Дом - Беккер Эмма. Страница 27
Домоправительница, работавшая в мою первую смену, — женщина примерно шестидесяти пяти лет, говорящая на восточногерманском немецком, который мне тяжело было понять. Она была на редкость несговорчивой и отзывалась на имя Яна.
Меня особо не удивила эта дамочка, седеющий кадр, управляющий гаремом железной рукой, чье настроение меняется так же часто, как у английского кокер-спаниеля на обратном пути, любящая молчаливо покурить в темноте пустого зала. Было пять часов вечера, и мы с ней ждали вдвоем, кроме нас — никого. Две другие девушки живут здесь же, в борделе, в общежитии, предоставляемом работницам в случае необходимости, но они отсиживаются в своих комнатах до восьми часов, выходя, только чтобы попить или ответить на гипотетические звонки клиентов в дверь.
Я недолго думая назвалась Жюстиной. Сразу же. Такой выбор обрадовал бы Валентину, если бы мы с ней поддерживали связь. Это ведь был ее псевдоним, когда в восемнадцать лет мы играли в девушек из эскорта. Я выбрала имя Жюстина, потому что это легко и потому что это маркиз де Сад. Напрасно я пыталась разъяснить ей, откуда имя, Яна смотрела на меня, не моргая: «Никто не знает про это». Но в заглавной «Ж», которую немцы не умеют произносить правильно, есть какая-то экзотика, сразу же пришедшаяся ей по душе. Какой-то необъяснимый шарм, напоминающий о районе Пигаль, где она никогда не была, или о пещере Али-Бабы, в общем, о деньгах. Конечно же, я далеко не первая, кто решил сыграть на чем-то французском, но в череде Софи, Мишель, Сильви или Габриэль я единственная, кто решился на такое коварное созвучие, как это проклятая буква «Ж». Моя национальность немало помогла мне в Манеже, как, впрочем, и в других местах. Здешний хозяин нанял меня, даже не осмотрев, просто решив, что француженка должна уметь проделывать в постели секретные штуки, которые другие женщины просто неловко пытаются повторить.
Быстрый обзор тарифов, установленных в Манеже. Будучи самозваным публичным домом «высшего класса», Манеж применяет самые высокие тарифы среди домов квартала Шарлоттенбург, которых, кстати, здесь пруд пруди. В стандартную цену входят проникновение, оргазм (за час клиент имеет право кончить максимум два раза — если осмелится), но в Манеже при наличии средств клиент может вдобавок к этому позволить себе знаменитый поцелуй в губы, согласно легенде, являющийся табу для проституток (двадцать евро), фелляцию без презерватива (в лучшем случае двадцать евро), а также любые не упомянутые в прайс-листе фантазии, на которые каждая из девушек решает сама, соглашаться или нет. Эти экстра-услуги оплачиваются дополнительно, и бордель не получает с этого ни цента, хотя, по непонятным мне причинам, девушки и обязаны уведомлять о них домоправительницу.
Еще одна дополнительная услуга — бар, если вдруг клиенту захочется выпить шампанского в компании с девушкой. Имеющиеся в наличии комнаты тоже не все одинаковые. Тарифы, указанные выше, касаются только трех самых простых комнат, тоже по-своему роскошных. Слово, скажем так, не то, но нужное слово от меня решительно ускользает. За остальные четыре комнаты ввиду их площади, качества мебели и высокотехнологичного оборудования (я говорю о сломанном джакузи в комнате номер 5 и открытом душе в комнате зального типа, куда можно вместить трех лошадей, а значит — целый строй клиентов и девушек) нужно будет дополнительно оплатить сто пятьдесят евро, с которых девушки получают процент. Если судьба приводит клиента, желающего выпить бутылку шампанского в комнате с джакузи и подарить себе проститутку, которая поцелует его в губы, что уж там, отсосет ему без резинки и даст трахнуть себя в зад, — такой клиент один финансово выполнит план целого вечера. Однако и речи не может быть о том, чтобы уйти с работы до конца положенной одиннадцатичасовой смены, выполнен план или нет. Говоря по правде, конец ночной смены зависит от клиентов. И те, что пьют или одновременно пьют и принимают кокаин, вполне могут продержать публичный дом открытым настежь до полудня.
Вот почему сначала я пыталась выходить на смену как можно раньше, пока не поняла, что днем это место пусто, как казино, открытые двадцать четыре часа в сутки, которых в Берлине развелось очень много. Клиенты прекрасно знают, что днем в борделе находятся только две или три девушки, и часто не те, кого им подавай. Вечернее изобилие гораздо более привлекательно.
В первый вечер к восьми часам ко мне присоединяется Габриель, высокая болгарка, не отводящая глаз от своего телефона. Спросив у меня, работаю ли я здесь или слежу за баром, она вроде награждает меня приветствием, и на этом наше общение заканчивается. Чуть позже появляются Мишель и Никола, две сестрички-украинки, которым едва можно дать восемнадцать, хотя на самом деле им двадцать семь и двадцать восемь. В этот раз Мишель возвращается из гостиничного номера клиента, в руках — куча упаковок конфет и шоколада. У нее и ее сестры есть несколько не очень многочисленных, но постоянных клиентов, вечно советующих им побольше есть. Потому как, вопреки тому, что можно было бы подумать, худоба мало ценится в борделе. Если укутанные в платья и на каблуках, делающих их похожими на жеребцов, эти девушки и производят определенное впечатление, то голые и босые худышки вызывают, скорее, легкое чувство жалости и боязнь сломать их напополам. Из-за своей костлявости сестренки кажутся уязвимыми и едва совершеннолетними, и обычному клиенту гораздо больше хочется накормить их, чем обрекать на адские скачки, на которые вдохновляют проститутки в теле и с более солидным тазом.
Габриель, две сестры и я — довольно широкая палитра, мы не представляем прямой конкуренции друг для друга. И вопреки моим прогнозам две малышки соглашаются ответить на все мои вопросы о работе в борделе. Я уже готовлюсь задать очень пикантный вопрос, когда гулко раздается то, что станет началом моей карьеры, — первый звонок в дверь за весь вечер. Посетитель был настолько банальной внешности, что можно было призадуматься, законно ли все это. Ему было около сорока, на голове виднелась небольшая залысина. Я обещала себе помнить все, но, вот видите, не могу отыскать в памяти даже его имя. Рик? Дэвид? Ну как же звали этого подвыпившего канадца, ни разу ранее не бывавшего в борделе? Мы оба неуклюже мялись в большой комнате номер 3 с камином из мрамора и непомерных размеров балдахином над кроватью. Ведь когда клиент попадается на крючок, самое сложное только начинается — для меня.
Хорошо, пять минут можно и полюбезничать, а что потом? Если для мужчины это первая встреча с проституткой, он в некотором смысле платит и за то, чтобы не делать первый шаг. Можно сказать, что, благодаря этому судьбоносному канадцу, я выработала свою технику атаки — говорить о всякой бессмысленной ерунде и, не прекращая свой монолог, беззаботно забраться на кровать, а потом швырнуть платье в другой конец комнаты. И даже когда я уже сняла с себя все, успех еще не гарантирован. Клиент-новичок еще совсем не готов овладеть этой наготой, от вида которой тревога в буквальном смысле сковывает его. Несложно представить себе, какие дилеммы в стиле Корнеля мучают его: действительно ли ему хочется трахаться? Может, просто мысли об этом было уже достаточно? Как сделать так, чтобы возбудиться прямо сейчас? Да зачем? Вы наверняка покажетесь себе самому простофилей, заплатив сто двадцать евро за плохой и быстрый перепих с женщиной, чья профессия — спускать свои трусы по десять раз на дню.
И в самом деле, как только этот мужик разделся (поспешно и смущенно хихикая), я вижу, что эрекция у него настолько неуверенная, что натягивать на нее обязательный презерватив будет проблематично. Если секс с мужчиной, вызывающим у вас примерно такой же интерес, как сломанная лампочка, может показаться неприятным, то мысль о том, что этот тип будет медлить с финалом из-за какой-либо неполадки, неприятна, как никакая другая. И напротив, тот же самый мужчина может обернуть ситуацию в свою пользу, сразу же выставив напоказ твердый и заинтересованный стояк. Потому что — все просто, — когда ты лежишь, прижавшись к торсу без разницы какого мужчины, довольно легко забыть его лицо и видеть только этот общий знаменатель, благодаря которому их всех можно сложить в одну корзину. Хоть ни один член и не похож на другой, эта часть тела одинаково симпатична, успокаивает и вызывает меньше страха, чем некоторые лица. А кольцо, сверкающее на безымянном пальце, тоже обнадеживает. Оно помогает понять, что все относительно. Мужчина может быть банальным и лишенным всякой чувственности, но мысль о том, что где-то в этом мире есть женщина, которая довольствуется им, а может, даже счастлива с ним забесплатно, оставляет надежду на то, что не все потеряно.