Пыль моря (СИ) - Волошин Константин. Страница 22
Каменистые горы, покрытые кустарником и травой выше человеческого роста так затрудняли движение, что к концу дня все валились с ног от усталости. Влажная духота, тучи мошки и гнуса, заросшие растительностью ручьи и речки, которые приходилось переходить вброд по ледяной воде, действовали угнетающе. Ювэй с трудом мог дотащиться до привала и без еды, тут же в траве падал и спал беспробудно.
Лица посерели и осунулись. Скулы заострились, покрытые кровью и опухшие. Одежда висела клочьями.
Заплечные мешки давили плечи и растирали кожу. Все опасения Мишки сейчас казались путникам просто безобидными сказками. Действительность выглядела куда хуже. На каждой остановки Мишка требовал тщательно чинить одежду и особенно обувь. Только теперь стало ясно, как это необходимо. Недовольно ворчали, но подчинялись. Хорошо, что дожди были редки, но утренние туманы так пропитывали одежду, что приходилось её выжимать, отправляясь в путь.
– Завтра весь день отдыхать будем, – молвил Мишка, располагаясь после дня изнурительного похода. – Так мы сгинуть можем.
– Наконец догадался, – вяло отозвался Тин-линь. – Мочи нет тащиться по такой чащобе.
– Это только начало. Сам знаешь, что путь незнаком. И сколько ещё таких дней придётся вынести?
– Не заплутаться бы. Постоянно на юг держать надо. Там море, рассказывали. До него б добраться.
– Сумеем ли? Не сложить бы головы в этакой глухомани. Однако унывать нам не пристало. Передохнём денёк – и легче будет, дратва б не подвела. Завтра на охоту пойду, авось с удачей вернусь.
День отлёживались и чинились. Мишка действительно принёс с охоты телёнка изюбра и охапку черемши. Вечером устроили пир. Повеселели.
Следующие дни прошли в таких же мучительных переходах, но уже втянувшиеся в однообразие похода люди не так остро ощущали трудности. Никаких признаков жилья не замечалось. Горы становились суровее и труднее для движения, но Мишка упорно держался направления на юг, постоянно поглядывая на солнце. По дороге изредка случалось подстрелить дичину, тогда устраивался праздник, но таких дней было очень мало. Дичь попадалась редко, зато черемшу собирали все и жевали прямо на ходу. Ягоды и грибы ещё не поспели, орехи тоже только завязывались.
Никто не знал, сколько прошли и сколько осталось. Это волновало и тревожило. Запасы таяли, а пополнять их случалось редко. На днёвках Тин-линь сделал себе лук из ветки тиса и теперь мастерил стрелы. Он с детства увлекался стрельбой из лука и весьма преуспел в этом. К тому же и того запаса пуль и пороха, захваченного у маньчжуров было так мало, что его оружие могло сильно пригодиться.
Сильно задерживало движение ухудшающееся состояние Ювэя. Мальчишка сильно исхудал и вымотался. Приходилось часто останавливаться на от дых. Его освободили от ноши, но это мало помогало. Тин-линь ворчал, но Мишка не позволял обижать мальца. Ювэй сильно переживал свою слабость, и постоянно находился в угнетённом состоянии. Это ещё сильнее терзало его изнурённое тело. Мишка не раз брал его на плечи, перетаскивая через ручьи.
Мальчишка частенько бросал затравленные взгляды на своего хозяина и Мишка, перехватывая эти взгляды, недобро поглядывал на Тин-линя. В душе он поклялся ни за что не давать этого забитого человечка в обиду, и это чувство даже распирало его грудь каким-то неясным восторгом. В такие минуты он привлекал опухшее лицо мальца к груди и нежно гладил его спутанные чёрные волосы.
Мишка часто заставлял измученных друзей лезть в студёные воды речек и смывать с себя пот и грязь лесного пути. Устраивали стирки провонявшегося за долгий путь нательного скарба. Уже на одежду это тряпьё мало походило.
– Скорее всего мы где-то на водоразделе Сунгари и Ялуцзян, – сказал Тин-линь, сидя вечером у костра, и отмахиваясь веткой от наседавших комаров. – Дедушка рассказывал мне про поход фудутуна. Он сильно интересовался им и даже пытался составить по рассказам план тех мест. Сейчас я припоминаю его рисунки.
– Если б они были у нас, – ответил Мишка. – Но где их взять здесь?
– Во всяком случае, если я правильно определил наше место, то до моря осталось примерно столько же. Может дорога получше пойдёт?
– Да, не обрадовал, брат. Хватит ли припасов. Осталось совсем мало.
– На берегу можно найти людей. Купим немного. Деньги я ещё не выбросил, несколько лянов осталось в карманах.
– Береги, авось пригодятся.
– Эх, мальчишка сильно держит, – заметил Тин-линь и пытливо глянул в лицо Мишки.
– Об этом брось даже думать! – зло ответил Мишка.
Тин-линь не стал отвечать, но по лицу видно было его недовольство.
А Мишка пристально вгляделся в китайца, и тот смутился, отвернул голову. Мишка всё больше захватывал влияние над своими товарищами, а те не пытались оспаривать его негласного права на главенство. В тайге он разбирался лучше, да и жизненного опыта было поболее. Выносливостью он не уступал китайцам, но в силе они отставали. Когда все валились в траву от усталости, Мишка брал ружьё и шёл бродить в надежде подстрелить дичь.
Дня через два Мишка заметил, что горы действительно немного стали понижаться. Встречавшиеся речки текли уже в другую сторону. Он повеселел, хотя и не мог определить почему. Видно осточертела эта тайга, хотелось наконец отдохнуть и вырваться из бурелома и лиановых сетей. Тин-линь тоже приободрился. Все оживились и зашагали бодрее.
С середины дня припустил дождь, но не стали останавливаться. Всё одно мокрые, а при ходьбе не так мёрзнешь. Медленно продирались по распадку, выбирая путь полегче.
Мишка шёл впереди и первый заметил в просветах деревьев скрытую кустарником фанзу[1]. Он мгновенно остановился и поднял руку. Столпились и стали молча высматривать вокруг. В такой глухомани встретить человека большая редкость – надо быть начеку.
– Никак жильё, – прошептал Мишка.
– Китайская или корейская фанза, – ответил И-дун.
– Приготовьте оружие, пошли глянем, – Мишка толкнул Ювэя в кустарник и двинулся к фанзе, держа ружьё наготове.
Обошли ветхую хибару вокруг, но людей не обнаружили.
– Наверное, сборщики женьшеня, но где же они сами? – Тин-линь озирался по сторонам с настороженным видом.
– Ладно, придут, а мы пока расположимся тут на отдых. Ружей не бросать, не зевать. Места глухие, неизвестно как нас примут.
Осмотрели фанзу. Там всё перевёрнуто и разбросано. Но видно, что люди только что покинули помещение.
– Видать, не дождаться нам хозяев, – сказал Мишка. – Вишь, как всё порушено. Ушли или бежали в поспешности.
Невдалеке раздался голос И-дуна. Он звал к себе и в крике слышался страх. Бросились к нему, продираясь сквозь густой подлесок.
И-дун стоял над лежащим в траве человеческим телом. То был тщедушный китаец, скорее старик, чем пожилой. Но определить с точностью было невозможно. Лицо измазано глиной и прелыми листьями. Одежда неопределённого цвета и покроя, тоже замызгана невероятно.
Мишка присел на корточки и нерешительно тронул руку.
– А ведь живой кажись, – заметил он, поднимая глаза на друзей.
– Неужели? Давай перенесём к свету, – предложил Тин-линь.
Подняли лёгкое безвольное тело. Глаза старика вяло открылись, в узких щёлках тускло блеснули зрачки. Губы едва дёрнулись, но слов никто не услышал.
Положили старика на сухом месте под навесом фанзы. Дождь перешёл в моросящий, и здесь, под навесом, всем казалось уютно и тепло.
– А ну спроси его, – обратился Мишка к И-дуну.
Но И-дун долго ещё бился с немощным, пока не разобрал его непонятный шёпот.
– Какие-то люди напали на него и убили сына. Где, не понять. Забрали корни женьшеня, он и вправду сборщик этого корня. Кажется, их было четверо, – И-дун с опаской оглядел товарищей.
Все тоже подумали о тех маньчжурах, что пытались их изловить.
– Откуда им здесь взяться, – успокоил Мишка. – Сколько дней о них никаких звуков. Нет, это другие.
– Говорит, что маньчжуры.
– Мало ли что он говорит. Сюда могут забрести с юга. Такие случаи уже бывали. Дед говорил со слов странников. Отправляются на грабёж и сбывают тихонько женьшень. Определи, где они его достали. Может сами нашли. Глушь, людей не встретишь. Кто донесёт?