Русалья неделя - Воздвиженская Елена. Страница 27
К осени поставил кузнец избу новую, большую. Кузню добротную срубил. А на Покрова и посватался к Фёкле. Она ему согласием ответила. Ребятишек ейных Пётр, как своих принял, да и то, ребятишки все у Фёклы ласковые да добрые, как их не полюбить! Зажили они в любви да согласии, и деток ещё народили. Только одно так и осталось тайной – кто же Фёкле в ту зиму помогал на лунной полынье?…
Заколдованная баня
На краю села, у самого озера баня стояла. Чья то банька была, никто уж и не помнил, все спорили, одни говорили, что тех-то, другие, что вторых, третьи, что ещё кого-то. Одним словом без хозяина была банька. И повадились в ту баню девки бегать ворожить.
А что? Всем место замечательное для таких дел, и на отшибе, и неосвящённо, и самое главное, предсказания верные были! Всё, что не нагадаешь сбывалось. Может потому, что в той бане водился кто-то…
А узнали об этом вот как. Одно время начали, было, туда молодые похаживать, знамо дело для чего. Место от глаз людских спрятанное. И вроде всё тихо было. До поры до времени. Пока не приключилась вот какая история.
Жила в селе тётка Луша, бой-баба, несколько лет вдовствовала, однако оставаться без мужеского внимания не собиралась, а потому без зазрения совести строила глазки и холостым, и женатым односельчанам. И ведь дострелялась глазами-то, клюнул на её зазывы мужичок один, по имени Фрол. Сам плюгавенькой, косолапой, смотреть не на что, но зато язык у него был подвешен, а орган этот, как известно, до Киева доведёт.
Тётка Луша хоть и до мужчин охоча была, однако ж баба была осторожная, домой гостей не водила, дабы не подвергать себя риску быть замеченной. Одно дело слухи, а другое неопровержимые доказательства, когда тебя с поличным поймают. И оттого позвала она Фрола в ту самую баньку.
Как опустились майские сумерки, и взошла на небо круглобокая жёлтая луна, возле бани появилась тень. Это, крадучись, шёл Фрол, сказавшийся жене, что задержится нынче на рыбалке. Ну а тётка Луша уже поджидала его внутри. Вот встретились они, побеседовали малость, и долго не мешкая, перешли от слов к делу. И вот, в самый интимной момент берега озера оглушил душераздирающий вопль, от которого взмыли в воздух стаи потревоженных птиц и с криками понеслись прочь.
То вопила тётка Луша. Без памяти выбежала она из бани и, натягивая на ходу платье, понеслась прочь. За ней еле поспевал насмерть перепуганный и ничего не понимающий Фрол. Когда ему наконец удалось догнать и остановить нехрупкую тётку Лушу, та поведала ему причину своего ужаса. Вот как дело было. Только стали они с Фролом раздеваться, почувствовала она, как кто-то шлепнул её звонко по срамному месту.
Думая, что это Фрол, тётка Луша лишь крепче прижалась к милому. Тут наподдали по филейной части ещё раз, да уже побольнее. Тётка Луша поморщилась, однако стерпела. Когда же безобразие повторилось и в третий раз, тётка Луша разозлилась, и прикрикнула на Фрола, чтобы тот был поаккуратнее, не распускал руки. Тут-то Фрол и ответил ей, что занят своими штанами и пальцем не трогал ещё свою спутницу.
Тётка Луша занервничала и обернулась, но поскольку в бане было темно, хоть глаз выколи, то она протянула в темноту руку, желая проверить – неужто в бане есть кто-то окромя них. И тут-то и нащупала она в темноте нечто мохнатое. Замерев от страха, провела она рукой повыше, и определила свиной пятак, но самое страшное ждало её выше – рука её ухватилась за самый настоящий рог. Неимоверный ужас обуял тётку Лушу, и, не помня себя, выскочила она нагишом из бани, и понеслась прочь, вопя во всё горло. А уж за ней вдогонку рванул и Фрол. Так то всё было.
Озадаченный Фрол выслушал тётку Лушу, почесал в затылке, припомнил много ли оставалось самогона, в принесённой им на свидание бутылке, и решил, что не так уж и много они выпили, чтобы вдруг им стали мерещиться черти. Однако ж вечер был безнадёжно испорчен, и расстроенный Фрол поковылял домой. Тётка Луша же огородами прибежала в свою избу, заперлась на три засова, зажгла свет, и тряслась до самого утра, полагая, что чёрт придёт теперь за ней, и спросит с неё за блудные грехи. Судя по тому, что ранним утречком тётка Луша вышла доить корову, чёрт до неё всё же не дошёл. То ли не нашёл дорогу, то ли довольствовался и тем, что прогнал бесстыдников со своей территории.
Но язык Фрола, тот что был подвешен, не стерпел такой тайны и вскоре уже всё село болтало том, как тётка Луша в бане с чёртом встречается. Фрол де сам того чёрта видел, и то как они милуются, когда с рыбалки ночью шёл.
С той поры тётка Луша остепенилась, а девки принялись бегать в ту баню ворожить. И ведь что интересно, всегда те предсказания сбывались…
Укрут, ведьма и Ермолай
– Бабушка, а кто это там по стене скребёт?
– Это метель, дочка, спи, родная. Ничего не бойся.
Бабушка сидела рядом с Марусей, и поглаживала сухой, шершавой рукой внучку по белокурой головке.
– А Толик говорит, что это жердяй по ночам бродит, в печной трубе руки греет и в окна заглядывает.
– Болтает Толька, никого там нетути, окромя метели.
– Бабушка, а домовые бывают?
– Бывают. У всякого дома хозяин имеется. А ты что вдруг про них заговорила?
– Толик рассказывал, что у его бабушки живёт домовой. Он сам его слышал, тот в сенцах живёт и ворчит по ночам. А у тебя он есть?
– А то как же. Мой в чулане живёт. За порядком следит, чужих в дом не пускает, тех, кто злое удумал.
– Таких, как баба Зина?
Бабушка ласково засмеялась:
– Что ты, доча, баба Зина она злого не желает! Характер у ей просто такой, нескладный, неуживчивый. Да она и сама ему не рада, чего хорошего, когда человек сам с собою не в ладу.
Бабушка вздохнула.
– Нет, дочка, это я про таких людей сказала, кто нарочно пакостит, с умыслом людям вредит.
– Как ведьма?
Бабушка кивнула.
– Бабуль, а расскажи страшную историю, – умоляюще сложила ручки Маруся, – Ты столько всего знаешь!
Бабушка встала, прошлась по избе, размяла спину, выглянула в окно, где круглым пятном мутно светил сквозь пургу одинокий фонарь, поправила занавеску, присела снова к Марусе.
– Ишь чего разыгралась-то вьюга. Вчера ещё у меня колени болели к непогоде. Что ж тебе рассказать-то? Испужаешься потом.
– Вот ещё, мне Толик каждый день рассказывает, а ему – его бабушка, и я ни капли не боюсь.
– Ну слушай, коли так. Давным-давно, когда ещё мой отец сам ребёнком был, жила в нашей деревне самая настоящая ведьма. Сколь ей было лет, никто и не знал. Она не менялась. С виду старуха, как старуха, одета как и все, ходит, на палочку опирается. Да только знали местные чем она промышляет.
Ездили к ней с других деревень люди со своими делами, да дела всё нехороши. Мужа чужого отбить, парня приворожить, на обидчика порчу наслать, дитя в утробе погубить, кадука ли наслать. Всё умела старая карга.
Жила она вдали от людей, у самого лога. Лог-то тот тоже нехорошим местом слыл. Не зря ведьма там поселилась. Блазнилось в том логу. Иной раз туман ни с того ни с сего заклубится вдруг, поползёт из того лога, избу ведьмы окутает. Да туман-то странный, жёлтый, густой, как кисель, хоть ножом его режь. В такие ночи говорили люди, что ведьма дело творит, потому за туманом прячется. В том тумане приходят к ней её помощники, нечисть страшная, выползают из леса, да из болота. Затворяли люди в такие ночи двери да ставни покрепче, крестом осеняли, лучину на ночь не гасили.