Ловец снов - Кинг Стивен. Страница 119
Потом подошла к Даддитсу, оттолкнула Оуэна, быстро застегнула молнию куртки и, взяв его за плечи, всмотрелась в глаза. Маленькая, неугомонная птичка-женщина. Высокий, бледный сын, затерявшийся в огромной куртке. Слезы Роберты внезапно высохли.
— Будь хорошим мальчиком, Дадди.
— Уду, ама.
— Слушайся Генри.
— Уу, ама. Уу ууся Ени.
— Не расстегивайся. Кутайся получше.
— А, ама, — послушно вторил Даддитс, которому явно не терпелось поскорее уйти, и это вновь вернуло Генри к прошлому: походы за мороженым, игра в мини-гольф (Даддитс, как ни странно, был прекрасным игроком, только Питу удавалось иногда его побить), путешествия в кино, и всегда «слушайся Генри», или «слушайся Джоунси», или «слушайся друзей», и всегда «будь хорошим мальчиком, Дадди», и всегда «я уу ошим, ама».
Она оглядела его в последний раз.
— Я люблю тебя, Дуглас. Ты всегда был замечательным сыном, и я очень тебя люблю. Поцелуй меня.
Даддитс поцеловал мать; та нерешительно, словно украдкой, погладила его небритую щеку. Вынести это не было сил, но Генри все же смотрел, смотрел, потому что был так же бессилен, как муха, попавшая в паутину. Всякий Ловец снов был к тому же капканом.
Даддитс еще раз чмокнул мать, но блестящие зеленые глаза перебегали с Генри на дверь. Даддитс торопился. Почему? Знал, что люди, которые охотятся на Генри и Оуэна, совсем близко? Или для него это — приключение, как в прежние времена, когда их пятерка была неразлучной? И то, и другое? Возможно.
Роберта разжала руки и отступила, с отчаянием глядя на сына.
— Роберта, — прошептал Генри, — почему вы не сказали нам, что происходит? Почему не позвонили?
— А почему вы не приезжали?
Генри мог бы спросить, почему не звонил Даддитс, но это было бы прямой ложью. Даддитс постоянно звонил, с самого марта, когда Джоунси попал в аварию. Он подумал о Пите, сидевшем в снегу рядом с перевернутым «скаутом» и писавшем Даддитс — раз, другой, третий… Даддитс, заточенный на острове «Где-то-там» и умирающий в тюрьме, Даддитс, посылающий призыв за призывом, но в ответ — молчание. Наконец, один из друзей явился только затем, чтобы увезти его, в спешке, с одним пакетом лекарств и коробкой для завтраков. В Ловце снов не было доброты. Они желали Даддитсу только хорошего, даже в тот, первый день искренне его любили. И все же дошло до такого.
— Береги его, Генри. — Роберта перевела взгляд на Оуэна: — И вы тоже. Берегите моего сына.
— Мы постараемся, — пообещал Генри.
Развернуться на Дирборн-стрит было негде, все подъездные дорожки замело. В разгорающемся свете утра спящий городок напоминал эскимосский поселок в тундре Аляски. Оуэн подал «хамви» назад, и так, постепенно, выбрался со двора и стал пятиться по улице. Огромный кузов неуклюже раскачивался из стороны в сторону. Бампер зацепил какую-то занесенную снегом, припаркованную на обочине машину, послышался звон разбитого стекла, и они снова вырвались через замерзшие снежные заграждения на перекресток, а затем и на Канзас-стрит. Оставалось выбраться на шоссе. Все это время Даддитс спокойно сидел на заднем сиденье, положив коробку на колени.
Генри, почему Даддитс сказал, что Джоунси хочет войны? Какая война?
Генри пытался послать мысленный ответ, но Оуэн больше его не слышал. Байрум на его лице побелел, и стоило почесать щеку, как разом отваливались целые клочья. Кожа под ними выглядела покрасневшей и раздраженной, но ничего не болело.
«Все равно что простудиться, — удивлялся Генри. — Не серьезнее насморка».
— Он не сказал «война», Оуэн.
— Boa, — согласился Даддитс с заднего сиденья и, подавшись вперед, взглянул на большой зеленый знак с надписью 95 НА ЮГ. — Оси оцет еоу.
Оуэн наморщил лоб: пряди мертвого байрума белесой перхотью спорхнули на куртку.
— Что…
— Вода, — пояснил Генри, похлопав Даддитса по костлявой коленке. — Он пытается сказать, что Джоунси нужна вода. Только это не Джоунси. Тот, кого он зовет «мистер Грей».
Роберта вошла в комнату Даддитса и принялась собирать разбросанную одежду. Она с ума сходила при мысли о том, как безжалостно и грубо вырвали у нее Даддитса, но, наверное, беспокоиться об этом больше не стоит.
Не прошло и пяти минут, как ноги подогнулись, и она едва доползла до стула у окна. Вид кровати, в которой он провел последний год, преследовал ее. Невозможно было смотреть на подушку, еще сохранившую отпечаток его головы.
Генри воображал, что она позволила Даддитсу уехать, потому что, как они верили, будущее всего мира зависело от того, найдут ли они Джоунси и как быстро. Но это не так. Она отпустила Даддитса потому, что ОН так захотел. Умирающие получают в подарок бейсболки с автографами; умирающие также имеют право поехать в путешествие со своими друзьями.
Но как это тяжело.
Как тяжело терять его.
Она поднесла к лицу стопку его футболок, чтобы не видеть этой смятой постели, и вдохнула его запах: шампунь «Джонсон», мыло «Дайал», и сильнее всего, хуже всего крем с арникой, которым она растирала его спину и ноги, когда они болели.
Не помня себя от отчаяния, она попыталась проникнуть в сознание сына, найти его вместе с теми двумя, которые пришли в ночи, как мертвые, и увели его, но так и не смогла.
Он заблокировался от меня, подумала она. За долгие годы они привыкли к телепатическому общению, возможно, совсем немного отличающемуся от того, каким владеют почти все матери особых детей (она столько раз слышала слово «контакт» на тех собраниях группы поддержки, которые посещала вместе с Элфи), но теперь все исчезло. Даддитс отгородился от нее, а это означало, что должно случиться что-то ужасное.
Он знал.
Все еще прижимая к лицу футболки и вдыхая его запах, Роберта снова заплакала.
Курц был в порядке (в относительном, конечно) до тех пор, пока в мрачном утреннем свете не замелькали яркие синие вспышки проблесковых маячков патрульных машин. Поперек дороги, как мертвый динозавр, валялся трактор с прицепом. Закутанный до ушей полицейский сделал им знак свернуть к съезду с шоссе.
— Блядство! — выплюнул Курц, подавив желание выхватить пистолет и открыть пальбу. Он понимал, что это самоубийство: полицейских было не меньше дюжины, но все равно испытывал жгучую, почти неконтролируемую потребность. Они были так близки к цели, клянусь ранами Христа распятого! И такая осечка. — Блядство, блядство, блядство!
— Что делать, босс? — бесстрастно осведомился Фредди, кладя тем не менее на колени автомат. — Если я прижму их, мы сможем объехать справа. Минута, не больше.
И снова Курц с трудом унял порыв приказать: «Да, Фредди, давай напролом, и если кто-то из синебрюхих попробует пасть разинуть, выпусти ему кишки».
Фредди мог прорваться… а мог и не прорваться. Курц уже понял, что как водитель он немногого стоит. Подобно большинству пилотов, Фредди самоуверенно считал, что небесный транспорт ничем не отличается от наземного. Если они даже и проскочат, все равно поднимется шум. А это совсем нежелательно, после того как Генерал-Трусливая-Жопа — Рэндалл — приказал свертывать операцию. Его мандат на вседозволенность ликвидирован вместе с индульгенцией. И теперь Курц предоставлен себе. Одинокий борец за справедливость.
Ничего, будем действовать по-умному, подумал он. Недаром мне платили большие баксы за мои мозги.
— Будь хорошим мальчиком и сворачивай, куда тебе показали, — вслух произнес он. — Помаши ему ручкой, выставь большие пальцы, сделай вид, что ты в полном восторге. Продолжай ехать к югу и возвращайся на шоссе при первой возможности. Господь любит неудачников.
Он наклонился к Фредди, достаточно близко, чтобы увидеть белеющий пух в его правом ухе, и прошептал, как пылкий любовник:
— Но если подведешь нас, паренек, я сам влеплю тебе пулю в затылок. — И коснувшись того места, где мягкая шея соединяется с твердым черепом, уточнил: — Прямо сюда.