Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - Айзенштадт Владимир Борисович. Страница 56

Проект организации профессионального музыкального образования в России был составлен 23-летним Антоном Рубинштейном и в 1852 году передан им великой княгине. Он был сравнительно недавно обнаружен в фонде Елены Павловны, где числился как записка к ней неизвестного. Однако это время для создания нового учебного заведения было очень неудачным.

Осенью 1856 года великая княгиня Елена Павловна по телеграфу вызвала Рубинштейна из Берлина в Москву для участия в придворных концертах в связи с коронацией Александра II.

В Москве и в Петербурге Антон Григорьевич неоднократно выступал на вечерах Елены Павловны, а затем принял ее предложение поехать с ее двором в Ниццу, где и был в общих чертах решен вопрос о музыкальном образовании в России.

По возвращении Елены Павловны в Россию и при ее поддержке в 1859 году Императорское Русское музыкальное общество было наконец создано. С Русского музыкального общества и Петербургской консерватории началось профессиональное музыкальное образование в России.

Музыкальные классы разместились в Михайловском дворце. Однако создание общества требовало не только организаторских способностей, но и большой финансовой поддержки. Кроме тех средств, которые выделила великая княгиня Елена Павловна, очень многие состоятельные люди пожертвовали значительные суммы на организацию РМО и Консерватории.

Среди учащихся первого набора был Петр Ильич Чайковский. 10 сентября 1862 г. он писал сестре: «Я поступил во вновь открывшуюся Консерваторию, и курс в ней начнется на днях…» [212]. А 27 ноября 1865 года, в зале Михайловского дворца, в салоне великой княгини, состоялось первое выступление Чайковского как композитора и дирижера.

Крымская война открыла простор для ее деятельной натуры. Со свойственной ей энергией и деловитостью она принялась за организацию медицинской помощи и создание отрядов сестер милосердия в воюющих войсках. К этой работе были привлечены лучшие силы, включая знаменитого хирурга Н. И. Пирогова. Сам же Михайловский дворец был превращен в мастерскую белья и медицинских материалов. Николай I, не сочувствовавший идее создания отрядов сестер милосредия (его шокировала сама мысль о присутствии женщин в лагерях), был вынужден уступить энергичному напору своей невестки.

В то время когда на Крымском полуострове уже началась 349-дневная осада Севастополя, когда требовалась помощь раненым на полях сражений и в перевязочных пунктах, в Санкт-Петербурге великий хирург Николай Пирогов с нетерпением ожидал, когда Высшее военно-медицинское ведомство выдаст ему разрешение на поездку в Крым. Прошение о поездке он подал давно, врачей в русской армии катастрофически не хватало, и тем удивительней, что светило русской хирургии, академик нескольких европейских академий, обладатель трех премий за труды в области именно военно-полевой хирургии не мог добиться разрешения на выезд туда, где он более всего был нужен. Возможно, Пирогов никогда бы и не получил этого разрешения по очень простой причине – он слыл человеком глубоко порядочным и честным. Он был «слишком правильным», везде, где бы ни работал Пирогов, он никогда не закрывал глаза на госпитальную коррупцию, беспорядки и воровство. Зная об этом, погрязшие в воровстве чиновники из Военно-медицинского ведомства боялись допустить «неуживчивого» хирурга на свои госпитальные «территории».

Пирогов уже отчаялся добиться разрешения на выезд, как получил приглашение к великой княгине Елене Павловне. Разговор между ними состоялся в тот же день. Речь шла об учреждении общины сестер милосердия, которая взяла бы на себя заботу о раненых. Елена Павловна обещала Николаю Ивановичу в течение суток получить разрешение на поездку в Севастополь.

По ее почину была создана Крестовоздвиженская община сестер милосердия, прошедших курс обучения под непосредственным ее руководством. Она обратилась с воззванием к молодым вдовам и молодым женщинам, не имевшим семьи, чтобы они помогли воинам на поле брани. Все сестры, которые были снаряжены ею и отправлялись в Севастополь, проходили в церкви Михайловского дворца при молебне обряд: наложение на себя крестов. Возвращаясь из Севастополя, они здесь же, в церкви, при общем молебне снимали эти кресты. «В этом Россия имеет полное право гордиться своим почином. Тут не было обычного заимствования „последнего слова“ с Запада…» – писал А. Ф. Кони [213].

Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - _43.jpg

Сестры Крестовоздвиженской общины

6 ноября 1854 года первый отряд Крестовоздвиженской общины выехал в Крым. Сестры отправлялись в путь из Михайловского дворца. В Петербурге в их честь кричали «ура!» и служили молебны. Радушные москвичи носили их на руках. Тульское купечество закатило им гигантский ужин. В Белгороде по их приезду устроили иллюминацию. В Харькове их вышел встречать сам генерал-губернатор. А от Перекопа усталые женщины тащились на волах и верблюдах, довольствовались сухим хлебом. В Севастополе их встречали орудийный грохот, кровь ручьями, изувеченные люди и великий Пирогов в облепленных грязью сапогах и солдатской шинелишке [214].

Бороться с военной и госпитальной администрацией было практически невозможно. Военные врачи не являлись полновластными руководителями и организаторами медицинского обеспечения и во многом зависели от произвола военных начальников, не понимавших, а иногда и не желавших понимать нужд медицинской службы. Пирогов был единственным врачом, который не зависел от администрации в Крыму и подчинялся только Петербургу. Он говорил, что если и принес хоть какую-то пользу, то только потому, что находится в независимом положении; но всякий раз нахрапом, производя шум и брань, приносить эту пользу не очень весело.

Сестры Крестовоздвиженской общины также находились в независимом от госпитальной администрации положении и подчинялись в своих действиях только Пирогову и великой княгине Елене Павловне. Такое положение Пирогова и сестер сыграло важную роль в развитии сестринского дела. Пирогов предложил передать весь нравственно-административный контроль госпиталей в руки сестер.

Уже очень скоро действия сестер по контролю госпиталей стали приносить плоды. Кто-то из чиновников вынужден был изменить свои «аппетиты» в отношении государственной собственности. Кто-то, разоблаченный сестрами, был отдан под следствие.

В 1894 году Крестовоздвиженская община перешла в ведение Российского общества Красного Креста.

Уже после смерти Елены Павловны стараниями ее внука, герцога Георгия Георгиевича Мекленбург-Стрелицкого, осуществилась ее идея о создании научного и лечебно-благотворительного центра – Клинического института великой княгини Елены Павловны, ныне – Медицинской академии последипломного образования (МАПО), в недавнем прошлом – Государственного института усовершенствования врачей (ГИДУВ).

Поражение в Крымской войне потрясло всю Россию. К тому же в феврале 1855 года умер император Николай I. Обстоятельства, в силу которых Елена Павловна стала старшим членом императорской фамилии, неопытность молодого монарха – ее племянника, позволили ей стать своеобразным политическим маяком, на который ориентировались все либеральные силы русского общества. К концу Крымской кампании, по мере того как неизбежность реформ становилась все более очевидной, салон великой княгини приобретал все большее значение и авторитет. К Елене Павловне обращались со всевозможными предложениями, рассчитывая на ее помощь и влияние; через ее руки проходило множество записок по самым разнообразным вопросам: о финансовых реформах, о судебных преобразованиях, преобразовании армии, проекты железных дорог, но подавляющая часть материалов касалась наиболее существенного и злободневного вопроса – крестьянского.

Необходимость покончить с этим многовековым злом была очевидна и для императорской семьи, особенно для великой княгини Елены Павловны и разделявшего ее взгляды брата Александра II – великого князя Константина Николаевича. Елена Павловна достаточно быстро и детально ознакомилась с крестьянским вопросом. Будучи обладательницей крупных поместий в Полтавской губернии, она задумала освободить крестьян своего полтавского имения Карловка. Однако намерение Елены Павловны не вызвало особого восторга ни у Александра II, ни у графа П. Д. Киселева, автора реформы управления государственной деревней еще в 1837 году, ни даже у Н. А. Милютина, посоветовавшего ей повременить со своим намерением, пока этот вопрос еще не вполне выяснен в законодательной форме, но составившего все же соответствующую записку на имя императора. В первой части своей книги мы говорили о том, что основную роль в Редакционном комитете по освобождению крестьян играл шурин хозяев особняка на набережной Фонтанки, 23, Юлии Федоровны и Александра Аггеевича Абаза, Николай Алексеевич Милютин.