Поцелуй, Карло! - Трижиани Адриана. Страница 12

Ники преклонил колено у последнего ряда, осенил себя крестным знамением и сел на скамью, прямо на стопку памятных буклетов к городскому юбилею. Он открыл один из них и принялся читать историю возникновения Розето. И увлекся, словно история города была волшебной сказкой. Сколько всего случилось в этом городишке! Кого только не было на фото – и работницы швейной фабрики, и приходские священники с его преосвященством из близлежащего Нескуэхонинга, и сестры из монастыря Святого Иосифа, и рабочие местных сланцевых карьеров. Ники убрал буклет в нагрудный карман форменной куртки, прежде чем преклонить колено на прощанье. На обратном пути он прихватил у дверей проспект с программой юбилейных мероприятий, подумывая о том, как здорово будет закатиться на ярмарку в Розето вместе с Пичи. Она обожает такие свидания.

Когда Ники вернулся в машину, хлопнувшая дверь не разбудила кузена, и Ники пришлось его растолкать.

– Пора вручать телеграмму.

– Ага. – Джио мгновенно проснулся.

– Ты по ночам никогда толком не отдыхаешь, да?

– Сплю урывками в лучшем случае.

– Потому что возвращаешься поздно.

– У меня столько всего в голове.

– Еще бы, такое напряжение – обдумывать, где бы еще спрятаться.

– Как ты прав, кузен.

Ники повернул на Трумэн-стрит, опрятный квартал двухэтажных домиков, обшитых деревом и выкрашенных в пастельные тона, вперемежку с кирпичными постройками на две семьи, украшенными разноцветными навесами в полоску. Остановившись возле одноквартирного дома 125, он протянул Джио телеграмму. Идя нога за ногу по дорожке к дому, Джио поправил форменную фуражку телеграфной службы «Вестерн Юнион», а потом постучал в дверь. Красно-бежевый полосатый навес на фоне кирпичной стены выглядел пронзительно-ярким и чистым. Ники сделал себе в уме заметку купить тенты для дома, который они с Пичи приобретут на Уортон-стрит, очень уж они украшают фасад.

– Порядок, – сказал Джио, садясь в машину.

Взбираясь по Гарибальди-авеню к дороге из города, Ники заметил поле, огороженное для ярмарки. Там стояли пустые палатки и прилавки с рекламой распродажи torrone [25], сэндвичей с колбасками и перцем и zeppoli [26] в кулечках. Треугольные вымпелы цветов итальянского флага хлопали на ветру. Вдалеке нехотя поворачивалось безлюдное чертово колесо, солнце проглядывало сквозь его ярко-синие спицы.

– Славный городок, – сказал Джио. – Празднуют что-то.

Ники притормозил у знака остановки, не желая упустить возможность поучить кузена еще чему-то, лежащему вне его компетентности в картежном мире.

– У них юбилей, Джио!

– А как ты догадался?

Ники ткнул в большой гостеприимный плакат «Добро пожаловать на юбилей Розето».

– Гляди-ка, а парень-то – вылитый ты.

– Какой парень?

– Вон с того плаката. У него твоя faccia [27]. Скажи?

Ники присмотрелся к растянутому через улицу плакату, приветствующему посла Карло Гуардинфанте. Нарисованный посол, обрамленный лавровым венком, словно картинка в медальоне, производил впечатление. Джио был прав, лицо у посла весьма узнаваемо: и овал, и лоб, и скулы, и форма губ – вылитый Кастоне.

– И волосы как у тебя. Америкашка.

– Ну точно, правда же? – У Ники не было ни братьев, ни сестер, и он пришел в восторг от того, что кто-то еще на него похож.

– У каждого имеется двойник. И мы нашли твоего. Ведь нашли же?

– Кажется, нашли. И смотри, какой на моем мундир – потрясающий. Здорово, что кто-то так на меня похож, просто копия. Да еще и такой важный человек.

– Жаль, у меня нет двойника, – сказал Джио с грустью.

– Чтобы отдувался за тебя, пока ты в бегах?

– Ну, это одна из причин. А еще мне бы хотелось иметь двойника, чтобы дела улаживать, обсуждать и все такое. Побеседуешь – глядишь, и поймешь, действительно ли то, что ты думаешь, именно то, что ты должен думать.

– У тебя уже есть один ангел-хранитель.

– Ты так считаешь?

– А кто же тебя все время вытаскивает из передряг, как ты думаешь?

– Матушка-удача, – пожал плечами Джио.

Ники медленно поехал по Гарибальди-авеню, разглядывая по пути причудливые домики. В это позднее утро улица была пуста: мужчины трудились в каменоломнях, а женщины – на блузочных фабриках.

– Чудесный городишко, – похвалил Джио. – Я бы тут жить не смог.

– Мало развлечений?

– Да не то слово.

– Уверен, у них тут есть покер. В карты везде играют, знаешь ли.

– Ага, но вот делают ли здесь собственный сыр? Я бы не смог жить там, где нет своей сыроварни.

Восьмиклассницы школы Святой Марии Магдалины де Пацци выстроились в колонну по десять во главе Майской процессии по Брод-стрит. На каждой девочке короткое, пышное, как у балерины, платье из розового шитья, белые перчатки, молитвенник в руках, на головах венки из розовых шиповниковых розочек с вплетенными в них атласными лентами. Ленты струились по плечам и развевались по ветру на ходу.

Отец Перло шел следом за школьницами, точнее, сновал от одного тротуара к другому, без устали макая кропило в чашу со святой водой и благословляя толпу по пути шествия.

В этом году королевой Майского праздника монахини выбрали субтильную тринадцатилетку Кэрол Скьявоне. Приобняв одной рукой статую Девы Марии, она горделиво стояла под аркой из красных бумажных роз на платформе грузовика без бортиков, который ее одноклассники украсили по случаю праздника. Под ноги был постлан обюссонский ковер насыщенных рубиново-красных, коралловых и зеленых оттенков, взятый взаймы из монастырского вестибюля.

На Кэрол Скьявоне было строгое белое платье – облегающий лиф с длинными рукавами и юбочка из нескольких слоев белого тюля, похожая на солидную порцию взбитых сливок. Поверх ее темно-каштановых волнистых волос прикололи венчик из белых роз, оплетенных тонкой золотой проволокой, – точь-в-точь как тот, что украшал статую Девы Марии. Божья Матерь сияла свежевыкрашенным голубым гипсовым одеянием на фоне рыжеватого неба, испещренного пестрыми пучками облаков.

Примернейшие ученики восьмого класса в отутюженных черных брючках, белых рубашках и голубых галстуках гуськом шествовали по обе стороны медленно движущейся платформы, а следом колонной шли все остальные. Мальчики несли четки – кто зажав в кулаке, кто пропустив между пальцами.

Винни Матера – классный сорвиголова с явной склонностью к шутовству и плутовству – так сильно размахивал своими четками, что распятие чуть не чиркало по земле, пока сестра Робби Пентекост не подбежала к нему сзади и не щелкнула пальцами у него над ухом. Винни быстренько подхватил четки, крепко зажал в ладони и присоединился к одноклассникам, читающим «Скорбные тайны».

Брод-стрит была запружена зеваками, вышедшими поглазеть на процессию в обеденный перерыв. Для истинно верующих день был праздничный, выходной. Священник благословит их, они попросят Матерь Божью порадеть об их нуждах там, на небесах, или помолятся за своих матерей в благодарность за все их жертвы, приносимые ради семейств. Для всех прочих этот день был официальным началом лета, а лето означало ночные игрища в Шайб-парке, где веселился весь Филли, и дни напролет в парке аттракционов Уиллоу-Гроув ради острых ощущений вроде «Пленной летающей машины» сэра Хайрема Максима и целую неделю отдыха во время ежегодных каникул по случаю празднования Четвертого июля.

Святая вода сверкала в воздухе, как россыпь бриллиантов, при каждом благословляющем взмахе кропила. Старшее поколение принимало благословение, встав на колени, а молодежь просто склоняла головы. Калла Борелли натянула шарф на голову, чтобы прикрыть волосы, и святая вода оросила ее лицо, словно слепой дождик. Она осенила себя крестом, шепча в унисон с гулом толпы: In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti, Amen [28].