Мешок с костями - Кинг Стивен. Страница 98

Я выключил музыкальный центр в тот самый момент, когда Мик и Кейт затянули «Воющего волка», побежал наверх, отключил детекторы дыма. Высунулся из окна спальни для гостей на втором этаже, нацелил на «шеви» брелок-пульт, который висел на кольце с ключами, нажал кнопку. Сирена противоугонной сигнализации смолкла.

Остался только каркающий политик в телевизоре. Я спустился на кухню, разделался с политиком и застыл, так и не убрав руку с кнопки выключения телевизора. Смотрел я на кота-часы. Хвост наконец-то перестал качаться из стороны в сторону, а большие пластмассовые глаза лежали на полу. Выскочили из орбит.

Ужинать я поехал в «Деревенское кафе». Прежде чем сесть за стойку, я взял с полки воскресный номер «Телеграммы» (заголовок гласил: КОМПЬЮТЕРНЫЙ МАГНАТ ДИВОУР УМИРАЕТ ТАМ, ГДЕ РОДИЛСЯ И ВЫРОС). На фотографии Дивоур выглядел тридцатилетним. Он улыбался. У большинства людей улыбка естественная. По лицу Дивоура чувствовалось, что учиться улыбаться ему пришлось долго и упорно.

Я заказал фасоль, оставшуюся от субботнего фасолевого ужина Бадди Джеллисона. Мой отец не сыпал афоризмами, этим у нас заведовала мама, но он всегда говорил, по воскресеньям разогревая в духовке субботнюю тушеную фасоль, что фасоль и жаркое вкуснее на второй день. Я это запомнил. Как и еще одну премудрость, усвоенную от отца: всегда мыть руки, сходив в туалет на автобусной станции.

Я читал статью о Дивоуре, когда подошла Одри и сказала, что Ройс Меррилл скончался, не приходя в сознание. Отпевание, добавила она, состоится во вторник в Большой Баптистской церкви. Прощаться с ним придет много народу, едва ли не все захотят проводить в последний путь самого старого человека округа, последнего владельца золотой трости «Бостон пост». Она спросила, приду ли я в церковь. Я ответил, что скорее всего нет. Но не стал добавлять, что в это же время буду праздновать победу с Мэтти Дивоур и ее адвокатом.

Пока я ел, накатил и схлынул последний за день поток посетителей кафе. Они заказывали бургеры и фасоль, куриные сандвичи и пиво. Кто-то жил в Тэ-Эр, кто-то приехал на лето. Я ни на кого не смотрел, со мной никто не заговаривал. Поэтому я понятия не имею, кто оставил салфетку на моей газете. Однако когда я просмотрел первый разворот и хотел взять второй, со спортивным разделом, салфетка лежала на газете. Я поднял ее, чтобы отложить в сторону, и увидел надпись на обратной стороне. Большими, черными буквами.

Я так и не узнал, кто оставил эту салфетку на моей газете. Наверное, это мог сделать кто угодно.

Глава 23

Марево вернулось и постепенно трансформировалось в сумерки. Ярко-красный шар солнца, погружаясь в затянувшую западный горизонт дымку, окрасило его пурпуром. Я сидел на террасе, наблюдал за закатом и пытался решить кроссворд. Получалось не очень. Когда зазвонил телефон, я прошел в гостиную, бросил сборник кроссвордов на рукопись (до чего же мне надоело смотреть на название романа) и взял трубку.

— Слушаю?

— Что у вас там творится? — пожелал знать Джон Сторроу. Даже не стал тратить время на то, чтобы поздороваться. Впрочем, злости в его голосе не чувствовалось, только размеренность. Видать, жара совсем доконала его. — Я пропустил самое интересное!

— Я напросился на ленч во вторник, — ответил я. — Надеюсь, вы не возражаете.

— Отнюдь, чем больше народу, тем веселее. — Голос звучал искренне. — Что за лето, а? Что за лето! Никаких катаклизмов не произошло? Землетрясений? Извержений вулканов? Массовых убийств?

— Массовых убийств не наблюдается, но старик умер.

— Черт, да весь мир знает, что Макс Дивоур отбросил коньки, — воскликнул Сторроу. — Вы меня удивляете, Майк! Сообщить мне такую сногсшибательную новость!

— Я про другого старика. Ройса Меррилла.

— Это вы о… постойте. Старикан с золотой тростью, который выглядел как экспонат из «Парка Юрского периода»?

— Он самый.

— Понятно. А в остальном…

— А в остальном все под контролем, — ответил я, вспомнил о выскочивших из орбит глазах Феликса и чуть не рассмеялся. Остановила меня лишь уверенность в том, что Джон Сторроу звонит мне не ради веселых баек, а чтобы узнать, какие у нас отношения с Мэтти. И что я мог ему сказать? «Пока ничего не происходит»? Разве что один поцелуй, пусть и крепкий. Разве это указывало на радужные перспективы?

Я этого не знал. Но Джон спрашивать не стал, в первую очередь его волновало другое.

— Послушайте, Майк, я позвонил потому, что мне есть что вам рассказать. Думаю, вас это удивит и позабавит.

— Удивляться и забавляться — что может быть лучше? Выкладывайте, Джон.

— Мне позвонила Роджетт Уитмор, вы ведь не давали ей номера моих родителей, так? Сейчас я в Нью-Йорке, но она звонила в Филадельфию.

— У меня нет телефона ваших родителей. На автоответчике вы его не надиктовали.

— Да, конечно. — Никаких извинений, о подобных пустяках он не думал. Я же забеспокоился, не понимая, что все это значит. — Я дал его Мэтти. Как вы думаете, Уитмор могла позвонить Мэтти, чтобы узнать этот номер? Мэтти дала бы его ей?

— Я не уверен, что Мэтти пописала бы на Роджетт, если б увидела, что та горит синим пламенем.

— Как вульгарно, Майкл! — Сторроу рассмеялся. — Может, Уитмор добыла его так же, как Дивоур раздобыл ваш номер?

— Возможно, — ответил я. — Я не знаю, что произойдет через месяц-другой, но сейчас она наверняка имеет доступ к персональному компьютеру Макса Дивоура. И если кто-нибудь знает, какие там надо нажимать кнопки, так это она. Она звонила из Палм-Спрингса?

— Да. Сказала, что только что обсудила с адвокатами Дивоура его завещание. По ее словам, дедуля оставил Мэтти Дивоур восемьдесят миллионов долларов.

Я промолчал. Его сообщение меня не позабавило, но уж точно удивило.

— Вы потрясены, а? — радостно спросил Джон.

— Вы хотите сказать, что он завещал их Кире, — наконец сумел выговорить я. — Чтобы она могла распоряжаться ими по достижению совершеннолетия.

— Нет, как раз этого он и не сделал. Я трижды спросил об этом Уитмор и только после ее третьего ответа стал что-то понимать. В его безумии просматривалась определенная система. Видите ли, там есть одно условие. Если бы деньги были завещаны малолетнему ребенку, а не матери, это условие не имело бы никакой силы. Забавно, конечно, если учесть, что Мэтти не так уж и давно сама стала совершеннолетней [123].

— Забавно, — согласился я, подумав о том, как ее платье скользило под моей рукой по гладкой коже. А еще я подумал о Билле Дине, который сказал, что мужчины, приезжающие с девушками ее возраста, выглядят одинаково и по их лицам все ясно без слов.

— И что же это за условие?

— Мэтти должна оставаться в Тэ-Эр ровно год с момента кончины Дивоура, то есть до семнадцатого июля 1999 года. Она может уезжать на день, но каждый день в девять вечера должна укладываться в свою постель на территории Тэ-Эр-90, или денег ей не видать. Слышали вы когда-нибудь такую чушь? Если не считать какого-то старого фильма с Джорджем Сандерсом.

— Нет, — ответил я и вспомнил наш с Кирой визит на Фрайбургскую ярмарку. Даже в смерти он ищет опеки над ребенком, подумал я тогда. Так оно и выходило. Он хотел, чтобы они оставались здесь. Даже в смерти он хотел, чтобы они оставались в Тэ-Эр-90.

— Его нельзя обойти? — спросил я.

— Разумеется, его нельзя обойти. Этот гребаный псих с тем же успехом мог написать, что она получит восемьдесят миллионов, если целый год будет пользоваться исключительно синими тампонами. Но она получит эти восемьдесят миллионов. Я за этим прослежу. Я уже переговорил с тремя из наших специалистов по недвижимости и… послушайте, а может, мне привезти одного из них во вторник? Все равно, если Мэтти согласится, вопросами недвижимости будет заниматься Уилл Стивенсон. — Он уже взлетел на седьмое небо, хотя, я мог в этом поклясться, не выпил ни капли. Его пьянили открывающиеся возможности. По его разумению мы находились на той стадии, которая в сказке соответствует счастливому концу. Золушке уже пришлась впору хрустальная туфелька. — Конечно, Уилл староват, ему лет триста, а то и поболе, так что на вечеринке он не будет душой общества, но…