Ревизор: возвращение в СССР - Винтеркей Серж. Страница 9

– О, мировая тётка, – воскликнул я, не в силах сдержать своего восторга.

– Правда? – переспросил Иван с сомнением.

В этот момент к деду Митричу пришла его бабулька. Приятная такая маленькая бабулька, божий одуванчик, в платочке. Принесла деду домашней еды в кастрюльке и домашней выпечки. В палате так запахло пирогами с капустой, что я чуть слюной не захлебнулся.

Хорошо, что буфетчица очень скоро раздала нам по миске серого супа, гречки с биточками и по стакану компота. На обед полагалось два кусочка хлеба.

Я порылся в авоське, которую принесла мне бабушка, нашёл ложку, батон, коробку сладкой соломки к чаю и стеклянную бутылку кефира. В кастрюльке была гречневая каша, сваренная с салом и луком.

Я съел все, кроме супа, такое ощущение, что кроме рыбьих костей и кусочков картошки в нём больше ничего не было. Сразу видно, что сегодня четверг, рыбный день.

У меня осталась половина батона, коробка соломки и бутылка кефира. Оставил их на полдник.

Я лег, взял в руки коробку соломки, покрутил, понюхал. Нахлынули воспоминания детства. Маленьким я очень любил её.

Вернулось чувство умиротворения из далекого прошлого, когда всё было хорошо и надёжно, когда коробка соломки могла сделать тебя счастливым. Не было ещё в моей жизни потерь и горьких разочарований. Жизнь впереди виделась долгой и счастливой.

Я не заметил, как уснул. А снился мне советский Крым. Тёплый, солнечный, зелёный, мирный, неторопливый и добродушный. Ласковое теплое море и радостные лица счастливых советских отдыхающих.

Проснулся я от громкого смеха над ухом. Вероничка пришла к Ивану как обещала. Я встал и пошёл пройтись по коридору. Когда я вернулся, девушки уже не было. На лице Ивана блуждала улыбка глубоко влюблённого человека. Взгляд устремлён был куда-то сквозь стены. Наверное, в светлое будущее. Я знал, каким будет для милиции и всей страны это будущее. Но до него ещё 20 лет. Пусть помечтает.

Я лёг, размышляя о прошлом, о будущем и о текущей ситуации. Надо уже определяться, как жить дальше и что делать. Привычка планировать и контролировать происходящее постепенно возвращала себе утраченные позиции. Хотелось действовать, идти к какой-то цели. Но для начала надо из больницы выбраться. Задерживаться здесь совершенно не хотелось.

К Ивану пришли коллеги. Прямо в форме, в сапогах. Они, скорее всего, сейчас на службе. Мимо проезжали, решили зайти. Парни молодые, веселые. Один сел на стул, поставив его между нашими койками. Второй остался стоять, опершись о спинку койки. Тот, что сидел на стуле, мельком оглянулся на меня с интересом. Я кивнул головой здороваясь.

Мне было скучно. Нисколько не стесняясь, я повернулся в сторону этой компании и приготовился слушать.

– Ну, братцы. Что в мире делается? – спросил обрадованный Иван и сел в койке. – А то здесь газеты только в сортире.

– Лунное затмение сегодня, – сказал сидевший на стуле. – По радио слышал. А вчера в Лос-Анджелесе землетрясение было.

У него справа висела штатная кобура из коричневой толстой кожи. Такие же носили офицеры, когда я служил. Я вспомнил, что где-то читал, будто в советское время милиции не разрешали повседневное ношение табельного оружия. Только исключительно на опасные задания.

Я сел в койке и нагнулся, чтобы заглянуть в кобуру рядом сидящего милиционера. Тут же мне прилетел подзатыльник от его сослуживца, стоящего рядом. Я понял это, подняв голову и наткнувшись на его недовольный взгляд.

– Что потерял там? – спросил он. Иван и его сидящий сослуживец повернулись ко мне.

– Я где-то слышал, что вы пирожки в кобуре носите вместо пистолета, – сказал я, потирая затылок.

– Где слышал? – спросил стоящий милиционер.

– Да не помню, – отмахнулся я.

– Ты ж ничего не помнишь, – усмехнулся Иван.

– Я так и сказал: не помню, – кивнул я.

– А про пирожки в кобуре помнишь? – подозрительно глядя на меня уточнил Иван.

– Это тот дуралей, что в реку свалился? – спросил сидящий сослуживец.

– Тот самый, – подтвердил Иван.

– Ну что, дуралей, показать тебе пирожок? – спросил милиционер, вставая с табурета. Он открыл свою кобуру, потянул за ремешок и извлек пистолет Макарова. Увидев мои загоревшиеся глаза, он, усмехнувшись, вытянул из пистолета магазин и протянул ПМ мне.

Я двумя руками благоговейно взял оружие. Как же я мечтал иметь свой пистолет. Но простым гражданам России боевые пистолеты иметь не разрешается. Только газовые и сигнальные.

– Хочу такой, – пробормотал я.

Парни рассмеялись

– Дай сюда, – забрал у меня пистолет молодой мент. – Придёшь к нам служить и получишь.

– Пусть школу сначала закончит, – сказал Иван. – Он же не помнит ничего.

Да уж. Об экзаменах я старался пока не думать.

К Митричу пришла жена. Опять с авоськой. Довольный дед уселся на кровати и приготовился трапезничать.

По палате разлился аромат жареной картошечки.

Милиционеры сразу засобирались. Иван встал их проводить. Я увязался за ними, чтобы слюной не захлебнуться.

Мы стояли у окна в холле, милиционеры курили, рассказывали последние сплетни про сослуживцев, которых я не знал. Я слушал вполуха и смотрел в окно, думая о своём.

За окном сгущались сумерки. К больнице подошёл парнишка в толстых чёрных пластмассовых очках, в черной ушанке, в коричневом пальто и в укороченных валенках. Он увидел меня и помахал рукой. Одноклассник что ли мой? Не милиционерам же он махал.

Парнишка вошёл в больницу и, скромно улыбаясь, прямиком направился ко мне.

– Привет, Паш, – сказал он, протягивая ладонь для рукопожатия и косясь на милиционеров. Я пожал ему руку и жестом предложил перейти к другому окну.

– Короче так. Я ударился вчера башкой. Потерял память, – начал я, – ничего пока не помню. Тебя тоже. Ты кто?

Он растерянно смотрел на меня несколько мгновений, потом рассмеялся:

– Я понял. Ты шутишь.

– Да какие уж тут шутки. Мать родную сегодня не узнал.

– Не может быть!

– Может. Как тебя звать?

– Славка.

– Мы в школе вместе учимся?

– Ну, да. С первого класса.

– Дружим?

– Дружим.

– Школу прогуливаем?

– Ты что?! Мы же поступать готовимся.

– Да? Куда?

– В Ленинград, в мореходку, – медленно проговорил Славка. – Или ты уже не хочешь?

– Я не помню, что я хочу. А в последнее время я в школу ходил? Занятия не пропускал?

– Нет, не пропускал.

– А мы там со всеми нормально? Ни с кем не в контрах?

– Мы всегда в контрах.

– Не понял. С кем?

– С Тимуром и его командой.

– Это кто такие?

– Тимур Полянский и его команда.

– Одноклассники?

– Ну, не совсем. Полянский второгодник, а друзья его уже давно школу закончили: после восьмого класса ушли.

– Достают нас?

– Бывает. То с ног собьют, в грязи изваляют, то портфель на козырёк остановки забросят. Ты что, правда ничего не помнишь?

– Правда.

– И что гитару мне свою подарил тоже не помнишь?

– Нет, не помню.

– Я пошутил. Не подарил. Я посмотреть хотел, как ты отреагируешь. Ты же на нее надышаться не можешь.

– Я что, на гитаре играю? – обрадовался я.

– Нет, ещё не играешь. Тебе же батя её только месяц назад подарил.

– Стоп. С этого места поподробнее. Ты хочешь сказать, что я тайком от Поли и Эльвиры встречаюсь с отцом. Так?

– От кого тайком?

– От матери с бабушкой.

– А. Да, встречаешься.

– Давно?

– Года два.

– А почему тайком?

– Ну, ты что, бабку свою не знаешь?

– Познакомился сегодня, нормальная вроде тётка.

– Нормальная? Ты в своём уме? – спросил меня Славка, округляя глаза.

– Ты забыл? Я не помню ничего.

– Ой. Прости. Она же Шапокляк.

– В смысле?

– Мы с тобой её так зовём за вредность.

– Понял. Поверь, она не со зла.

– Ужин! – раздался из коридора голос буфетчицы. У меня уже рефлекс выработался на него, как у собаки Павлова.

– Спасибо тебе, Славка, что зашёл, – я протянул ему руку. – Поверь, я очень дорожу нашей дружбой. Друзья детства – это на всю жизнь.