Выдыхай (СИ) - Обр Ольга. Страница 35
— Чего вы с отцом добиваетесь? — перехожу сразу к делу.
— Мы с отцом в разных командах. Я с ним договорился, но есть обязательное условие, без которого он не оставит Мари в покое, — не спешу ему доверять, но выслушать надо.
— Какое?
— Вы не отсвечиваете. Никаких публикаций о свадьбе, ребёнке и прочее. Не должно быть ни одной новости, Алекс, — он впервые называет меня по имени и мне это неприятно. Не хочу быть с ним на короткой ноге. Но, судя по всему, придётся. — За это мы получаем документ, разрешающий Мари проживание за границей и повторное замужество, — мудак предельно собран и, похоже, не шутит. — Свидетельство я привезу позже, лично. Не хочу доверять его кому бы то ни было, от него зависит жизнь Мари. Думаю, будет хороший свадебный подарок.
— Ты не посмеешь явиться на нашу свадьбу, Арафат.
— Почему нет? Это всё ещё моя женщина, Эванс. Я сам решу, когда появляться в её жизни.
— Ты сделаешь ей больно. Об этом ты не думаешь, конечно?
— Ей уже больно, старик, ты ещё не понял? Каждую минуту без меня ей больно. Привыкай. Либо отойди в сторону. Я не против, — он коротко и зло смеётся, выбешивая меня. — Можете распускать лишнюю охрану. Всё под контролем, — бросает трубку, как всегда, не прощаясь.
А мне надо натянуть улыбку и выйти к интервьюеру спокойным, чего бы мне это не стоило. И пресечь все вопросы о ребёнке и свадьбе. Знать бы ещё как.
32
МАРИ
Наскоро вытершись, выбегаю из ванной, чтобы поговорить с папой. На ходу, уже держа телефон у уха, объясняю маме и Лиз, что, кажется, всё закончилось благополучно. Потом повторяю, то же самое папе. Но он не спешит верить Киру, предпочитает для начала связаться с Самиром, который никак не идёт на контакт.
Я у себя дома, но я снова взаперти, как когда-то в Палере. Это сводит с ума. Еле дотягиваю до звонка Алекса. Он вкратце обрисовывает мне свой разговор с Киром. И я подозреваю, что утаивает чёртову кучу подробностей, донося до меня лишь суть — у меня будут бумаги, а взамен мы должны молчать о своей личной жизни. Это вполне приемлемо, хоть и непросто.
Ближе к вечеру, когда Лиз уже в сотый раз пытается научить меня варить кашу, аргументируя это тем, что я же будущая мать, папа, наконец, присоединяется к нам. Устало садится за стол, подозрительно разглядывает творение моих рук и предпочитает перекусить бутербродом.
Моё терпение испарилось ещё к обеду, так что я стою у него над душой, требуя подробностей. Папа копается в телефоне и скидывает мне какую-то ссылку.
— Что это? — интересуюсь, прежде чем нажать на неё.
— Это то, что Алекс увидел на днях, думаю, тебе стоит быть в курсе. Скорее всего, скинули с высочайшего позволения Самира Арафата, — уточняет папа.
Дрожащими пальцами кликаю по синим буквам. Фотки, целое море фотографий. Вся моя жизнь в Палере. И Алекс это видел. Видел, но ни словом не обмолвился. Каково же ему? Листаю их, вспоминая запечатлённые кем-то моменты. Недоумеваю, как мы могли не заметить слежки. Особенно в море. Я готова поклясться, что оно было пустынно, иначе не раздевалась бы так спокойно. Какие мы красивые здесь. Кир красивый. Идеальный. Лиз с мамой заглядывают мне через плечо, но никак не комментируют увиденное — это слишком личное.
— Свадебные фото — монтаж, — говорю родным, еле сдерживая свою злость. — Рядом с Киром была Алия, моё лицо добавили в фотошопе.
— Алекс поверит тебе, Мари, не может не поверить, — успокаивает меня мама.
— Точно, — подхватывает Лиз. — Будь это ты, думаю, твой мальчик улыбался бы, а не был бы таким хмурым. Он красивый. Молоденький совсем. Он хотя бы старше Майка?
Понимаю, что они впервые видят Кира. Это странно. Человека, который въелся мне под кожу, моя семья видит впервые.
— На два года, — с опозданием отвечаю на вопрос Лиз.
Она кивает и целует мой затылок:
— Всё наладится, Мари. Ты это переживёшь.
— Мы будем рядом, — добавляет мама.
— А теперь вернёмся к нашим баранам, — папа пресекает в зародыше возможный слёзоразлив. — Мы всё-таки связались с Самиром. И он заверил меня, что пришлёт с сыном документы, разрешающее тебе распоряжаться своей жизнью. У меня нет причин доверять ему. К чему тогда были утренние угрозы? — хмурится он.
— Всё просто, — отвечаю грустно. — Ему что-то было нужно от Кира, не от нас. И Кир ему это дал, в обмен на мою свободу, — мне стоит огромного труда не всхлипнуть на последних словах.
Папа предлагает мне пожить у них, пока Алекс не вернётся, и я с радостью принимаю это приглашение. Собираюсь очень быстро, надоело сидеть в четырёх стенах. Впадаю в культурный шок, узрев реальное количество приставленной ко мне охраны.
— Пап, мне кажется, ты перегибаешь, — говорю с усмешкой.
— Моих — только половина, — отзеркаливает моё выражение лица он. Ну, да, как я могла усомниться в Кираме Арафате.
— Хорошо хоть их всех кормить не надо, — не унывает Лиз, и мы дружно смеёмся. Потому что двенадцать человек на одну маленькую меня — это перебор.
Уже в тишине своей старой комнаты с уютными бежевыми обоями и розовым абажуром настольной лампы, я бесконечно пересматриваю присланные отцом фотографии. Даже на картинках остановленного времени видно, сколько между нами огня. С самого начала было так, как бы я не отрицала это. Вот фото, где мы гуляем по пляжу в самый первый раз, когда я вынудила его сделать это. Кир прижимает меня к себе, полностью укутанную в абайю, на первый взгляд ничего такого, но в то же время в этом кадре столько же секса, сколько в том, где мы целуемся обнажённые на яхте. Фотографий с «Линии» очень много и они крайне откровенные. На этой я лежу на диване, а Кир сверху, если не знать, что мы просто дурачимся, легко решить, что здесь мы занимаемся любовью. Он тогда весьма ощутимо цапнул меня за шею, синяк долго заживал. И моя согнутая в колене нога вовсе не изгибается в порыве страсти, а нацелена столкнуть его на пол. Мои щёки горят, когда представляю, что Алекс видел всё это. Но эта мысль исчезает так же быстро, как и появляется. Фотографии вызывают совершенно иного рода чувства. Я знаю, что не стоит этого делать, лишнее, но, тем не менее, пересылаю их Киру. Пусть страдает вместе со мной. Он затянул меня в этот ад, вот ему соседний котёл. Хотя, хотелось бы один на двоих. Я лежу на кровати, давным-давно готовая ко сну, но сна ни в одном глазу. Желание просто рвёт меня изнутри — слишком много прошло времени, с тех пор, как я касалась его в последний раз. И я нарушаю очередное табу, нисколько не стыдясь своего поведения. Снимаю короткое видео, как моя рука спускается от уже оголённой груди вниз по едва заметному пока животу, оттягивает резинку шёлковых шортов и скрывается там. Отправляю вслед за фотографиями. Я знаю, что в Палере уже глубокая ночь, и он увидит это всё только завтра, но не могу удержаться от соблазна. Продолжаю гладить себя, в надежде унять нахлынувшее возбуждение, когда раздаётся звонок.
— Это должна быть моя рука, — говорит Кир хрипло.
— Должна, — соглашаюсь, не раздумывая. — И твои губы, — я слышу его звериный стон, от которого меня пробирает волна приятной дрожи. — Я так хочу, чтобы ты поцеловал меня. Везде, — моё дыхание такое прерывистое, что, возможно он не различает слова.
— Мари, — выдыхает Кир. — Ты сводишь меня с ума. Эти фотографии с «Линии», я так хочу это всё повторить. Чтобы ты была только моя.
— Просто возьми его уже в руку и представь, что я рядом, — шепчу настойчиво. — Я так хочу, чтобы ты был сейчас внутри меня. Только ты и никто другой. Хочу почувствовать тяжесть твоего тела на себе, твои укусы на своей шее. Я сдохну без тебя, Кир.
— Так вернись, Мари, — его дыхание такое же рваное, как и моё. — Вернись, и я дам тебе всё и даже больше. Я буду целовать тебя так, что ты забудешь обо всём. Я буду любить тебя, моя девочка. Кончи для меня сейчас, я хочу услышать своё имя.
Его голос такой соблазнительный, такой господствующий, что я не могу не подчиниться: