Двигающийся палец - Кинг Стивен. Страница 4

— Лучше одевайтесь теплей, — сказала она. Складка на ее почти идеально гладком лбу разошлась. — Радио говорит, будет холодно.

— Спасибо, — поблагодарил он и вышел. По пути домой он открыл банку и вылил ее в канаву. Учитывая, что ванная теперь стала вражеской территорией, ему менее всего хотелось пить на ночь.

Когда он вошел, Вай похрапывала в спальне. Три банки пива хорошо на нее подействовали. Он поставил пустую банка на столик кухне, затем постоял за дверью ванной. Потом прижался уход к дереву.

Царап-царап. Царап-царап-царап.

— Вонючий сукин сын, — прошептал он.

Он отправился спать не почистив зубы — впервые с тех пор, как мать забыла положить ему, двенадцатилетнему зубную щетку, когда отправляла в летний лагерь. Он лежал в постели рядом с Вай и не спал.

Слышно было, как палец продолжает свой бесконечный поиски в ванной, постукивая ногтем. На самом деле он не мог слышать сквозь закрытые двери и знал это, но представлял, как он это слышит, что было ничуть не лучше. «Нет, — говорил он себе, — по крайней мере ты знаешь, что это лишь воображение. Насчет самого пальца ты не уверен».

Впрочем, это мало утешало. Он все еще не мог уснуть и не приблизился к решению проблемы. Он знал, что не сможет до бесконечности выдумывать предлоги, чтобы выйти помочиться возле мусорных ящиков. Он сомневался, получится ли это даже на протяжении двух суток, а что будет, когда приспичит большая нужда, леди и джентльмены? Вот вопрос, который никогда не задавали в суперигре, и он не имел ни малейшего представления, как на него ответить. Не под ящиками же — тут он был совершенно уверен.

«Может быть, — осторожно предположил внутренний голос, — со временем ты привыкнешь в этой штуке».

Нет. Немыслимо. Он двадцать один год жил с Вай и все еще не в силах был зайти в ванную, когда она была там. Эти цепи просто замыкало от перенапряжения. Она могла весело сидеть на унитазе и болтать с ним о том, что делала на работе у доктора Стоуна, пока он брился, но он на это был не способен. Не то воспитание.

«Если этот палец не уйдет сам по себе, значит, тебе придется пересмотреть свое воспитание, — настаивал голос, — потому что кое-что, по-видимому, нуждается в коренной перестройке».

Он повернул голову и взглянул на будильник. Четверть третьего… и, меланхолично сообразил он, что необходимо помочиться.

Он осторожно поднялся с кровати, миновал ванную, из-за закрытой двери которой доносилось все то же непрекращающееся царапанье и постукиванье, и направился в кухню. Он придвинул табуретку к кухонной раковине, влез на нее и тщательно прицелился в сливное отверстие, настороженно прислушиваясь, не проснулась ли Вай.

Наконец получилось… лишь когда он перебрал все простые числа вплоть до трехсот сорока семи. Рекорд всей жизни. Он поставил табуретку на место и побрел обратно в постель, размышляя про себя: «Я так не смогу. Долго не протяну. Просто не смогу».

Проходя мимо двери ванной, он оскалился.

Когда в шесть тридцать зазвонил будильник, он вскочил с постели, прошаркал в ванную и пошел внутрь.

В сливе было пусто.

— Слава Богу, — прошептал он дрожащим голосом. Волна облегчения, почти священное вдохновение, охватила его. — О, слава Б…

Палец высунулся, как ванька-встанька, словно привлеченный звуком его голоса. Он молниеносно крутнулся три раза и застыл, словно сеттер перед прыжком. И указывал прямо на него.

Говард отскочил, издавая бессвязное рычание.

Верхняя фаланга пальца сгибалась и разгибалась, словно приманивала его. Доброе утро, мистер, рад вас видеть.

— Сволочь, — пробормотал Говард. Он повернулся к унитазу. Решительно вознамерился помочиться… и ничего. Вдруг его охватило бешенство… жгучее желание просто наброситься на наглого пришельца в сливе, вытащить его из пещеры, бросить на пол и топтать босыми ногами.

— Говард? — сонно спросила Вай. Она постучала в дверь. — Уже?

— Да, — ответил он настолько мог спокойным тоном. Он спустил воду в унитаз.

Ясно было, что Вай мало интересует его тон и его вид. Она страдала от непредвиденного похмелья.

— Чуть не напустила лужу, но могло бы быть и хуже, — пробормотала она, вихрем пронесшись мимо него, задирая ночную рубашку и усаживаясь на унитаз. Она потрогала свой лоб. — В рот больше не возьму этой дряни, благодарю покорно. «Американское зерно» — это страшное говно. Кто бы подсказал этим типам, что удобрение в хмель следует сыпать до того, как сажаешь, а не после. Три паршивые банки — и голова разваливается. Господи! Ну что ж, какова цена — таков и вкус вина. Особенно если продают такие гады, как эти Ла. будь лапочкой, дай мне аспирин, а, Гови?

— Конечно, — сказал он и осторожно приблизился к раковине. Палец снова исчез. Вай, кажется, и на этот раз его спугнула. Он достал аспирин из аптечки и высыпал две таблетки. Ставя пузырек обратно, он заметил, как кончик пальца на мгновение высунулся из дыры. На полсантиметра, не более, и опять как бы поднял воду, прежде чем скрыться.

Он дал Вай аспирин и сказал:

— Минуточку — налью тебе воды.

— Не надо, — тоскливо пробормотала Вай и принялась крушить таблетки зубами. — Так быстрее действует.

— Да он же тебе все кишки сожжет, — настаивал Говард. Он обнаружил, что не против оставаться в ванной, пока Вай с ним.

— Не беспокойся, — произнесла она еще более мрачным тоном. Она спустила воду в унитазе. — Как ты сейчас?

— Не лучшим образом, — честно признался он.

— У тебя тоже?

— Похмелье? Нет. Скорее грипп, с доктором я говорил. Горло болит, и палец беспокоит.

— Что?

— Пятна, говорю. Пятна какие-то на щеках.

— Знаешь что, лучше оставайся дома. — Она подошла к раковине и стала энергично чистить зубы.

— Может, и тебе лучше остаться, — сказал он. Он, однако, не хотел, чтобы Вай была дома; он хотел, чтобы она помогала доктору Стоуну ставить пломбы и прочищать каналы, но было бы невежливо не сказать что-то.

Она глянула на его отражение в зеркале. У нее уже появлялся легкий румянец, глаза чуть засветились. Приходила в себя Вай тоже энергично.

— В тот день, когда я не выйду на работу из-за похмелья, я брошу пить совсем, — сказала она. — И потом, я нужна доку. Мы сегодня ставим полную верхнюю челюсть. Грязная работа, но кто-то должен ее делать.

Она сплюнула прямо в слив, и Говард восхищенно подумал: «В следующий раз он появится, весь заляпанный зубной пастой. Господи!»

— Сиди дома, укутайся и пей побольше жидкости, — наказывала Вай тоном старшей медсестры, который следовало понимать: «не будешь выполнять предписаний — сам будешь виноват». — Почитай. И дай понять этому вонючке Латропу, что он теряет, когда тебя нет. Пусть дважды подумает.

— Не плохая идея, — поддержал Говард.

Она поцеловала его на бегу и подмигнула:

— Твоя Увядающая Вайолет кое-что в жизни понимает, — похвасталась она. Когда через полчаса она побежала на свой автобус, то беззаботно напевала, забыв о похмелье.

Первое, что сделал Говард после ухода Вай, — приставил табуретку к кухонной раковине и помочился туда. Без Вай было легче: не успел он дойти до двадцати трех — десятого по счету простого числа, — как дело пошло. Уладив эту проблему хотя бы на ближайшие несколько часов, он прошел в прихожую и просунул голову в ванную. Он сразу увидел палец, и это было ненормально. Немыслимо — потому что из двери он мог видеть только край раковины. А раз видел, значит…

— Что ты делаешь, подонок? — заорал Говард, и палец, который вертелся во все стороны, как бы пробуя ветер, обратился к нему. Он был испачкан зубной пастой, как и следовало ожидать. Он изогнулся по направлению у нему… но теперь изогнулся в трех местах, что было уж вовсе невозможно, совершенно невозможно, потому что на любом пальце третий сустав находится на стыке с кистью.

«Он удлиняется, — промелькнуло у него в мозгу. — Я не знаю, как это может быть, но это так — он уже выходит за край раковины о крайней мере сантиметров на восемь… если не больше!»