Дом - Беккер Эмма. Страница 29

Если бы я никогда не побывала в Манеже, то не смогла бы оценить нежность Дома, обеспечившего этой книге иной взгляд на вещи. А если бы я продолжила упрямиться, если бы осталась в Манеже вместе с Мило и его гаремом с грустными глазами, то написала бы ужасную книгу, такую, каких тысячи. И кто знает, где бы я писала ее: может, в Албании?

«Подобных заведений…»

— Подобных заведений в Шарлоттенбурге много, — говорит мне Яна, никогда не использующая слово «бордель». — Но это место — самое лучшее. В других заведениях девушки кричат о помощи.

Значит, наверняка есть места хуже, чем Манеж, до такой степени, что по сравнению с ними работа на Мило кажется освобождением. В Т., например, недавно запустили тариф/tat rate[11], что в целом означает, что за час клиент имеет право получить оргазм столько раз, на сколько способен человек, — ну или хотя бы попытаться. Рядом с такими порядками тяжелое постукивание кулачка Яны должно казаться благословением. Опять же в Т. некоторых девушек выгоняли, потому что они отказывались отсасывать у клиента без презерватива. В каждом доме свой неповторимый ад. В Манеже, по моему мнению, муки заключались в бесконечном и подтачивающем терпение ожидании. От скуки зависит гораздо большее количество параметров, чем мы можем себе представить. Посадите вместе десять девушек, испытывающих по отношению друг к другу сердечное равнодушие, заприте их без малейшей фиксированной платы, внушите им всем ощущение того, что они теряют лучшие дни своей молодости самым скандальным образом, и, когда первый клиент покажет свой нос, не подозревая, что представляет собой и денежную манну небесную, и шквал надежды, вы получите стаю истеричных самок. Вот таким образом в Манеже и рождаются обиды и зависть — все из-за исключительной редкости клиентов. Это раздражает как начальника, так и домоправительниц, распространяющих среди и без того печальных девушек атмосферу неосязаемого и скрытого давления. В некоторые дни, если не сказать ежедневно, лучше не попадаться под ноги Яне. Каждый раз, когда она проходит мимо, нагруженная пустыми и полными бутылками, и бормочет что-то себе под нос так, что кажется, она вот-вот взорвется, словно по волшебству, все вокруг опускают головы. Когда дел больше нет, Яна усаживается рядом с баром, прихватив с собой радио, или же забирается на кровать в комнате номер 6, окно которой выходит в зал, чтобы наблюдать за нами. Тогда, окруженная тремя сотовыми и одним городским телефоном (вдруг кто-то позвонит?), она включает свой планшет и пытается отвлечься, прогоняя плохое настроение с помощью какого-нибудь ток-шоу на немецком.

Когда ее снова мучит отсутствие занятости, она покидает свое убежище и присоединяется к нам, сидящим на диванах в зале, чтобы выкурить пятьдесят девятую Pall Mall и поведать о проблемах, которые встретятся ей на обратном пути в Штеглиц и для которых не найти даже прилагательного. Автобус М49 часто уходит раньше положенного, и, если упустишь его, приходится двадцать минут ждать следующий. И, боже милостивый, сделайте так, чтобы не было дождя, как вчера, потому что она за всю ночь не сомкнула глаз, но все же этим утром была здесь, меняла постельное белье, а от этой кабалы она могла бы и воздержаться ввиду отсутствия клиентов — ни одного, черт подери, какое говно! Кажется, что Яна, несмотря на свою фиксированную зарплату, страдает от безделья больше, чем девушки.

Как и на любом поприще, пропадает мотивация. Ты приходишь, настроенный побить все рекорды, а в результате чувствуешь лишь огромную лень, такую, что первый долгожданный зевака становится нежелательным элементом, потревожившим нездоровое спокойствие. Что видят клиенты, оказываясь в большом зале, остается неизменным от вечера к вечеру: куча девушек, поднимающих к ним свои утомленные лица, словно раздробленная стая сурикатов. Армия айфонов окрашивает их мордочки в сверкающе-голубой цвет. Музыку в стиле хаус можно было бы стерпеть, если бы кто-то танцевал, только правда в том, что не танцевал никто, и это придавало залу атмосферу провинциальной дискотеки с завышенными амбициями, чьим посетителям с трудом удается поймать кайф. Некоторые девушки мельком рассмотрят клиентов и, притихнув, поворачивают на своих каблуках обратно — можно не сомневаться, что позже Мило сделает им выговор. Сейчас он отчаянно потягивает свою сигару в маленьком зале, но впечатление создается, что глаза у него повсюду. Все дело в том, что в таком борделе, как Манеж, путь к завоеванию клиента тернист: сначала нужно презентовать себя так, чтобы тебя заметили и предложили чего-нибудь выпить. Здесь самое главное — так или иначе обойти пятнадцать других претенденток. Но это не гарантирует девушке, что в конце концов она уведет данного клиента к себе в комнату. Не всегда сразу отличаешь мужчин, пришедших за сексом, от тех, что хотят просто продегустировать вино в приятной компании, с чего девушка получит не более двадцати евро. И работницы Манежа идти на такой риск не предпочитают. Застрять в компании болтуна — значит, возможно, упустить шанс оказаться в объятиях менее вялого клиента. И если удача распорядится так, что, по-хорошему ли, по-плохому ли, тебе все же найдется работа, в конечном итоге, когда клиент уходит, ожидание возобновляется, только все становится хуже, потому как тебя начинает клонить в посткоитальный сон — зовет лечебная сиеста.

Можно было бы подумать, что свободное время подталкивает девушек к интеллектуальным занятиям или общению с коллегами. Но разве можно провести беспроводной интернет в таком месте, как Манеж, и надеяться таким образом наладить между дамами искреннюю дружбу. Да и мне, кстати, ни разу в голову не пришло открыть книжку, пока мы отсиживались, словно растения, в одном из двух залов. Я набралась храбрости лишь раз: принесла с собой огромную антологию Пауля Низона, подаренную на Рождество моей немецкой бабушкой, и поняла, что иногда литература бывает скучнее, чем безделье. В тот день я металась между желанием поговорить с девушками и страхом начать беседу неумело. Мне казалось ясным как божий день, что что-то столь претенциозное, как книга, не поможет мне наладить контакт, а, скорее, отгородит меня от их микрокосма. У меня так и не получилось найти нужный тон, чтобы настроить их на откровения. Как-то вечером я спросила у двух сестер, бывало ли, что некоторые клиенты пытались заставить их сделать что-то вдвоем, и думаю, что они не до конца поняли мой вопрос. Мишель ответила, что все зависит от предложенных денег. В ее глазах не было ни следа отвращения, которое у простых смертных спровоцировала бы одна мысль о лизании киски своей сестры или хотя бы о поцелуе с ней. Или же я была слишком извращенной для простецкого и коммерческого эротизма этого местечка, или же, наоборот, порок настолько глубоко осел в них, что табу инцеста переставало быть таковым, ты только заплати. Но я сомневаюсь в этом. До определенного предела у обитательниц Манежа можно попросить что угодно, и максимум, как они на это отреагируют, — нахмурятся. Нужно сказать, что в месте, где кокаин подают по щелчку пальцев, девушки собаку съели на всяких экстравагантных выкрутасах. Ничто не может шокировать их, и они давно привыкли не ждать никакой помощи от начальников или домоправительниц: ни физической, ни психологической. Есть в их головах специальное, закрытое на замок отделение, куда девушки прячут воспоминания о клиентах, слишком пьяных или обкуренных, чтобы притрагиваться к ним или разговаривать с ними прилично, о грубом сексе или унизительных фантазиях клиентов. Это отделение темнее всех спален Манежа, и там растворяются едкие запахи пота, грязных пенисов, парализованных от плохого шампанского языков, появляясь вновь только посреди ночных кошмаров или в минуты одиночества, когда ни одна радостная мысль не может прийти на ум.

Как бы я хотела проникнуть, пусть поверхностно, в эти одинокие головы с хмурыми лицами, в гущу секретов будуара, настолько тяжких, что никто их не слышит. Однако не потребовалось много времени, чтобы девушки растеряли к моей персоне и без того рассеянный интерес, и это несмотря даже на то, что я заслужила некоторое уважение со стороны Мило и Сандора.