холмс, бросив пытливый взгляд на нашего гостя.

– Никто не знал. Я решил, где остановиться, только после встречи с доктором Мортимером.

– Но доктор Мортимер, очевидно, сам там остановился?

– Нет, я живу у знакомых, – сказал доктор. – Никто не мог знать, что мы поедем именно в этот отель.

– Гм! Значит, вашими передвижениями кто-то очень интересуется.

Холмс вынул из конверта сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и положил на стол. Посередине страницы стояла одна-единственная фраза, составленная из подклеенных одно к другому печатных слов. Она гласила следующее: «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот». Слова «торфяных болот» были написаны от руки, чернилами.

– Так вот, мистер Холмс, – сказал сэр Генри Баскервиль, – может быть, вы разъясните мне, что всё это значит и кто проявляет такой интерес к моим делам?

– А что скажете вы, доктор Мортимер? На сей раз тут как будто нет ничего сверхъестественного?

– Да, сэр, но, может быть, письмо послано человеком, который убеждён в том, что вся эта история совершенно сверхъестественна.

– Какая история? – резко спросил сэр Генри. – Вы, джентльмены, по-видимому, осведомлены о моих делах гораздо лучше, чем я сам?

– Мы посвятим вас во всё, сэр Генри. Без этого вы не уйдёте отсюда, поверьте моему слову, – сказал Шерлок Холмс. – А сейчас давайте займёмся этим весьма любопытным документом, который был составлен и опущен в почтовый ящик вчера вечером. Ватсон, есть у нас вчерашний «Таймс»?

– Вон там, в углу.

– Могу я вас побеспокоить? Дайте, пожалуйста, ту страницу, где передовая статья. – Он быстро пробежал её глазами. – «Свобода торговли»… Прекрасная передовица! Разрешите мне прочитать вслух один абзац: «Если кто-нибудь будет стараться внушить вам, что та отрасль промышленности, в которой вы лично заинтересованы, находится под защитой протекционных тарифов, держитесь подальше от таких людей, ибо рассудок должен вам подсказать, что подобная система в конце концов подорвёт наш импорт и нарушит нормальную жизнь нашего острова, интересы которого дороги всем нам». Что вы об этом скажете, Ватсон? – воскликнул Холмс, радостно потирая руки. – Блестящая мысль, не правда ли?

Доктор Мортимер посмотрел на Холмса, как смотрят заботливые врачи на тяжелобольных пациентов, а сэр Генри Баскервиль обратил ко мне недоумевающий взгляд своих карих глаз.

– Я не очень-то разбираюсь в таких вопросах, как тарифная политика, – сказал он, – но мне кажется, что мы несколько отклонились от нашей темы.

– Напротив! Мы идём по горячим следам, сэр Генри. Ватсон знаком с моим методом лучше вас, но боюсь, что смысл прочитанного отрывка ускользнул даже от него.

– Да, признаюсь, я не вижу никакой связи между ним и письмом.

– А связь, дорогой мой Ватсон, настолько тесная, что, по сути дела, одно состряпано из другого. «Если», «вам», «держитесь подальше от», «рассудок», «жизнь», «дороги». Неужели вы не догадываетесь, откуда взяты эти слова?

– Ах, чёрт возьми! Конечно, вы правы. Какая блестящая догадка! – воскликнул сэр Генри.

– Если вы всё ещё сомневаетесь, то взгляните на слова «держитесь подальше от» – они вырезаны подряд.

– Ну-ка… Да, действительно!

– Знаете, мистер Холмс, я даже не представлял себе, что такие вещи возможны! – сказал доктор Мортимер, с изумлением глядя на моего друга. – Догадаться, что слова вырезаны из газетного текста, это ещё туда-сюда. Но безошибочно назвать газету, и мало того – указать статью, из которой они взяты, это превосходит всякое воображение! Как вы догадались?

– Я полагаю, доктор, что вы можете отличить череп негра от черепа эскимоса?

– Разумеется, могу.

– Каким образом?

– Но ведь это мой конёк! Разница между тем и другим совершенно очевидна. Надбровные дуги, лицевой угол, строение челюсти…

– А у меня тоже есть свой конёк. На мой взгляд, разница между боргесом на шпонах, которым набираются передовицы «Таймса», и слепым шрифтом дешёвеньких вечерних листков не менее очевидна, чем разница между вашими неграми и эскимосами. Знание шрифтов – одно из самых элементарных требований к сыщику, хотя должен признаться, что в дни своей юности я однажды спутал «Лидского Меркурия» с «Утренними известиями». Но передовицу «Таймса» ни с чем не спутаешь, и эти слова могли быть вырезаны только оттуда. А поскольку письмо было отправлено вчера, всё говорило за то, что нам следовало прежде всего заглянуть во вчерашний номер.