Мешок с костями - Кинг Стивен. Страница 96

— Нет, конечно. Если она в городе, то ее можно выгнать отсюда только палкой. Она, Кенни и дети поехали в Таксачусеттс. Они и семья ее брата снимают на две недели коттедж на побережье. Уехали все. Старина Черника будет гонять чаек, пока не свалится без сил. — Лайла рассмеялась, громко, вроде бы искренне. Напомнив мне этим Сару Тидуэлл. А может, Сару Тидуэлл напомнил мне не смех Лайлы, а она сама. Потому что в глазах ее смеха не было. Маленькие, расчетливые, они изучали меня с холодным любопытством.

А может, хватит, одернул я себя. Чтобы они все были в этом замешаны — такое просто невозможно!

А может, возможно? Есть такое понятие, как городское сознание. Тот, кто в этом сомневается, никогда не бывал на городских собраниях в Новой Англии. А если есть сознание, почему не быть подсознанию? И если мы с Кирой можем наладить телепатическую связь, почему ее не могут наладить другие, пусть даже и не подозревая об этом? Мы дышим одним воздухом и ходим по одной земле. Озеро и все, что лежит под ее поверхностью, — наше общее. Так же, как и Улица, по которой бок о бок прогуливаются прилежные щенки и шкодливые псы.

Я уже укладывал свои покупки в большой пакет с ручками, когда Лайла сообщила мне последнюю городскую новость:

— Бедный Ройс Меррилл. Вы слышали?

— Нет.

— Вчера вечером упал с лестницы в подвал. Я, конечно, и представить себе не могу, каким ветром человека его возраста занесло на подвальную лестницу, но, полагаю, чтобы понять причину, надо дожить до его лет.

«Он умер?» — хотел я спросить, но вовремя остановился. Подобный вопрос в Тэ-Эр задавался иначе.

— Он скончался?

— Еще нет. Машина «скорой помощи» из Моттона доставила его в Центральную окружную больницу. В коматозном состоянии. Они полагают, что он так и не придет в себя, бедняга. С ним умрет целая эпоха.

— Полагаю, это так, — согласился я. — А дети у него есть?

— Нет. Мерриллы жили в Тэ-Эр двести лет. Один из них погиб на Семетери-Ридж [122]. Но старые семьи вымирают. Приятного вам отдыха, Майк. — Лайла улыбнулась, но глаза остались холодными и расчетливыми.

Я сел в «шеви», поставив пакет с покупками на пассажирское сиденье, и сидел какое-то время, не трогая автомобиль с места. Прохладный воздух кондиционера холодил шею. Кенни Остер в Таксачусеттсе. Это хорошо. Шаг в правильном направлении.

Но оставался еще мой сторож.

— Билла нет. — Яветт стояла в двери, стараясь полностью заслонить собой дверной проем (а сделать это ой как сложно при росте пять футов и три дюйма и весе в сотню фунтов), оценивая меня взглядом вышибалы, не пропускающего в ночной клуб пьяницу, которому он уже успел съездить по уху.

Я стоял на крыльце уютного, ухоженного домика, построенного на вершине Пибоди-Хилл, откуда открывался прекрасный вид на Нью-Хемпшир и Вермонт. Слева от дома выстроились ангары, в которых Билл хранил необходимые ему оборудование и инструменты. Все выкрашенные в серый цвет, каждый с табличкой

Разнились таблички только номерами: 1, 2 и 3. Перед ангаром с номером 2 застыл новенький «додж рэм» Билла. Я посмотрел на джип, потом на Яветт. Она еще сильнее поджала губы. Еще чуть-чуть, подумал я, и они просто исчезнут.

— Он поехал в Норт-Конвэй вместе с Батчем Уиггинсом. На пикапе Батча. За…

— Не надо лгать ради меня, дорогая. — За спиной Яветт возник Билл.

До полудня оставался еще час, день, как говорится, только начинался, но я никогда не слышал в голосе человека такой безмерной усталости. А когда он пересек холл и вышел из тени на яркий свет, солнце как раз разогнало туман, я увидел, что Билл все же выглядит на свои годы. Каждый год отметился на его лице, а некоторые, похоже, дважды. Одет он был в привычные рубашку и брюки цвета хаки, он из тех, кто будет носить эту униформу до самой смерти, но плечи у него поникли, словно он неделю таскал тяжелые бревна. Лицо осунулось, щеки запали, отчего глаза сразу стали очень большими, а челюсть выступила вперед. Передо мной стоял глубокий старик. И семейное дело передать ему было некому. Все старые семьи вымирали, как только что сказала Лайла Проулке. Может, оно и к лучшему.

— Билл… — начала Яветс но он, поднял руку, останавливая ее. Мозолистые пальцы тряслись.

— Побудь на кухне. Нам надо поговорить. Много времени это не займет.

Яветт посмотрела на него, потом на меня, и губы исчезли. Рот превратился в черную линию, прочерченную карандашом. В глазах читалась ненависть.

— Не утомляйте его, — обратилась она ко мне. — Он всю ночь не спал. Из-за жары, — и она ретировалась в прохладу холла. Вы не заметили, что в домах стариков прохладно в любую жару?

Билл сунул руки в карманы, рукопожатие в его планы явно не входило.

— Мне нечего тебе сказать. Наши пути разошлись.

— Почему, Билл? Почему наши пути должны разойтись?

Он смотрел на запад, туда, где холмы терялись в жарком мареве, и молчал.

— Я лишь стараюсь помочь этой молодой женщине.

Он коротко глянул на меня, но в его взгляде я прочитал многое.

— Да, да. Помогаешь себе забраться ей в трусы. Я видел мужчин из Нью-Йорка и Нью-Джерси, которые приезжали сюда с молоденькими подружками. На уик-энд. Летом — поплавать в озере, зимой — покататься на лыжах. Мужчины, которые приезжают с такими девушками, всегда выглядят одинаково. На их лицах все читается без слов. Теперь вот и ты выглядишь, как они.

Я испытывал злость и раздражение, но подавил желание дать ему резкую отповедь. А он на это очень рассчитывал.

— Что здесь произошло? — спросил я. — Что сделали ваши отцы, деды и прадеды Саре Тидуэлл и ее семье? Выгнали отсюда?

— Не было нужды. — Билл оглядывал холмы. На глаза навернулись слезы, но лицо было непроницаемо. — Они уехали сами. Снялись с места и уехали. Мой отец говорил, что нет ниггера, у которого не чесались бы пятки.

— Кто поставил капкан, в который попался ребенок Сынка Тидуэлла? Твой отец, Билл? Фред?

Глаза дернулись, лицо — нет.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я слышу, как он плачет в моем доме. Ты можешь представить себе, каково слышать в собственном доме плач мертвого ребенка? Какой-то мерзавец поймал его в капкан, словно ласку, а теперь он плачет в моем гребаном доме!

— Тебе понадобится новый сторож… Я больше не могу присматривать за твоим домом. И не хочу. А хочу я, чтобы ты сошел с моего крыльца.

— Что происходит? Ради Бога, помоги мне.

— Если не сойдешь сам, я помогу тебе добрым пинком.

Еще несколько мгновений я смотрел на него, на мокрые от слез глаза и застывшее лицо, наглядные свидетельства раздвоения его личности.

— Я потерял жену, старый ты козел. Женщину, которую ты, по твоим же словам, любил и уважал.

Вот тут лицо дернулось. Он посмотрел на меня. В глазах читались изумление и боль.

— Она умерла не здесь. И это никак не связано с… Она могла не приезжать в Тэ-Эр… у нее могли быть свои причины не приезжать в Тэ-Эр… но ее просто хватил удар. Это могло случиться где угодно. Когда угодно.

— Я в это не верю. Думаю, и ты тоже. Что последовало за ней в Дерри, может потому, что она была беременна…

Глаза Билла широко раскрылись. Я дал ему шанс что-нибудь сказать, но он им не воспользовался.

—..или потому, что она слишком много знала?

— Она умерла от удара. — Голос Билла дрожал. — Я сам читал некролог. Она умерла от чертова удара.

— Что она узнала? Скажи мне, Билл, пожалуйста.

Последовала долгая пауза. Но еще до того, как она закончилась, я понял, что пробить броню Билла мне не удалось.

— Я скажу тебе только одно, Майк, — отступись. Ради спасения своей бессмертной души, отступись, и пусть все идет своим чередом. Все и пойдет, отступишься ты или нет. Эта река всегда впадает в море, независимо от того, нравится это кому-то или нет. Отступись, Майк. Из любви к Господу нашему.