Совиный сказ (СИ) - Завадская Анна Владимировна. Страница 23

— Конечно, приму, отрок. Но ты уверен, что не хочешь сначала поговорить наедине с батюшкой? — осторожно спросил священник.

Тихон на секунду задумался, словно взвешивая все "за" и "против", потом поднял руку, словно для того, чтобы взъерошить волосы, но так и не донёс её до макушки и с тяжёлым вздохом опустил руку на одеяло.

— Сначала исповедь. Простите, батюшка, но… Мне это важно. Я всё поясню, но позже. Хорошо?

— Конечно, — с понимающей улыбкой сказал Глеб.

Чем больше отец Онуфрий слушал исповедь отрока, тем больше бледнел. Не потому, что не понимал, о чём тот говорит, а наоборот, слишком хорошо понимал, что всё это значит. И что за этим последует — тоже.

Священников недаром называли духовными пастырями, духовниками. Они, как и князья, как и бояре, стояли на страже Великого княжества, охраняя свою паству. Только если бояре хранили от супостатов мир телесный, а князья — мир душевный, то священники хранили мир духовный. Простые священники — знали, о том, что из себя представляет духовное пространство и умели использовать духовное зрение. Епископы же могли уже полноценно взаимодействовать с другими духами в этом пространстве. Вплоть до полноценных сражений с враждебными сущностями. Епископы! После многих лет обучения и духовных практик!

А тут… Десятилетний отрок, только принятый в семью детей боярских, смог не просто отбиться, но и уничтожить духа-паразита! Да невозможно! Вот только духовное чутьё отца Онуфрия говорило о том, что Тихон не врал. В десять лет. Он смог не просто распознать иллюзорную ловушку мага духа, но и победить его, окончательно уничтожив. Кто этот ребёнок? И почему он до сих пор не в духовной семинарии?!

— Тихон, а ты не думал о том, чтобы стать священником? — осторожно спросил отец Онуфрий, как только Тихон закончил исповедь.

— Думал, ваше преподобие, — хмыкнул Тихон и продолжил с некоторым смущением: — Но это… не тот путь, который мне… уготован Хранителем. И… Ну, понимаю, как это странно звучит, но… Эм… Патриарх… В общем, он об этом знает.

И при этом отрок от смущения покраснел, как рак. Отец Онуфрий, посмотрев на это, лишь медленно кивнул. Духовное чутьё молчало, отрок не соврал. Надо же. Сам Хранитель поручил ему какую-то особую миссию. И ещё и Патриарха о ней предупредил. Творец всемогущий, что же это за миссия такая, раз отрок уже в десять лет успел встретиться с Патриархом, но так и не стал ни князем, ни боярином?

— Неисповедимы пути Творца, — с пониманием и сочувствием сказал отец Онуфрий. — По поводу же того, что ты убил этого духа я вот что скажу. Не ты пришёл к нему, как тать в ночи. Не ты напал на него и не ты желал ему зла. Творец создал этот мир, чтобы мы могли совершенствоваться в познании мудрости его. А познание без ошибок не бывает. Кто-то сбивается с пути и, несмотря на все попытки вернуть их к мирному сосуществованию и созерцательному познанию, остаётся грешником. То есть совершающим ошибки. И иногда такие ошибки приводят его в пучину заблуждений, ложных выводов и неверных решений. Одно дело — исследовать то, что стало безжизненным и другое — прерывать жизнь другого, прикрываясь необходимостью этого для познания. Отобрать жизнь у другого — грех. Но не противиться злу, которое совершают над тобой — грех вдвойне. Ты — отрок, будущий муж, возможно, даже и воин. Ты уже сейчас сильнее любого одногодки-мещанина. А сила не даётся просто так. В минуту опасности ты, как более сильный, должен будешь защитить более слабых. И сегодня ты поступил именно так, как должен был поступить. Ты всё сделал правильно. Ты защитил себя и свою семью от супостата. От того, кто напал на тебя. От того, кто давно уже сошёл с пути праведного познания и погряз в грехе лживых умозаключений. Не мучай себя, в этом случае ты был прав, а не он. Понимаешь меня?

Отец Онуфрий замолчал, дожидаясь, пока отрок не ответит ему. Кто бы что ни говорил, а первое убийство, хоть и при самозащите, хоть и на войне — оно всегда травмирует дух. Отнять жизнь, даже и в борьбе за свою собственную — это тяжело. Это меняет. Хоть порой это и не заметно самому человеку, хоть он может и не обратить внимание на такое в пылу сражения, но другим-то это видно. Кто-то из воинов с этим справляется лучше, кто-то — хуже. Кто-то принимает произошедшее, принимает изменения в себе и становится крепче, внимательнее, чувствительнее, а кто-то — трескается, вязнет в кошмарах и переживаниях, чувстве вины и раскаянии за совершённое. И задача истинного пастыря духовного — помочь своей пастве в правильном принятии произошедшего.

Преступил закон, оступился, но готов понести справедливое наказание за дела свои — одно отношение. Помочь в правильном покаянии, исправлении и возвращении к благочестивой жизни. Занялся самооправданием, перекладыванием вины за произошедшее на невиновного — совсем другое. Разъяснение, пояснение ошибки в рассуждении, что угодно, чтобы свести к первому случаю. А при хронических провалах подобных попыток… Ну, на всё воля Творца. Общество не обязано терпеть рядом с собой тех, кто не согласен жить по его законам. Защитил, спас, даже и путём убийства напавшего на тебя — третье. Такое, как сейчас. Чтобы, не дай Род, не загубить случайно дух того, кто не совершил ничего предосудительного. Не дать прорасти зёрнам ложной вины. Не покалечить мнимым благочестием. Поддержать. Защитить. И направить в нужное русло. Только так.

— Да, отец Онуфрий, понимаю, — с облегчением сказал Тихон. — И благодарю вас за эти слова. Они нужны. Были. Да…

Вот только не Тихону. И даже не Руби. А тому парню, который был до них. И травмы которого невольно затронул сейчас священник. Но там… Там не было никого, кто бы мог сказать такие правильные и нужные слова. Наверное, поэтому тот мир и рухнул.

— Я рад, что смог тебе помочь, — с доброй, понимающей улыбкой сказал священник. — Если станет тяжело — приходи, хоть просто так, хоть на исповедь, я всегда тебя выслушаю и помогу. Ну, или найду того, кто тебе помочь сможет, если я буду бессилен. Службы у нас в храме каждый день проходят, утром и вечером. Да и так я в храме всё время, если не на выезде, как вот сейчас с тобой. Но там всё равно будут священники и настоятель храма, протоиерей Александр.

— Я понял, ваше преподобие, — успокоившись за время монолога священника, сказал с улыбкой Тихон. — А, кстати, отче, что делать мне теперь? Как себя вести? Разбойный приказ вряд ли сможет поймать помощников нападавшего. Да и были ли они? Но если были, не будет ли моя семья в опасности?

Вообще, эту историю с исповедью Тихон начинал именно для того, чтобы задать эти вопросы. Ну, на самом деле он хотел перекинуть на церковь решение вообще всей этой проблемы. Ну, потому что надо пользоваться благами общества, если живёшь в нём и соблюдаешь его законы. Решение проблем с грабителями и душегубами — на Разбойничьем приказе. Решение проблем с нечистью и заезжими магами-чернокнижниками — на князьях. А вот с такими случаями — должна разбираться церковь.

Вообще, подход к исповеди в этом мире Тихону тоже очень импонировал. Да, всё, что ты рассказал — остаётся между тобой и исповедником. Да, исповедь нужна для того, чтобы получить прощение грехов. То есть признать свою ошибку и получить прощение за совершенное у Хранителя. И если ты расскажешь о своём проступке только священнику во время исповеди — это останется только между тобой, священником и Хранителем. В зависимости от величины проступка может быть назначено и наказание, которое должно способствовать твоему духовному росту.

Но. Всё усложнялось и, одновременно, упрощалось в связи с наличием в этом мире магии. Ты не можешь просто прийти и вылить на священника ушат своих фантазий. Поскольку священники во время исповеди обязаны использовать детектор лжи. Эм, духовное чутьё. Без него, да ещё и без духовного зрения, ни одного диакона в пресвитера не рукоположат. Не можешь увидеть дух человека и понять, говорит ли он тебе правду? Ну и какой из тебя пастырь духов? Как ты поймёшь, перед тобой реальный человек или морок? Как ты определишь, было ли это на самом деле или человек попал под влияние наведенных кем-то воспоминаний?