Мертвая зона - Кинг Стивен. Страница 22

При самой мысли о нем ее охватывала слабость и какое-то странное чувство, но она не могла бы сказать – какое. Все как-то смешалось. Его чуть кривая усмешка – такая же, как прежде; его совершенно изменившееся тело, такое худое и истощенное; его волосы, безжизненно лежавшие на голове, – все так разительно отличалось от того, каким она его помнила. И ей ведь захотелось поцеловать его.

«Перестань», – пробормотала она про себя. В зеркале ванной собственное лицо показалось ей чужим. Возбужденное и разгоряченное и, скажем честно, – сексуальное.

Ее рука сжала кольцо в кармане брюк, и, почти не осознавая, что делает, она бросила его в чистую, голубоватую воду в унитазе, настолько сверкавшем чистотой, что если мистер Тричес из фирмы «Бариболт, Тричес, Мурхаус и Гендрон» захочет во время ужина сходить в туалет, его не покоробит неприглядная грязь на стенках унитаза, а кто знает, что может стать препятствием на пути молодого человека к тому, чтобы сделать адвокатом могущественных людей, верно? Кто вообще что-либо знает в этом мире?

Раздался легкий всплеск, и кольцо, медленно переворачиваясь в прозрачной воде, пошло на дно. Ей показалось, что она услышала, как оно звякнуло, ударившись о фаянс, но, возможно, ей это лишь почудилось. В голове у нее стучало. Там, на чердаке, было жарко, душно и пыльно. Но каким сладким был поцелуй Джонни. Каким сладким.

Не раздумывая (и таким образом не давая рассудку взять верх), она протянула руку и спустила воду. Раздался шум и грохот воды. Возможно, он показался ей громче, чем на самом деле, так как глаза ее были зажмурены. Когда она их открыла, кольцо исчезло. Оно однажды потерялось и теперь потерялось вновь.

Внезапно она почувствовала слабость в ногах и, присев на край ванны, закрыла лицо руками. Свое разгоряченное лицо. Она больше не пойдет к Джонни. Не следовало этого делать. Она только расстроилась. Уолт привозит домой старшего партнера, у нее есть бутылка «Мондави» и серьезно ударившее по семейному бюджету жаркое – вот о чем ей следует думать. Ей следует думать о том, как она любит Уолта, и о Денни, спящем в своей кроватке. Ей следует думать о том, что, сделав выбор в этом безумном мире, ты вынуждена жить с этим выбором. Больше она не будет думать о Джонни Смите и его кривой, такой обаятельной усмешке.

Ужин в тот вечер прошел очень успешно.

Когда Джонни, бледный, но сосредоточенный, появился в дверях вестибюля западного крыла больницы, репортеры вскочили и кинулись к нему. На нем была белая рубашка с открытым воротом и джинсы, которые явно были ему велики. На шее отчетливо выделялись рубцы – следы операций. Фотовспышки выстреливали в него теплым огнем и заставляли щуриться. Посыпались вопросы.

– Стойте! Стойте! – закричал Вейзак. – Он еще не совсем оправился! Он хочет сделать короткое заявление и ответить на несколько вопросов, но только если вы будете соблюдать порядок! Отодвиньтесь, а то трудно дышать!

Зажглись два телевизионных юпитера, залив вестибюль неестественно ярким светом. В дверях толпились врачи и сестры. Джонни отшатнулся от юпитеров, подумав: наверное, это и есть друммондов свет? У него было ощущение нереальности всего происходящего.

– А вы кто? – рявкнул один из репортеров на Вейзака.

– Я Сэмюэл Вейзак, врач этого молодого человека.

Атмосфера слегка разрядилась.

– Джонни, как вы себя чувствуете? – спросил Вейзак. Был ранний вечер, и загоревшаяся кухня Эйлин Мэгоун промелькнула сейчас далеким и незначительным видением, лишь тенью воспоминания.

– Вполне прилично, – ответил он.

– Так что вы хотите сказать? – крикнул один из репортеров.

– Ну, – сказал Джонни, – в общем, так. Мой физиотерапевт – женщина по имени Эйлин Мэгоун. Очень милая женщина, она помогла мне восстановить силы. Видите ли, я попал в аварию… и… – Одна из телекамер надвинулась, вперившись прямо в него, и на какое-то мгновение он замялся. – И здорово ослаб. Мускулы как бы отказали. Сегодня утром мы были в физиотерапевтическом кабинете, процедуры уже заканчивались, и тут я почувствовал, что ее дом горит. То есть, если быть более точным… – Боже, ты говоришь как кретин! – Я почувствовал, что она забыла выключить плиту и что занавески в кухне вот-вот загорятся. Тогда мы пошли и вызвали пожарную команду, вот и все.

На какое-то мгновение воцарилась тишина, пока репортеры переваривали сказанное. Я что-то почувствовал, вот и все, – а затем вновь посыпался град вопросов, и в шуме голосов уже ничего нельзя было разобрать. Джонни беспомощно оглянулся, он ощущал себя одиноким и очень уязвимым.

– Давайте по очереди! – закричал Вейзак. – Поднимайте руки! Вы что, в школе никогда не учились?

Поднялись руки, и Джонни указал на Дэвида Брайта.

– Можете ли вы назвать это экстрасенсорным опытом, Джонни?

– Я бы назвал это предчувствием, – ответил Джонни. – Я как раз кончил делать приседания. Мисс Мэгоун подала мне руку, чтобы помочь встать, и я уже все знал.

Он указал на следующего.

– Мел Аллен, портлендская «Санди телеграм», мистер Смит. Это было похоже на картинку? Мысленное изображение?

– Нет, совсем нет, – сказал Джонни, хотя уже не мог вспомнить, как все было на самом деле.

– С вами такое случалось прежде, Джонни? – спросила молодая женщина в брючном костюме.

– Да, несколько раз.

– Можете рассказать нам о других случаях?

– Нет, пожалуй, нет.

Один из телерепортеров поднял руку, и Джонни кивнул ему.

– Бывали ли у вас подобные прозрения до несчастного случая и последовавшей за ним комой, мистер Смит?

Джонни заколебался.

Все вокруг замерло. Телевизионные юпитеры жарко светили ему в лицо, подобно тропическому солнцу.

– Нет, – сказал он.

Снова посыпался град вопросов, и Джонни беспомощно посмотрел на Вейзака.

– Хватит! Хватит! – закричал тот. Когда шум утих, он взглянул на Джонни. – Вы устали, Джонни?

– Я отвечу еще на два вопроса, – сказал Джонни. – А затем… На самом деле… у меня был трудный день… да, мадам?

Он показал на полную женщину, которая протиснулась между двумя молодыми репортерами.

– Мистер Смит, – спросила она громким, зычным голосом, будто идущим из трубы, – кто будет выдвинут в президенты от демократов в будущем году?

– Этого я вам сказать не могу, – ответил Джонни, искренне удивленный таким вопросом. – Откуда мне знать?

Снова поднялись руки. Джонни указал на высокого мужчину в темном костюме с лицом трезвенника. Тот сделал шаг вперед. В его облике было что-то чопорное и змеиное.

– Мистер Смит, я Роджер Дюссо из льюистонской «Сан», и мне бы хотелось знать, представляете ли вы себе, почему именно у вас открылся такой исключительный дар… если конечно, конечно, он у вас действительно открылся. Почему у вас, мистер Смит?

Джонни откашлялся, прочищая горло.

– Если я правильно понял… вы просите, чтобы я обосновал нечто такое, чего не понимаю сам. Я не могу этого сделать.

– Не обосновать, мистер Смит. Просто объяснить.

Он думает, что я их дурачу. Или пытаюсь дурачить.

Вейзак подошел к Джонни.

– Быть может, я отвечу на ваш вопрос, – сказал он. – Или по крайней мере объясню, почему на него нельзя ответить.

– А вы что – тоже ясновидящий? – холодно спросил Дюссо.

– Да, как все неврологи. Нам без этого нельзя, – сказал Вейзак. Раздался взрыв смеха, и Дюссо покраснел.

– Леди и джентльмены, представители прессы. Этот человек провел четыре с половиной года в коматозном состоянии. Мы, изучающие человеческий мозг, не имеем ни малейшего представления о том, почему Джон оказался в этом состоянии или почему из него вышел, и все по одной причине: мы не понимаем сути такого явления, как не понимаем и что такое сон или простой акт пробуждения. Леди и джентльмены, мы почти ничего не знаем даже о мозге лягушки или муравья. Можете меня цитировать… видите, я ничего не боюсь… так?

Снова смех. Вейзак им нравился. Но Дюссо не смеялся.