Принцесса на горошине (СИ) - Риз Екатерина. Страница 48

- Вот это ты хочешь привнести в свою жизнь?

- Мои родители очень консервативные люди, - оправдывался Марат позже. И бодро добавил: - Но они привыкнут.

Я была расстроена, уже который день.

- Почему ко мне нужно привыкать? – недоумевала я. – Я же старалась им понравиться. – Развела руками в недоумении. – Да я всегда всем нравлюсь.

Марат посмотрел на меня, затем улыбнулся, подошёл и положил мне на плечи тяжелые ладони. Наклонился, прижался лбом к моему лбу, заглянул в глаза. Позвал:

- Маш.

Мы встретились взглядами.

- Что? – переспросила я.

- Всё будет хорошо, - пообещал он. – Отец успокоится, мама привыкнет. Им трудно, пойми. Они живут в другом мире.

Я уцепилась за пуговицу на его рубашке, потянула.

- Но ты же собираешься жить в моём мире, правда?

- Да, - без тени сомнения ответил он. – Не переживай. Всё уладится.

После его обещаний мне стало немного спокойнее. Я согласно кивнула.

- Не буду, - повторила я за ним. – Не буду переживать.

Когда родители Марата покинули Москву, и наша с ним жизнь, как бы, вошла в привычное русло, без лишнего надзора со стороны, я, на самом деле, стала переживать меньше. Немножко меньше. Успокоилась. Только вспоминала знакомство родителей Марата с моим отцом. Оно прошло стремительно, обрывисто, опять же меня расстроило, но никто не ругался и, вроде бы, косо друг на друга не смотрел, и этим я себя успокаивала. Говорила себе, что со временем всё непременно уладится.

Другого пути ведь нет, правда же?

Но самым трудным испытанием для меня стала поездка с Маратом в Казань. Наш первый визит в дом его родителей, знакомство с его семьёй. Нас пригласили на семейное торжество через несколько месяцев после моего знакомства с его родителями. И я в первый момент даже не поверила, что приглашение и на меня распространяется. Сначала обрадовалась, потом испугалась, затем снова обрадовалась… наверное. Во всяком случае, почувствовала воодушевление.

- Вот видишь, - сказал мне Марат. – Я же тебе говорил, что всё наладится.

Я сделала глубокий вдох, в надежде прочувствовать всю степень важности момента, после чего улыбнулась.

У Марата оказалась огромная, по своей численности, родня. У меня даже малого количества родственников никогда не было. Только папа. И я понятия не имела, как общаться с братьями, сестрами, родными, двоюродными и другой степени дальности родства. А помимо них ещё были дяди и тети, бабушки и дедушки, снохи, сватьи и бог знает кто ещё. Когда мы приехали в дом Давыдовых, я была ошарашена количеством людей, что нас встретили. Дом у родителей Марата был большой, на благоустроенной, огороженной территории, за высоким кованым забором с национальным орнаментом. Трехэтажный коттедж кишел людьми, и я сразу же поняла, что это не приглашенные гости, это всё родственники. И, признаюсь, я и растерялась, и испугалась. Инстинктивно предприняла попытку спрятаться за спиной Марата, но тот, переступив порог родительского дома, наоборот, казалось, расслабился, заулыбался и сходу окунулся в родственную атмосферу кутерьмы с головой.

- Это мои племянницы, - говорил он мне, показывая на одинаковых девочек-подростков, в похожих платьях и с косичками. – Это мой брат, двоюродный. А это его жена и дети.

«А это…», «а это…», я только и слышала эти слова целый день. Марат был рад встрече с родственниками, знакомил меня, обнимался, всех приветствовал, а я старательно улыбалась, чувствуя, что впадаю в панику. Всё больше и больше. Паника ещё усилилась после встречи с Алией Ренатовной, которая встретила меня не сказать, что очень радостно и радушно, скорее, смиренно. Марат привёл меня на большую кухню, можно сказать, сразу после того, как мы приехали, вошли в дом. Видимо, это было согласно традициям. Он привёл меня на кухню к Алие Ренатовне, к другим женщинам, которые хлопотали там у плиты вместе с ней, готовясь к празднеству, и ушёл. А я осталась, совершенно не зная, что предпринять.

- Марьяна, я очень рада тебя видеть.

Алия Ренатовна поднялась мне навстречу из-за кухонного стола, улыбнулась. Улыбка её была сдержанной и несколько настороженной. И смотрела она на меня также. Кстати, на меня все сейчас смотрели изучающе и с любопытством, и с той же самой настороженностью. Будто я была человеком с другой планеты, точнее, из чужого, непонятного им мира.

- Хорошо, что ты приехала, - добавила Алия Ренатовна, а я почему-то для себя отметила её слова: что я приехала. Не мы с Маратом, а я. Меня лично пригласили, и я приехала.

Я раздвинула губы в улыбке, очень надеюсь, что в приветливой и радушной.

- Спасибо, что пригласили. Я в первый раз в Казани. Очень красивый город.

- Ты его ещё увидишь, обещаю. Марина, - обратилась она к молодой девушке, - покажи Марьяне её комнату. – Она снова повернулась ко мне. – Ты поживешь с девочками. – Алия Ренатовна смотрела мне прямо в глаза, понизила голос и добавила: - Думаю, ты понимаешь, что в этом доме вы с Маратом не можете находиться наедине в одной комнате. Я попрошу тебя даже днем этого избегать.

Я в растерянности моргнула, пыталась сообразить, о чем меня просят и на что намекают, а Алия Ренатовна также тихо продолжила:

- В доме много молодых девушек, им не нужен такой пример перед глазами.

Я почувствовала себя оскорбленной. Униженной, оскорбленной в лучших чувствах, но в то же время почему-то виноватой. Будто я, на самом деле, была какой-то пропащей, недостойной для примера и подражания, особой. Способной научить молодых девочек чему-то плохому. Именно это чувство вины и не позволило мне сказать что-то против. Я только коротко кивнула и негромко проговорила:

- Да, конечно, не переживайте.

Думаю, не нужно больших подробностей того, как прошли те три дня в доме родителей Марата. Как я себя чувствовала все эти дни, скованно и неловко. Кстати, самого Марата я почти не видела. Он был где угодно, но не рядом со мной. Он проводил время с мужчинами, они куда-то уезжали из дома, как мне говорили: по делам. А я оставалась в доме, вместе с его матерью, сестрами, племянницами, другими родственницами, и чувствовала себя нелепой неумехой. Потому что все вокруг были заняты каким-то делом – уборкой, готовкой, накрытием столов к праздничному ужину, а я… я ничего из этого делать не умела. Я не умела быть хозяйкой, просто потому, что от меня этого никогда не требовалось, а Алия Ренатовна, кажется, поставила перед собой цель меня к чему-то приспособить, чему-то научить. А, может, наоборот, убедиться, что я ничего не умею.

Было жутко неловко.

Из девушек со мной тоже почти никто не общался. Задавали осторожные вопросы, когда взрослые не слышали, и тут же стыдливо хихикали.

- Ты выйдешь за Марата замуж? – спрашивали меня. – А где будет свадьба? В Москве или в Казани? Какое у тебя будет платье?

Ответов на их девчачьи вопросы у меня не было. А когда я попыталась объяснить, что о браке между мной и Маратом речи пока не идет, что я и их брат и дядя встречаемся, присматриваемся друг к другу и размышляем о дальнейших планах, на меня смотрели не то что непонимающе, а даже испуганно. И замолкали, и отходили, оставляли меня одну. И я понимала, что говорю что-то не то. Все дни, что мы провели в доме Давыдовых, я без конца говорила что-то не то, делала что-то не так, чувствовала себя лишней и непонятой. А пожаловаться мне было некому. Складывалось такое ощущение, что меня намеренно от Марата отстраняют.

В какой-то момент мы всё же остались с ним один на один, и я, встретив его улыбку, поняла, что все мои жалобы, все мои претензии, я ему озвучить не смогу. У меня просто язык не повернется. Я только у него спросила:

- Всё хорошо?

- Хорошо. А у тебя? – Марат привычно заглянул мне в глаза, коснулся моей щеки. – Тебе нравится здесь?

Мне не нравилось. Я чувствовала себя лишней каждую минуту, что бодрствовала. Но как я могла сказать любимому человеку, что мне плохо в доме его родителей?

Я заставила себя улыбнуться.

- Очень интересно, - сказала я, не придумав ничего другого. Взяла его за руку. – Только я тебя почти не вижу.