Баламут (СИ) - Горъ Василий. Страница 12

— Меня не интересуют ни извинения, ни деньги! — достаточно громко, чтобы услышали за оградой, заявил я. И плавно повел рукой в сторону толпы, успевшей собравшейся на тротуаре: — У вас десять минут на поиск секунданта и подготовку к бою. Время пошло…

…Елизавета свет Андреевна возникла на парадном крыльце особняка минуты за две до начала действа и величественно поплыла ко мне. Я знал эту женщину довольно неплохо, поэтому с первого же взгляда на ее прическу, платье и драгоценности понял, что наряд для этого выхода в люди подбирался целенаправленно, и мысленно восхитился способностям весьма неплохой актрисы. Впрочем, это никак не сказалось на моей готовности отомстить: я видел и «виноватый» взгляд, и «искусанные» губы, и искусно наведенный «болезненный румянец», и правильные складки на подоле, неявно намекавшие на переживания, мучившие «несчастную» с раннего утра, и даже положение пышной груди, намеренно приподнятой чуть выше обычного, но оставался холоден, как лед. Ибо помнил, чего добивалась эта женщина, понимал, что до меня она унижала и грабила других парней, знал, что таких тварей, как эта, останавливает либо тюремное заключение, либо смерть, и собирался лишить аферистку хотя бы поддержки.

В том же ключе повела себя и Свайка — проскользнув на территорию поместья через кованую калитку, собственноручно открытую его владельцем, подошла ко мне, оглядела приближающуюся красотку с головы до ног и пожала плечами:

— Как станок для отработки техники, в принципе, ничего. Но фальшь и настоящая цена этого «великолепия» видны за километр…

Перова вспыхнула, гневно сжала кулаки, но сообразила, что ее истерика перед поединком ни к чему хорошему не приведет, и растянула губы в улыбке:

— Баламут, мы можем поговорить наедине?

— Мне не о чем с вами говорить… — равнодушно сказал я и лишний раз подчеркнул свое нынешнее отношение, снова обратившись на «вы»: — Кроме того, слово «наедине» вы употребили зря: от Татьяны Ивановны у меня нет никаких тайн.

— Твоя вторая мамочка? — не удержавшись, съязвила Лиза, увидела, как изменился мой взгляд, и побледнела, сообразив, что сделала непростительную глупость. А я задавил вспышку ярости и ласково притянул к себе Свайку:

— В какой-то мере да. Ведь и мою матушку, и мою единственную подругу искренне уважают все, кто с ними когда-либо сталкивался. А я этих женщин не только уважаю, но и искренне люблю. Естественно, с поправкой на то, что мама — это мама, а Таня — особа, которой нужен я, а не деньги на счету общины засечников. Впрочем, вам этого не понять. На этом все, ибо пришло время Силы и Стали.

— Баламут, я прошу прощения! — взвыла она мне в спину и услышала отповедь моей подруги:

— Елизавета Андреевна, этот мужчина ценит не слова, а поступки. А ваши поступки смердят!

— Я отплачу всем, чем пожелаешь!!!

— Ему такая оплата не нужна. Так что будьте любезны замолчать — Ратибор Игоревич уже начал настраиваться на бой, а вы мешаете. К слову, падать на колени абсолютно бессмысленно — Баламут вас уже не видит и не слышит…

Я действительно ушел в себя, вдумчиво погонял по магистральным каналам Молнию и Жизнь, обвешался стандартным комплектом усилений и к моменту, когда ко мне направился начальник полиции, взявший на себя роль распорядителя, как старший по статусу, был готов к чему угодно.

Традиционное предложение решить дело миром отверг, не задумываясь, отрешенно отметил, что Аристарха Иннокентьевича это решение почему-то сильно обрадовало, выслушал из его уст подробное перечисление условий поединка, согласился со всем вышеперечисленным и поучаствовал в жеребьевке.

Ненавидящий взгляд Перова проигнорировал, занял выпавшую мне стартовую позицию, дождался отмашки и уже на втором волчьем скоке возник по правую руку от противника. Водяной бич, разорвавший воздух в том месте, с которого я рванул в атаку, оказался очень даже ничего. В смысле, плотным, длинным и достаточно быстрым. А плетение кипения крови, метнувшееся ко мне следом за ним — еще быстрее. Но в тесаке, встретившем эту дрянь на полпути, не обнаружилось ни Воды, ни Огня. Зато имелась неплохая сталь и Молния, полученная в наследство от матушки. Вернее, она в нем появилась. В момент касания. И, скользнув по самому краю режущей кромки, не только рассекла структуру на две практически одинаковые части, но и шарахнула Перова неслабым откатом. А он… не обратил на это воздействие никакого внимания, тем самым, доказав, что в юности являлся очень и очень серьезным поединщиком.

Кстати, эту догадку подтвердили и следующие телодвижения мужчины: успев увидеть момент разрыва плетения и сообразив, плетениями какой именно школы я владею, он на мгновение застыл, ибо разрывать дистанцию было также бессмысленно, как навязывать ближний бой. Ну, а я работал, как на тренировке: ударив клинком в район сонной артерии, продавив всего два-три процента полога, созданного невероятно мощным комплексом защитных артефактов, и вызвав смещение фокуса сопротивления к верхнему краю прикрываемой области, сразу же упал на колено. А там резанул по ахиллову сухожилию. Причем влил в лезвие практически предельный объем Молнии. Да, эта атака тоже не прошла, а запаниковавший противник заставил меня уворачиваться от серии из сразу трех заклинаний школы Огня — ослепляющей вспышки, ожога и испепеления. Зато я добился самого главного — вынудил артефактный комплекс создать второй фокус сопротивления. Причем не абы где, а в точке полога, максимально удаленной от первой. Так что третью и последнюю атаку направил в ядро. И, развалив его пополам, провернул клинок градусов на сто десять по часовой стрелке. А во время рывка на себя перерезал нижнюю полую вену под самым сердцем.

Судорожная попытка артефактного комплекса стянуть пелену к месту пробоя тоже сыграла мне на руку — я всадил нож в глазницу, даже не заметив сопротивления защиты, пробил мозг, «прижег» место удара высверком из все той же школы Молнии и с чувством выполненного долга отскочил от уже мертвого тела. А через пару секунд, выйдя из боевого режима, услышал голос начальника полиции, в котором звучали нешуточное уважение и, почему-то, злое удовлетворение:

— Ратибор Игоревич, передайте мое почтение мастеру, поставившему вам технику боя — он гений преподавания!

— Благодарю, обязательно передам! — с поклоном пообещал я, представил лицо матушки и… услышал тот же самый голос, но звучащий совсем по-другому:

— Елизавета Андреевна, милочка, куда же вы? Вам во-от к этим молодым людям!

— Простите? — как-то уж очень напряженно воскликнула Перова, явно догадавшаяся, по какой-такой причине на территории поместья нарисовалось аж восемь полицейских.

— Вы задержаны по подозрению в мошенничестве, вымогательстве и еще нескольких преступлениях против дворянства Империи. Так что протяните, пожалуйста, юношам белы рученьки, а потом пройдите с ними к «карете».

— Я ни в чем не виновата!!! — взвыла она и услышала твердое обещание:

— Значит, скоро выйдете на свободу и получите не только мои личные извинения, но и солидную компенсацию. Ведь вашим делом уже сегодня займется самый опытный и беспристрастный следователь области.

Ареста Елизаветы в моих планах не было, поэтому как только «юноши» украсили ее «белы рученьки» стальными браслетами и увели, я поймал взгляд Тверитинова и вопросительно выгнул бровь.

— Это не я! — усмехнулся он, потомил меня ожиданием и мотнул головой в сторону начальника полиции, с очень неприятным прищуром наблюдавшего за процессом посадки моей бывшей в патрульную машину: — Когда я сообщил Аристарху Иннокентьевичу о твоих подозрениях, он вдруг вспомнил о чем-то подобном, попадавшимся в отчетах…

— Я сопоставил факты, вызвал к себе племянника и вдумчиво расспросил! — рявкнул Довголевский, по какой-то причине решивший сказать правду. — А когда он раскололся и сообщил, что в прошлом году эти твари вытянули у него восемьсот с лишним тысяч рублей, мягко выражаясь, расстроился. Поэтому не слезу со следака до тех пор, пока он не раскопает все факты вымогательства и мошенничества до единого, а потом отправлю эту суку на каторгу и вручу вам медаль «За содействие полиции»!