Кристина - Кинг Стивен. Страница 5

— Да, — произнес Эрни бесцветным голосом. Он поднялся. — Пора все это послать к черту.

Регина открыла рот, а Майкл зажмурился, как будто получил пощечину.

— Что ты сказал? — Регина наконец пришла в себя. — Что ты…

— Не знаю, что вас так потрясло, — мрачно проговорил Эрни, — но я не собираюсь торчать здесь и выслушивать ваши бредни. Мне уже семнадцать лет Я хочу, чтобы со мной считались.

Они вытаращились на него так, как если бы у одной из кухонных стен выросли губы и она начала говорить.

Эрни посмотрел на них. В его глазах не было ничего, кроме угрозы.

— Говорю вам, мне нужна эта вещь. Только она.

— Эрни, но ведь страховка… — начал Майкл.

— Прекрати! — закричала Регина. Она не желала обсуждать технические проблемы, потому что это был шаг к капитуляции; ей хотелось задавить бунт в зародыше, быстро и беспощадно. В этот момент она выглядела одновременно испуганной и вульгарной. Мне стало жалко ее, потому что она мне нравилась.

Уже стоя в дверях, я внезапно почувствовал нездоровое любопытство: чем же все это кончится? Я присутствовал при первом крупном скандале в семействе Каннингеймов. До сих пор им можно было дать десять баллов за пуританство.

— Дэннис, тебе лучше уйти, пока мы тут разбираемся, — зловеще проговорила Регина.

— Я уйду, но, по-моему, вы делаете из мухи слона. Если бы вы увидели эту машину.., она или вообще не трогается с места, или за двадцать минут набирает тридцать миль в час.

— Дэннис! Иди!

Я ушел.

Садясь в машину, я увидел, как из задней двери вышел Эрни; он явно намеревался привести в исполнение свою угрозу. Следом за ним показались его родители, теперь у них был такой перепуганный вид, как будто они оба обмочились. Отчасти я мог их понять. Все предшествовавшее было неожиданней, чем гром, разразившийся среди ясного неба.

Когда я выруливал на улицу, они втроем стояли на площадке возле двухместного гаража (в котором стояли «порш» Майкла и «вольво» Регины — у них-то есть машины, вспомнил я) и все еще ругались.

«Ну, вот и все», — подумал я, и мне стало тоскливо. Они раздавят его. Лебэй получит свои двадцать пять долларов, а «плимут» останется гнить на прежнем месте. Подобные вещи им не раз удавались. Потому что он был рохлей. Это знали даже его родители. Он был неглупым парнем, и когда вы знакомились с ним поближе, то видели, что у него были и чувство юмора, и доброта, и.., нежность, если я правильно понимаю это слово, Нежный, но все-таки рохля. Они знали, что он был рохлей, и должны были раздавить его.

Так я думал. Но я ошибался.

3. НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

В 6.30 следующего утра я подъехал к дому Эрни и припарковался у обочины, не желая заходить за ним, даже если его родители еще спали, — слишком много вредных флюидов предыдущим вечером витало в их кухне, поэтому меня ничуть не прельщал традиционный кофе с пончиком перед работой.

Эрни не показывался по меньшей мере минут пять, и я уже начал размышлять о том, мог ли он исполнить свою вчерашнюю угрозу и уйти из дома. Затем задняя дверь отворилась, и он спустился по бетонной дорожке, неся в одной руке пакет с завтраком.

Он сел в машину, захлопнул дверцу и, улыбнувшись, сказал:

— Давай, трогай.

Он явно был в хорошем настроении.

Большую часть пути мы ехали молча, слушая хиты рок-энд-соула, которые передавала местная радиостанция. Эрни рассеянно отстукивал ладонью по колену, отбивая доли музыкальных тактов.

Наконец Эрни произнес:

— Извини, что вчера тебе пришлось присутствовать при всем этом.

— Все в порядке, Эрни.

— Тебе никогда не приходило в голову, — внезапно сказал он, — что родители — это всего лишь переросшие дети, и только собственный ребенок может вытащить их из младенчества?

Я покачал головой.

— Знаешь, что я думаю? — спросил он.

Мы уже подъезжали к строительной площадке; трейлер, принадлежавший фирме «Карсон бразерс», стоял в двух холмах от нас. В такую рань движение на дороге было еще слабым и сонным. Небо было нежно-персикового цвета.

— Я думаю, что быть родителем — это отчасти значит — стараться убить своего ребенка.

— Это точно, — ответил я. — Мои все время стараются доконать меня. А вчера они чуть не добились своего, когда стали расспрашивать, почему я задержался после работы.

Я не обратил особого внимания на слова Эрни, но мне было интересно, что сказали бы Майкл и Регина, если бы услышали сейчас своего сына.

— Я знаю, это звучит немного странно, — продолжал он, — но есть много таких вещей, которые кажутся чепухой, пока не задумаешься над ними. Эдипов комплекс, например.

— Дерьмо все это, — сказал я. — Ты поругался с родителями, вот и вся проблема.

— Нет, не вся, — задумчиво произнес Эрни. — Они не знают, что делают. Не могут знать. Сказать почему?

— Скажи, — ответил я.

— Потому что как только у родителей рождаются дети, так они сразу понимают, что должны умереть. Когда у тебя появляется ребенок, ты смотришь на него как на свое надгробие, — Знаешь что, Эрни?

— Что?

— Я думаю, все это просто дерьмо, — сказал я, и мы оба рассмеялись.

— А я так не думаю, — сказал он. Я зарулил на стоянку и выключил двигатель. Из машины мы вылезли не сразу.

— Я сказал им, что не пойду на курсы для поступления в колледж, — проговорил Эрни. — Я сказал им, что запишусь на домашнее обучение.

Домашнее обучение было тем способом получения «среднего» образования, который пришелся по душе многим ребятам из старших классов. Им высылались программы по различным предметам, и они занимались сами, — разумеется, за исключением тех, кто не ночевал дома.

— Эрни… — начал я, не зная, что сказать дальше. Пожар разгорелся на пустом месте, и это сбило меня с толку. — Эрни, ты все еще не в духе. Они оплатят твои курсы…

— Конечно, оплатят, — перебил Эрни и холодно улыбнулся. При бледном свете зари он выглядел одновременно и старше, и намного моложе.., вроде циничного ребенка, если такое возможно. — Они в силах оплатить и полное обучение, и университет, если захотят. Закон им этого не запрещает. Но ни один закон не заставит меня идти туда, куда они считают нужным.

Я был поражен. Как сумел этот рохля так быстро и, главное, так неузнаваемо измениться? И как Майкл и Регина могли согласиться с его планами? Представить такое было очень трудно.

— Так, значит, они.., сдались? — Пора было идти на стройплощадку, но я не мог не задать этого вопроса.

— Не совсем так. Насчет машины мы договорились, что я найду для нее место в гараже и не буду пытаться ее зарегистрировать без их согласия.

— И ты думаешь, что тебе это удастся? Он снова улыбнулся — заговорщически и в то же время зловеще. Точно так же мог бы усмехнуться бульдозерист, опуская ковш своего «Д-9 Кат» на какой-нибудь особенно неподатливый пень.

— Удастся, — ответил он. — Можешь мне поверить.

И знаете что? Я ему поверил.

4. ЭРНИ ЖЕНИТСЯ

В ту пятницу мы могли вечером подзаработать на сверхурочной работе, но отказались от нее. Получив в конторе наши чеки, мы поехали в питсбургское отделение сбережений и займов и вскоре пересчитывали наличные. Почти все свои деньги я внес на срочный вклад, часть положил на чековый счет (отчего почувствовал себя до отвращения взрослым), а двадцать долларов оставил в бумажнике.

Эрни обратил в наличные весь свой заработок.

— Вот, — произнес он, протягивая десятидолларовую бумажку.

— Нет, — ответил я, — оставь их при себе, приятель. У тебя теперь каждый цент будет на счету, пока ты не разделаешься со своей консервной банкой.

— Возьми, — сказал он. — Я плачу свои долги, Дэннис.

— Оставь. Правда, оставь.

— Возьми. — Он настойчиво протягивал деньги. Я взял, но заставил его один доллар взять обратно. Он даже этого не хотел делать.

Пока мы ехали к дому Лебэя, Эрни нервничал, включал радио на полную громкость, барабанил пальцами то по колену, то по приборной доске — словом, вел себя, как будущий молодой отец, ожидающий, что его жена вот-вот родит ребенка. Наконец я догадался: он боялся, что Лебэй продал машину кому-нибудь другому.