Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - Айзенштадт Владимир Борисович. Страница 54

Итак, в возрасте 15 лет юная принцесса из немецкого владетельного дома избирается вдовствующей императрицей Марией Федоровной в невесты своему младшему сыну, великому князю Михаилу Павловичу. Предложение было принято. Девушка тут же «засела» за изучение своей новой Родины, сама выучила русский язык, освоила грамматику и прочла в подлиннике «Историю» Карамзина. Подобно Екатерине Великой, она хотела быть в России русской.

30 сентября 1823 года принцесса приехала в Россию. Строки из письма сенатора Ю. А. Нелединского-Мелецкого дают представление о необыкновенном впечатлении, произведенном девушкой на русское высшее общество: «Нареченная невеста великого князя Михаила Павловича на прошедшей неделе прибыла в Гатчину. Государыня Мария Федоровна встретила ее за две или три станции. Похвала об ней единогласна. Всех без изъятия она с первого глаза пленила!

Представь себе девицу шестнадцати лет, приехавшую к такому пышному двору, каков наш, и к которой через полтора часа по выходе из кареты подводят одного за другим человек двести, с которыми она со всяким молвит по приличности каждого. Значительные имена все у нее были затвержены и, ни разу не замешкавшись, всякому все кстати сказала…

На границе казачья команда при встрече закричала „Ура!“, „Спасибо, ребята“, – сказывают, она отвечала. И при этом случае кому-то у себя в карете сказала: „Я чувствую, что въезжаю в отечество“. Умница редкая! Все в этом согласны. Но, говорят, кроме ума она имеет самый зрелый рассудок, и были примеры решительной ее твердости. И в 16 лет! И свет ей так мало знаком, что театр здесь в первый раз в жизни увидела. Воспитывалась в пансионе, потом жила в тишине у бабушки, и вдруг к большому двору, где приводят ее к толпе людей, которые не только чтобы привести ее в замешательство, напротив, приведена ею в удивление и обворожена ее приветливостью! Это нечто чудесное!.. Забыл было, а удержаться не могу, чтобы не написать. Сказавши казакам: „Спасибо, ребята“, полковнику казачьему – „Пожалуйста, прикажите им прокричать, мне это любо!“ Рассудите, как казаки дернули, как узнали, что полюбилось!!!» [199].

Похожую характеристику дает ей и сенатор Михайловский-Данилевский. Он пишет, что она как феномен обратила на себя внимание и более месяца составляла предмет общих разговоров. Все, кто были ей представлены, с восхищением отзывались о ее уме, любезности. «Не знаю, – пишет он, – какова будет впоследствии судьба ее в России, но во время приезда ее в наше отечество зависти и злословия, избравшие предпочтительно пребывание свое при дворах, умолкли…»

С представленными ей особами принцесса говорила «о предметах или приятных для них, или составляющих их занятия; таким образом, с Карамзиным говорила о русской истории (и при первом же представлении ей Карамзина сказала ему: «Прошу знать, я уже читала Вашу „Историю“ по-русски!»). С Шишковым – о славянском языке, с генералами – о сражениях и походах, в которых они находились или наиболее отличились…» Было всем понятно, что она готовилась к приезду и эта ее подготовка очень импонировала ее окружению. «Смотря на нее, – заканчивает сенатор Михайловский-Данилевский, – я воображал, что Екатерина II, вероятно, поступала таким же образом, когда привезена была ко двору Елизаветы Петровны» [200].

Вюртембергская принцесса Фредерика-Шарлотта-Мария

5 декабря 1823 года принцесса была миропомазана и наречена великой княжной Еленой Павловной. На следующий день прошла церемония обручения. Жениху – младшему сыну императора Павла I, великому князю Михаилу Павловичу – шел двадцать пятый год.

Михаил Павлович был личностью неординарной, в нем сочетались совершенно противоположные качества человеческой натуры: несмотря на отсутствие глубокого образования, он слыл одним из самых остроумных людей Петербурга. Его вспыльчивость и солдафонство маскировали его доброту и незлобивость. Остроты и каламбуры Михаила Павловича становились модными анекдотами, передаваемыми из уст в уста. За остроумную шутку, находчивый ответ великий князь был готов простить любую провинность.

В журнале «Русская старина» за 1898 год была напечатана заметка, отрывок из которой хочется привести:

«…Великий князь любил и в других остроту, так что, несмотря на строгость свою по службе, прощал гвардейским офицерам и кадетам шалости, как скоро оне были замысловаты или показывали ум в шалуне.

В мелких неисправностях по службе чаще всех попадался офицер гвардии Булгаков, сын московского почт-директора, молодой человек, умный и образованный. Он то ходил в фуражке, то в калошах, то с расстегнутыми пуговицами, а за это нередко бывал на гауптвахте, но иногда шалости его оставались без наказания.

Великий князь Михаил Павлович

Однажды он шел в калошах и встретился с великим князем.

– Калоши? На гауптвахту! – сказал великий князь. Булгаков отправился на гауптвахту, но, оставив там калоши, сам возвратился туда, где был великий князь.

– Булгаков, – вскричал великий князь с гневом, – ты не исполнил моего приказания?

– Исполнил, ваше высочество, – отвечал Булгаков.

– Как исполнил? – возразил великий князь.

– Ваше высочество – продолжал Булгаков – изволили сказать: „Калоши, на гауптвахту!“ Я и отнес их на гауптвахту!» [201].

Известно, что Михаил Павлович высоко ценил М. Ю. Лермонтова и нередко выступал его защитником перед царем.

О великой княгине Елене Павловне оставили свои воспоминания многие современники. Известный политический деятель, граф П. Д. Киселев очень уважительно отзывался о ее обширном уме и превосходном сердце. Он считал, что «на ее дружбу вполне можно положиться, если она раз удостоит ею». Он пишет, что она впитала в себя все, что когда-то получила от дружбы с Кювье и в зрелом возрасте не переставала изучать науки и общаться с интересными людьми, которые приезжали в Петербург или которых она встречала во время своих путешествий за границей или внутри России.

«Разговор ее с людьми сколько-нибудь замечательными, – пишет Киселев, – никогда не был пустым или вздорным: она обращалась к ним с вопросами, полными ума и приличия, вопросами, которые просвещали ее и льстили ее собеседнику… Император Николай Павлович говорил мне однажды: „Елена – это ученый нашего семейства; я к ней отсылаю европейских путешественников. В последний раз это был Кюстин, который завел со мной разговор об истории православной церкви; я тотчас отправил его к Елене, которая расскажет ему более, чем он сам знает“» [202].

Маркиз де Кюстин, известный французский писатель и путешественник, напечатал свои заметки о пребывании в России в 1839 году. Его книга под названием «Николаевская Россия» содержит острую критику на окружающую действительность, и потому на русском языке она впервые вышла в свет только в 1910 году – до тех пор в России она была запрещена.

Но вот что он пишет о великой княгине Елене Павловне: «Она считается одной из выдающихся женщин в Европе, и беседа с ней в высшей степени интересна». Дальше он рассказывает о беседе с ней на тему современной французской литературы [203].

Что же касается русской литературы, то понимание и ощущение русской поэзии и литературы проявилось у Елены Павловны почти сразу по прибытии в Россию. В первой части нашей книги мы довольно подробно рассказывали, как складывались отношения Елены Павловны и Пушкина. Как начальная настороженность Пушкина сменилась абсолютным доверием поэта, вписавшим своей рукой в ее альбом стихотворение «Полководец» со строфами, пропущенными им в представленном для печати экземпляре.