Из книги «Набрать высоту» - Альтов Семен Теодорович. Страница 17

Ну ладно, заболтался я с вами. На чем мы остановились? Чего я сюда пришел.

Зачем вы меня вызывали? Не вызывали? Ах да! Премия! Ну что, отдадите? Нет?!

Из-за десятульки крохотной вы отняли у меня столько драгоценного времени?! Да за это время, знаете, сколько бы мог заработать и потом швырнуть вам в лицо?!

Все! Хватит! Достоинство и честь мне гораздо дороже! Хотя, что я вам говорю, разве вы знаете, что это такое! Тридцать!!! Вот вы сколько должны были дать! Но я вам слова не сказал — вы обратили внимание?! Ни слова! Не так воспитан, простите! Повернусь, хлопну дверью и уйду! Вы дождетесь! Надо быть выше этого!

Десять тысяч?! О чем мы говорим! Вдумайтесь в эту мелкую цифру! Мы же интеллигентные люди! По крайней мере, я! Дайте вы их мне, не унижайтесь! Ну!

Плюньте на все и дайте! Ну?! Где расписаться? Тут? Пожалуйста. Давайте их сюда.

Правильно. Десять. Да не бойтесь, не стану швырять их вам в лицо. Не так воспитан!

Эстетика

— Журавль, а журавль, скажи, почему, когда вы летите по небу, люди улыбаются, говорят: «Журавлиная стая летит!» А когда идем мы, коровы, воротят носы, ворчат: «Стадо коровье прется!» В чем разница?

Журавль гордо задрал голову и сказал:

— Мы как-никак журавли. А вы коровы. Извини.

Буренка замотала головой:

— Но как же так? Мы даем людям молоко, мясо, шкуру — последнее отдаем! А вы?

Что даете народному хозяйству?

— Ну не знаю, — обиделся журавль. — Зато летим красиво. Журавлиным клином. А вы бредете как попало, стадом. Неэстетично.

Буренка задумалась: «А ведь журавль прав. Нам бы клином, по-журавлиному. И люди скажут: „Вон коровья стайка прошла!“» На следующий день коровы возвращались домой, построившись несколько странно.

Впереди бежала Буренка. Она то и дело оглядывалась назад и мычала, чтобы коровы подравнялись, держали линию. Пропуская коров, люди прижимались к заборам, ругались:

— Совсем очумела скотина. Всю улицу заняли!

Коровы прошли. Остались на земле коровьи лепешки.

Кто-то сказал:

— Смотрите! Смотрите! Лепешки-то как легли! Прямо журавлиный клин получился!

Услышав последние слова, Буренка радостно замычала:

— Вот что значит эстетика. Выходит, и мы можем!

Почин

Этим прогрессивным методом живем, считай, года три есть. Тогда еще почин родился: «Из родного колхозу ни шагу!», потому что мост через пропасть рухнулся, а другой связи с большой землей пока нет. Ну, молодежь и решила единодушно остаться тут.

А в ту весну позапрошлую, когда еще мост над пропастью болтался, к нам в деревню прибыл свекор Кольки Урляева, зоотехника рыжего. Добирался свекор прямиком из Улан-Удэ через Москву — столицу. Познакомился свекор в поезде с мужиком. Всю дорогу выпивали, чтобы курить меньше, а то женщина с ребеночком в купе ехала. В Москве очутились у друга того мужика. Обратно выпили. Свекор помнил одно только: туалет, как выйдешь, направо, стакан, как войдешь, налево, да по телевизору еще программу «Времечко» показывали. Свекор в туалет вышел, а вернулся, глядит: в телевизоре голые мужики с бабами братаются, куда попало целуются, и, главное, при свечах! Тут свекор вырубился. А спустя спросил у хозяина, что ему померещилось? Тот говорит, будто какой-то «группенсекс».

Свекор обратно вырубился и очнулся только у нас в огуречном рассоле и вот такую небылицу с похмелья высказал.

Эта чушь собачья горячее возмущенье вызвала. Чтоб по телевизору в программе «Времечко» голых показывали? Какого числа хоть было-то? По какой такой программе? Свекор отчетливо одно помнит: туалет направо, стакан налево. И серьезная такая блондиночка в очках на голое тело. Может, то дикторша была?

Вряд ли. Уж больно речь неразборчива. Тут бригадир Костриков, у него дядя в самом Иркутске проживает, так вот Костриков выразился в том смысле, мол, это не иначе тот самый «группенсекс» — развратное мероприятие на Западе, хуже свободной любви. Его тут же отбрили: как на Западе, когда в программе «Времечко» продемонстрировали? Хорошо, если показали как ихнее безобразие, ну а вдруг… какое наше последнее достижение? Может, движенье в столице давно завелось, а мы не в курсе снова опять?!

Тот же Костриков в пене бился: «Безбожники, должно быть, это и есть тот самый хваленый видимомагнитофон! Такая штука — включаешь и видишь по телевизору то, что хочешь!!» Его обратно осадили: «Да что это за телевизор такой, по которому что хочешь, то и видишь?! Это не фотоаппарат все-таки! Уж не почин ли это? Раз „свободная любовь“! Слова-то нашенские! „Любовь, свобода!“ Просто мы в толк не возьмем, как ими пользоваться!»

Места у нас, конечно, глухие, до большой земли верст сорок было, пока мост висел, а теперь и вообще! Так что: «Опять отставать по всем показателям будем?» — это звеньевая наша выступила, Катюха Безмамедова. — «Мало того, что за надои перед людьми стыдно, еще и в общественной жизни никакой отдушины, в смысле группенсексу?!» Костриков за сердце хватался, орал: «Слепота вы куриная! Не может у нас никакого „группенсексу“ быть! Это упорнографическое мероприятие! Нам противопоказанное напрочь!».

Что значит «противопоказанное»? А когда разнарядка пришла заместо картошки сажать какао-бобы, прости господи? Это не противопоказано? А посадили! И не выросло ничего! А нутрию, крысу чертову, когда велено было внедрить в жизнь?!

Все погрызла вчистую, в леса ушла, в тайге с кем-то спуталась, лютый зверь получился! Трофимыча задрали! Так что, после этого в лес не ходить, что ли?! А почему группенсексу не попробовать? Все предписания выполняли и ничего! Колхоз, правда, не передовой, но существует до сих пор, однако, между прочим!

На голосование поставили. Мужики обеими руками «за»! Бабоньки, кто посознательней, тоже «за», остальные вроде воздерживаются, но с улыбочкой.

Короче, большинством голосов решили идти в ногу с жизнью, какой бы она ни была!

Отголосовали, а потом голову ломать стали: как этот «группенсекс» хоть выглядит? Что делать надобно? Телефонограмму в райцентр не дашь, — засмеют, что такой ерунды не знаем. Ну и домудрили самостоятельно. Раз «группен» — значит, «группа», бригада по-нашему. А секс? Может то, о чем детки по-английски считают до десяти: «сикс», что-то около шести на наши! Ну, точно, свекор Урляева спьяну обсчитался: не «секс», а «сикс». Выходит, «группенсекс» — оно «бригаденсикс» по-нашему! Мир да любовь в бригаде на шесть человек, то есть! И, само собой, это начинание наше! Какая у них может быть любовь, когда между людей финансовые пропасти? А между нами зато никаких пропастей, одна пропасть на всех под мостом, который рухнулся.

Это у них там все работают, а выгода одному человеку! У нас честно: все работают, — никому никакой выгоды! Как после этого не любить друг дружку?

Катюха Безмамедова тут же встречное начинание выдвинула: не шесть человек в бригаде, а семь чтобы! На их «группенсекс» ответим нашим «бригаденсемером»! В воскресенье в шесть вечера и заступили. Пришли нарядные, трезвые. Витченко с баяном. Пирожки с капустой напекли. Самовар. Люстры горят. Ну, праздник прямо!

Однако никто ни к кому с ласковым словом не подошел, обнять товарища не изволил! Чай пьют, потеют — и все… Тогда председатель наш вперед вышел и сказал: «Давайте поактивнее, товарищи! А то будет прогул!» Вызвал предместкома Прокатову, грамоту вручил и двадцать минут руку жал личным примером! А народ ни с места, только аплодируют — и все! Через два часа молча и разошлись. Но, видно, томление в людях скопилось, сразу на пороге крепкая драка затеялась.

Тогда снова собрание. «До каких же пор будем свободный досуг подменять организованным мордобоем?! Почему ни одно новшество не можем без боли себе привить!» Да! Вспомнили, свекор еще говорил, будто акт какой-то быть должен! Ну с этим ясно. В конце составляется акт, все в нем расписываются, что присутствовали. А до акта-то что делать будем, товарищи!