153 самоубийцы - Лагин Лазарь Иосифович. Страница 29

– Чему же вы служите, мистер Пуст? Что вам нравится?

– Мне нравится Красота! – пыжился он. – Я служу Красоте, Вот чему. Мне нравятся мрамор и холсты мастеров, но не тех, у которых все вульгарно ясно и понятно, а тех, чьи статуи и холсты заставляют тонко чувствующую душу стонать от неизбывного томления перед Великой Тайной Замысла и Воплощения.

– А люди?

– А, что мне до людей!

Ему действительно было не до людей. Ему так хотелось разбогатеть, что иногда и самому казалось, что он ненавидит богатых.

И вот как-то некий приятель затащил его в модный мюзик-холл. Шла репетиция обозрения «Семьдесят семь голых невест Вилли Гопкинса, или Бомба в Майами». Они сели поближе к выходу.

Хозяин постановки волновался. Он вложил в нее свыше ста тысяч долларов, собирался заработать на ней не меньше, но не был уверен, что это ему удастся. Он присел позади Пуста, потому что в темноте принял его за агента своего конкурента.

Пуст был полон яда. По ходу действия он то и дело презрительно хмыкал, наконец не выдержал и заметил своему приятелю:

– Пошло, но недостаточно. Для полной пошлости они должны были бы еще…

И он, давясь злобой дурно зарабатывающего эстета, стал развивать свои соображения о том, что следовало бы, по его мнению, дополнительно внести в постановку, чтобы она стала пошлой на все сто процентов.

Хозяин постановки навострил уши, минут десять слушал саркастические разглагольствования Пуста, потом не выдержал, всхлипнул, схватил его за руку и восторженно прошептал:

– Сэр! Я не имею чести быть знакомым с вами, но ваши замечания, которые я имел счастье чисто случайно подслушать, показывают, что вы мне ниспосланы самим провидением. Вы и только вы, сэр, можете помочь мне сделать из этого представления подлинное, действительно доходное произведение искусства!.. Уже одно то, что вы только что предложили, заставит спектакль блистать неподражаемым юмором!.. Вам нетрудно будет в антракте последовать в мой кабинет?

Презрительно пожав плечами, Пуст согласился. Из кабинета хозяина он вышел с приятно оттопыривающимся бумажником.

Пошлости, предложенные Пустом, дошли до зрителя. Премьера имела бешеный успех. Месяцем позже при консультации Пуста с не меньшим успехом прошла в соседнем мюзик-холле премьера обозрения «Молодчага Джонни и муж на балконе». А спустя полгода ни одна постановка в мало-мальски солидном предприятии этого жанра не обходилась без просвещенной помощи «Знаменитого Критика, Тончайшего Эстета Штатов» Мартина Пуста.

Теперь за его портретами и интервью гонялись репортеры самых распространенных газет и журналов, к его мнению стали прислушиваться в Голливуде. Кто не помнит знаменитого фильма «Аризонский кегельбан из черепов»? Раньше он назывался «О чем кряхтели саксофоны». Помните, там восьмидесятичетырехлетняя старушонка уничтожает все свое потомство? И как уничтожает! Она пропускает своих сыновей, дочерей, внуков и внучек и пол дюжины правнуков через мясорубку, напевая при этом рекламную песенку «Лучше нету мясорубок, чем системы Бивербрук!». Только происками агентов международного коммунизма можно объяснить тот возмутительный факт, что «Кегельбан» не был удостоен премии на Каннском кинофестивале. Так вот, вся история с самоубийством этой осатаневшей старушонки, которую начинает потом мучить совесть (она бросилась в ротационную машину, на которой печатается «Нью-Йорк тайме»), была подсказана не кем иным, как Мартином Пустом!

Вскоре он научился, нисколько не краснея, декламировать с любой международной трибуны о прелестях настоящего, стопроцентного, здорового искусства, недоступного только тем, кто отравлен ядом радикальных идей. Его книги «Адам и Ева накануне грехопадения», «Поэзия гниения», «Гангстер – волевой бизнесмен», «Извращения дань Прекрасному» стали настольными книгами наиболее поощряемых в преуспевающих деятелей искусства. Словом, он быстро и безостановочно шел в гору.

И надо же было так случиться, что однажды, участвуя в прелестной увеселительной прогулке на яхте самого мистера Дрэйка, он простыл и захворал гриппом! Это был даже не очень серьезный грипп. В прежние времена, когда Пуст промышлял «чистым искусством», он бы при таком гриппе без тени колебаний пустился в другой конец города ради каких-нибудь десяти – пятнадцати долларов. Но теперь он мог себе, позволить поваляться в постели, даже когда его ждали на репетициях нового ревю – «Семь тещ Синей бороды».

Конечно, дирекция была в отчаянии. Безутешный хозяин сидел, пригорюнившись, в самой глубине зрительного зала и заранее подсчитывал убытки, которые принесет ему, если она, упаси боже, затянется, болезнь глазного консультанта постановки.

И вдруг, как Иисус Навин в пустыне, он услышал глас божий.

Кто-то по соседству высокомерно цедил сквозь зубы:

– Будь я на месте твоего плешивого Мартина… Будь я на его месте, я бы заставил Синюю бороду поворочать мозгами. Почему он, спрашивается, всех жен душит одинаковым способом? Пускай он мне каждую свою жену за мои деньги убивает по-разному. Верно я говорю, крошка?

– Конечно, верно, – отвечала ему со вздохом его собеседница. – Ах, как верно! Ты у меня, Бобби, такой умница!

– И актрисы хороши! – продолжал огорчаться Бобби. – Умирают безо всякого воображения. Как рыбы. Подрыгают ногами, и все. Ведь это же что такое на сцене? На сцене ревю. Значит, пускай помирают повеселее. Пускай одна, к примеру, попляшет с ножом в горле, а другую я бы, к примеру, повесил. И пускай она висит, и раскачивается, и принимает красивые позы, и поет: «Ти-и-хо качайтесь, каче-ели, та-та-та-та-ра-ра!» – или что-нибудь другое в этом роде… Чтоб была мне за мои деньги красота…

– Конечно, – снова вздохнула собеседница. – Ах, Бобби, Бобби, тебе бы при твоей красоте, уме и вкусе хоть три класса начальной школы!..

Хозяин подсел поближе и увидел в полумраке смазливую, но изрядно потрепанную физиономию с тончайшими усиками.

– Сэр! – обратился к нему хозяин, взволнованно дыша. – Сэр, я не имею чести быть знакомым с вами… Но ваши замечания… Само провидение…

Так мгновенно и навсегда закатилось неверное счастье Мартина Пуста. Рядовой сутенер Боб О’Каннали, попавший на репетицию только потому, что его крошка Китти была платной возлюбленной Пуста, словом, самый заурядный сутенер Боб О’Каннали оказался, как и другие его коллеги, вполне подготовленным, чтобы с ходу заменить в качестве художественного консультанта «неповторимого», «божественного», «бесподобного» повелителя вкусов Мартнна Пуста.

В несколько дней смелый опыт «Бриллиантового фонтана» (так назывался мюзик-холл, где взошла новая критическая звезда) стал достоянием всех остальных заведений мюзик-холльного промысла. Сутенеры в качестве консультантов были не в пример дешевле Мартина Пуста.

Вскоре О’Каннали выпустил прогремевшую в обеих Америках книгу «Чего мы ждем от искусства – я и моя Китти». Если сочинения мистера Пуста были настольными книгами, то произведение О’Каннали стало библией истинно американских деятелей искусств. Боб уже привлечен к консультированию в Голливуде. Поговаривают, что в ближайшие дни он вместо Мартина Пуста будет в качестве эксперта по вопросам морали и искусства введен в состав одной из комиссий, направляемой в Европу для наведения порядка в ее культуре. Его положение не в пример прочнее и независимее, чем у Пуста в самом зените его славы.

– Подлинно американский критик должен быть материально независим от колебаний конъюнктуры, – заявил он в одном из своих интервью. – Например, я. Если даже меня и постигнет неудача на поприще служения искусству, то я никогда не поступлюсь своими принципами и требованиями, потому что к моим услугам верные и все растущие доходы моей крошки Китти…

Что же до Мартина Пуста, то его недавно приняли факельщиком в Объединенную компанию похоронных процессий, потому что у него все-таки интеллигентное лицо.

Вспышка собственита в агрогородке Егоровке

Мне удалось при обстоятельствах, о которых пока еще рано рассказывать, раздобыть почти полный комплект журнала «Огонек» за 1981–2000 годы. Надеюсь опубликовать из него ряд материалов, которые представят интерес для нынешних его читателей. Первым я предлагаю их вниманию обнаруженное мною в одном из октябрьских номеров этого драгоценного комплекта письмо в редакцию слесаря механико-ремонтных мастерских одного из небольших агрогородков Тамбовской области Петра Андреевича Семыкина. Письмо сопровождено примечанием редакции о том, что его автор научился грамоте только после Октября семнадцатого года, в рядах Красной гвардии, и что публикуется оно без редакторской правки.