Мешок с костями - Кинг Стивен. Страница 61

Именно слуга, человек без имени, в рубашке цвета хаки, присланный на два-три дня, увидел, что произошло, и бросился к бассейну прыгнул в воду и вытащил ребенка. Часть волос и кусок кожи так и остались на дне. Он сделал девочке искусственное дыхание, и она задышала вновь (мне не терпелось написать этот колоритный, вибрирующий от эмоций эпизод). Потом он отказывается от всех предложений о компенсации, которые как из рога изобилия сыплются изо рта потрясенной, чуть ли не бьющейся в истерике мамаши. Но в конце концов оставляет ей свой адрес, чтобы его смог поблагодарить и ее муж. Как выясняется, и адрес, и имя с фамилией, Джон Сэнборн, оказываются фальшивыми.

Двумя годами позже добропорядочная жена, которая в прошлом вела совсем другую жизнь, видит фотографию мужчины, спасшего ее ребенка, на первой полосе майамской газеты. В статье указано, что его зовут Джон Шеклефорд и он арестован за изнасилование девятилетней девочки. Более того, он подозревается в совершении чуть ли не сорока других убийств, в основном детей. «Вы поймали Бейсболиста? — выкрикнет один из репортеров на пресс-конференции. — Вы поймали Бейсболиста?»

— Что ж, — сказал я себе, спускаясь вниз, — полиция ответит, что сомнений в этом нет.

В этот день слишком много катеров бороздило поверхность озера, так что от купания нагишом пришлось отказаться. Я надел плавки, перебросил полотенце через плечо и пошел вниз по лестнице-тропе, той самой, что в моем сне освещалась бумажными фонариками. Чтобы смыть пот ночных кошмаров и неожиданных утренних трудов.

«Сару-Хохотушку» отделяют от озера тридцать три ступеньки-шпалы. Четыре или пять остались позади, когда до меня наконец-то дошло, что случилось. Губы у меня задрожали. Деревья, вода, небо — все расплылись перед глазами. Из горла вырвался сдавленный стон. Колени подогнулись, я плюхнулся на шпалу-ступеньку. На какое-то мгновение мне показалось, что все уже позади, ложная тревога, но слезы покатились градом. Я ухватил зубами край полотенца, чтобы не рыдать в голос. Боялся, что меня услышат на каком-нибудь катере и подумают, что кого-то убили.

Я оплакивал бесцельно прожитые годы — годы без Джо, без друзей, без работы. Я плакал из благодарности — я вновь обрел возможность работать. Разумеется, полной уверенности у меня не было и быть не могло — восемь страниц ничего не доказывали, но я все-таки склонялся к мысли, что худшее позади. И я плакал из страха, как плачем мы все, попав в ужасную передрягу и выйдя из нее живыми. Я плакал, потому что внезапно понял: со дня смерти Джо я шагал по белой линии, прочерченной посреди мостовой и разделяющей встречные полосы движения. И каким-то чудом меня перенесли в безопасное место. Я и представить себе не мог, кому я обязан своим спасением, но вот это как раз волновало меня в последнюю очередь — ответ на этот вопрос я мог поискать и в другой день.

Я выплакал все, что мог. А потом спустился к озеру и поплыл. Вода быстро охладила мое разгоряченное тело: я словно заново родился.

Глава 15

— Назовите ваше имя и фамилию для внесения в протокол.

— Майкл Нунэн.

— Ваш адрес?

— Постоянно проживаю по адресу — Дерри, Бентон-стрит, четырнадцать, но у меня также есть дом в Тэ-Эр-90, на озере Темный След. Почтовый адрес — абонентский ящик номер восемьсот тридцать два. Дом находится на Сорок второй дороге, отходящей от Шестьдесят восьмого шоссе.

Элмер Дарджин, опекун ad litem Киры Дивоур, помахал пухлой ручкой перед лицом, то ли отгоняя назойливое насекомое, то ли показывая мне, что пора ставить точку. В принципе я бы с ним согласился, но, откровенно говоря, мне хотелось продолжить, взяв пример с маленькой девочки из «Нашего города», которая сказала, что ее адрес — Гроверс Корнер, штат Нью-Хемпшир, Америка, Северное полушарие, Земля, Солнечная система, галактика Млечный Путь, Мир Господень. Наверное, потому, что я нервничал. Дожив до сорока лет, я никогда не участвовал в судебном процессе. И хотя находились мы в конференц-зале адвокатской конторы «Дарджин, Питерс и Джарретт» на Мостовой улице в Касл-Роке, я полагал, что для меня процесс уже начался.

Тут необходимо упомянуть об одной мелочи, которая очень удивила меня. Стенографист пользовался не привычной машинкой с клавишами, похожей на арифмометр, а стеномаской, которая закрывала нижнюю половину его лица. Такие я видел только в старых черно-белых гангстерских фильмах, в которых Дэн Дурие [86] и Джон Пэйн [87] разъезжали в изрешеченных пулями «бьюиках», с суровыми лицами и дымящимся «Кэмелом» во рту. Чем-то стенографист напоминал пилота допотопного истребителя, какие давно уже отправлены на свалку истории. Странное он являл собой зрелище, а уж особенно странным казалось его монотонное бормотание: стенографист повторял все, сказанное присутствующими.

— Благодарю вас, мистер Нунэн. Моя жена прочитала все ваши книги и говорит, что вы — ее любимый писатель. Я хочу, чтобы это внесли в протокол. — Дарджин добродушно хохотнул. Почему нет? Толстякам свойственно добродушие. Толстяков я, надо сказать, люблю. Большую их часть. Потому что необъятная талия обычно свидетельствует о легком характере. Но есть среди них подвид, который я называю Злобные маленькие толстяки. С ЗМТ лучше не связываться, если, конечно, можно этого избежать. Они сожгут твой дом и изнасилуют твою собаку, если ты дашь им половинку повода и четвертушку шанса. Редко кто из них вытягивается до пяти футов и двух дюймов [88] (по моим прикидкам, рост Дарджина), а в большинстве своем не дотягивают и до пяти футов. Они часто улыбаются, но улыбка не затрагивает их глаза. Злобные маленькие толстяки ненавидят весь мир. А особенно люто они ненавидят тех, кто может посмотреть вниз и увидеть свои ноги. Я мог, хотя уже и с трудом.

— Пожалуйста, мистер Дарджин, передайте вашей жене, что я ей искренне признателен за столь высокую оценку Я уверен, что она может порекомендовать вам лучшую из моих книг.

Дарджин вновь хохотнул. Справа от него хихикнула его помощница, очаровательная молодая женщина, похоже, только что, максимум семнадцать минут тому назад, окончившая юридическую школу. Слева от меня фыркнул Ромео Биссонетт. В углу самый старый в мире пилот «Ф-111» продолжал бормотать в свою стеномаску.

— Я подожду экранизации, — ответил Дарджин.

И глазки его злобненько блеснули, словно он знал, что ни по одной из моих книг полнометражного фильма так и не сняли, а телефильм по роману «Быть вдвоем», мягко говоря, не снискал лавров. Я надеялся, что на этом мы с комплиментами покончили.

— Я — опекун ad litem Киры Дивоур, — продолжил Дарджин. — Вы знаете, что это означает, мистер Нунэн?

— Вроде бы знаю.

— Это означает, — Дарджин предпочел меня не услышать, — что я назначен судьей Рэнкортом, с тем чтобы определить, когда и как интересы Киры Дивоур будут защищены наилучшим образом, если дело об опеке будет передано в суд. Судья Рэнкорт не обязан выносить решение, исходя из моих рекомендаций, но в большинстве случаев судья поддерживает мнение опекуна ad litem.

Он смотрел на меня, сложив ручки на чистом, без единой записи блокноте. Зато его миловидная помощница строчила как пулемет. Возможно, она не доверяла пилоту истребителя. Дарджин же держал паузу, словно ожидая аплодисментов.

— Вы задали вопрос, мистер Дарджин? — полюбопытствовал я и тут же получил от Ромео Биссонетта пинок в колено. Я даже не повернулся к нему: и так понял, что пинок не случайный.

Дарджин надул пухлые губки. На его блестящей лысине осталось с десяток аккуратно уложенных волосинок. Он оценивающе посмотрел на меня. Во взгляде читалась многовековая ненависть Злобных маленьких толстяков. Да уж, время комплиментов прошло.

— Нет, мистер Нунэн, вопроса я вам не задавал. Просто подумал, что вам интересно знать, а почему мы лишили вас возможности провести это прекрасное утро на озере. Наверное, ошибся. А теперь, если…