Народ, да! - Голенпольский Танкред Григорьевич. Страница 70
В 1860 году кандидатом в президенты от республиканской партии был выдвинут Авраам Линкольн. Опираясь на поддержку в кругах аболиционистов, Линкольн одержал победу на президентских выборах. В ответ штаты Юга объявили о выходе из состава союза. Рабовладельцы открыто объявили о своем намерении уничтожить систему наемного труда на Севере и заменить ее рабством. Началась гражданская война, длившаяся четыре года и закончившаяся полным поражением рабовладельцев.
Таким был Юг. Как писал один американский исследователь: «Юг подобен старому дереву, с большим количеством возрастных колец. Ствол и ветви его изгибались под воздействием ветров и лет, а корни уходили в образ жизни, в почву Старого Юга».
В какой-то мере фольклор старого Юга уходит своими корнями в средневековые французские, испанские, ирландские традиции с их «страшными» рассказами о домах с привидениями, о неразделенной любви, такой сильной, что от нее умирают. Только события, о которых в них рассказывается, приспособлены к новым американским условиям, к новому образу жизни.
Юная Шарлотта
Баллада-быль
Перевод Ю. Хазанова
Шарлотта юная в горах
С отцом своим жила;
На мили не было кругом
Ни дома, ни села.
Но приходили парни к ним —
Народ как на подбор,
И вечерами не стихал
Веселый разговор.
Хозяин хлебосолен был,
Шарлотта — хороша,
К тому ж единственная дочь,
В ней вся его душа;
Ее любил и баловал,
Как куклу одевал,
Своими платьями она
Сражала наповал.
…Был вечер. Завтра — Новый год.
Шарлотта у окна.
Неужто просидит одна,
Никто к ней не придет?!
Ведь там, в поселке, в эту ночь
Веселый будет бал;
Пусть на дворе мороз и снег,
Пускай в горах обвал, —
Но так пригож трактирный зал,
Где всем тепло, светло,
Где к тем, кто счастья не знавал,
На миг оно пришло…
Шарлотта горестно глядит
Из-за оконных рам;
Вдруг видит: чьи-то сани там
Подъехали к дверям!
И вот уж Чарли молодой
Выходит из саней
И говорит: скорей, скорей,
Приехал он за ней!
Сказала мать Шарлотте: «Дочь,
Оденься потеплей,
Ты едешь в холод, едешь в ночь,
Мороз все злей и злей».
Но лишь смеется дочь в ответ,
Браслетами звеня:
«Закутаться, как кукла? Нет,
Пусть видят все меня!
Надену новое пальто
И нитку алых бус —
Пускай не думает никто,
Что стужи я боюсь!»
Перчатки, шляпу дочь берет.
Кивает на бегу —
И в сани, и летят вперед
Сквозь белую пургу,
Полозья стонут и скрипят,
Бубенчики звенят,
Во мгле морозной звезды спят,
Холмы — в снегу до пят.
Прервал молчанье Чарли вдруг,
Сказал из темноты:
«Я так замерз — не чую рук,
А как, подружка, ты?» —
«Озябла ужас как, с трудом
Я раскрываю рот…»
Тут он опять взмахнул кнутом,
И конь рванул вперед.
И снова мчатся через тьму…
«Ну как?» — спросил у ней.
Шарлотта шепотом ему:
«Теперь уже теплей».
И снова только скрип саней;
Весь край в снега одет…
Но вот уж виден ряд огней
И в зале яркий свет.
И Чарли придержал коня,
«Приехали! — сказал, —
Сейчас оттаем у огня,
Идем быстрее в зал!
Вставай, вставай, моя любовь,
Уж музыка слышна!..»
Зовет Шарлотту вновь и вновь —
Как статуя она.
Он за руку ее берет —
Рука у ней как лед,
А на недвижимом лице
Снежинок хоровод.
Он в теплый зал ее несет,
Туда, где шум и свет…
Ничто Шарлотту не спасет:
В груди дыханья нет.
Но Чарли звал ее и звал:
«Вставай, ведь здесь тепло!..»
И со слезами целовал
Холодное чело;
И вспоминал ее слова:
«Теперь уж мне теплей…» —
«Ведь ты жива! Ведь ты жива!» —
В слезах твердил он ей.
Потом повез ее домой
Опять дорогой той…
Всю ночь рыдали мать с отцом