Нижние уровни Ада (ЛП) - Андерсон Роберт. Страница 15

Система вооружения состояла из нескольких компонентов, но в основе имела 7,62 мм шестиствольную пулеметную установку, электропривод управления, механизм подачи боеприпасов и экстракции, а, также, коллиматорный прицел. Прицел, как я узнал, никогда не использовался и даже не устанавливался. Он был не слишком точен и что еще хуже, мешал пилоту в кабине.

Вылетев и вернувшись с полигона, я улучил момент и переговорил с Хейсом о том, что вертолеты-разведчики должны быть вооружены миниганами. Я все еще был твердо уверен, что воздушные разведчики должны иметь возможность стрелять в противника.

Хейс не согласился с этим. Он, как и Джон Херчерт, Джим Моррисон и Билл Джонс, считал, что вооружение, смонтированное на OH-6 может вызвать у разведчиков проблемы. Это может заставить сосредоточиться на стрельбе, так что они забудут, что их настоящая задача — это разведка.

Я закончил переподготовку с Хейсом 3-го апреля, и в течении нескольких следующих дней вернулся вторым пилотом-наблюдателем к Биллу Джонсону. Он был мастером определять все, что контрастирует с окружающей средой. Он мог уловить незначительно отличающийся цвет растительности, может быть, какой-то блеск. Или, возможно, его внимание привлекло движение или что-то угловатой формы, которая выглядела неуместно в обычно бесформенных джунглях.

Билл продолжил давать мне подсказки. Он посоветовал мне фокусировать зрение подальше от вертолета, что замедлит движение относительно местности и даст мне возможность увидеть детали, а не размытое нечто. Он также подсказал мне «проникать» своим взглядом через верхний слой джунглей, когда машина шла низко и медленно, и сосредоточиться на том, чтобы смотреть прямо на землю.

Однажды Джонс летел очень низко.

— Ты видел там вьетконговца? — спросил он меня по интеркому.

Все что я видел, это верхушки деревьев. Он снова развернул машину, замедлился и велел мне смотреть вниз. Сфокусировав свои глаза ниже верхушек деревьев, я посмотрел сквозь листву и — вот они! Пять сердитых загорелых мордашек вьетконговцев смотрят на нас с земли. Может быть, я только начал к этому привыкать.

Кроме того, что пилот-разведчик мог видеть вещи на земле, он должен был знать, как координировать свои действия с «Коброй», кружащейся над ним. Находясь очень низко большую часть времени, разведчик имел пределы своих возможностей. Пилотируя вертолет и почти постоянно фокусируя взгляд на земле, разведчик редко успевал посмотреть на приборную панель, не говоря уже о том, чтобы следить за картой или вести радиопереговоры. Поэтому команда «Кобры» делала это за него. Ударный вертолет кружился на приличном расстоянии, наблюдая за каждым движением разведчика. Второй пилот — наводчик в «Кобре» читал карту, обозначал координаты и передавал сообщения по радио. Он также наводил и вел огонь с турели, когда разведчик сбрасывал дым и вызывал огонь по наземной цели. Пилот в заднем кресле в этом тандеме экипажа AH-1 вел вертолет, постоянно кружа на противоходе движению OH-6, так что «Вьюн» всегда находился внутри орбиты ударного вертолета. Пилот постоянно следил за разведчиком, так что он всегда знал, не попал ли его младший брат в неприятности.

Это была концепция команды поиска и уничтожения. Координация между этими двумя элементами выросла до такой степени, что «Кобра» и разведчик действительно предугадывали действия друг друга. Просто интонация голоса по рации могли точно сказать, что сейчас происходит или вот-вот произойдет.

Разведчику приходилось учиться разговаривать по радио, чтобы держать свой ударный вертолет в курсе. Все радиосообщения разведчика «Кобре» шли на частотах UHF. Все сообщения «Кобры» разведчику передавались через VHF. Использование разных диапазонов частот — UHF и VHF гарантировало, что радиообмен между «Коброй» и разведчиком шел без искажений, в отличии от того, когда обмен шел на одной частоте. Разведчик обычно говорил все время, когда он работал на низких высотах, в разговоре сообщая, что он видел на земле, когда вертолет летел по выбранной схеме поиска. Экипаж «Кобры» обычно был тихим, нарушая тишину время от времени двумя быстрыми щелчками по кнопке передачи. Этот кликающий звук говорил разведчику, что «Кобра» его слышит и понимает. Голосовой радиообмен шел только если пилот ударного вертолета хотел чтобы разведчик что-то сделал.

Летая с Джонсом в качестве пилота-наблюдателя, я внимательно слушал его непрекращающиеся радиопереговоры с «Коброй», когда он работал по своей схеме, а я следил за тем, что он видел на земле. Когда Билл расширял круги поиска дальше по району, он изучал землю под собой, отслеживая перемещения и докладывая об этом «Кобре». Пешие перемещения можно было отследить, пройдя над тропой или болотистой местностью, где передвигался враг, оставляя следы — согнутую слоновью траву или какие-нибудь другие признаки. По внешнему виду тропы Джонс мог оценить как давно ей пользовались и примерную численность противника.

Следы, которые можно было четко разглядеть, отчетливо сигнализировали — всего несколько человек. Если тропа была нечеткой и вообще, запутанной, вы знали, что по ней шло интенсивное движение, наслаивая следы друг на друга.

Билл продолжал учить меня, что направление движения можно было определить путем изучения следов. Многие вьетконговцы носили так называемые сандалии Хо Ши Мина — не более чем пару плоских кусков резины, привязанных к ноге владельца. Носок и пятка имели одинаковую форму, но при ходьбе на пятке был сосредоточен больший вес, что приводило к более глубокому отпечатку. Кроме того, носок выдвигал вверх небольшой валик грязи. Тщательно проверяя отпечатки пяток и пальцев ног, оставленных на пыльной земле, вы могли сказать, в какую сторону прошли люди по тропе.

Внезапно наткнувшись на признак пешеходного движения внизу, Джонс передавал ударному вертолету: «У меня есть след». Позывные между разведчиком и ударным вертолетом обычно опускались, когда в этом районе действовала только одна команда вертолетов. «Он идет на северо-восток, курс ноль три ноль градусов. Признаки небольшого движения — два или три человека за последние двенадцать часов на северо-восток. Я собираюсь пойти по следу и проверить его». Наши гарнитуры в ответ шипели: «Чшш-ш-ш-еш… Чшш-ш-еш», показывая, что экипаж «Кобры» нас понял.

Билл начинал перемещать OH-6 на северо-восток, используя тропу как указатель, и расширяя свои круги немного дальше с каждым заходом, все время изучал следы и любые другие знаки на своем пути, чтобы убедиться, не оставила ли вражеская сторона след.

— ОК, у меня есть место справа от тропы. Похоже, они ужинали здесь прошлой ночью. У меня есть остатки небольшого костра. Они не тлеют… они погасли.

Следы снова вели на северо-восток и Джонс повел «Вьюна» по следу.

— Есть бункер… примерно в пятидесяти футах (прим. 15 м) слева от тропы. Выглядит примерно двенадцать на двенадцать… (3,6х3,6 м) Может быть, складской бункер… полтора, может быть три фута (0,5–1 м) верхнего перекрытия, хорошо сделанный, недавно замаскированный.

— Как правило — сказал мне Джонс — Мы находим бункеры довольно стандартных размеров: пять на семь, восемь на десять, двенадцать на двенадцать. Пятнадцать на десять (4х3 м), двадцать на сорок (6х12 м) — это самые крупные. Когда сообщаешь о бункере ударному вертолету, дай ему общие внешние размеры и примерную толщину верхнего перекрытия. Он запишет всю эту информацию на своих картах для 2-го отдела на базе.

Разведчик определял бункер по его форме, состоянию маскировки поверх него и входным отверстиям, либо углам, плоским боковинам. Эти входы на земле выглядели как темные пятна и, обычно, были вырыты в форме буквы «L», чтобы Чарли мог обстрелять вас из ямы и вернуться в укрытие. Такая форма защищала вход от ответного огня. Более мелкие бункеры должны были, как правило, обеспечивать укрытие для вьетконговцев, движущихся по тропе. Более крупные из них обычно служили складскими бункерами, для хранения припасов, используемых для поддержки Чарли, пока они проходили или сражались в этом районе. Некоторые из них служили в качестве командных пунктов.