«Идущие на смерть» (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 20

— Против нас будут драться «Касуга» и «Асахи», — негромко произнес Ухтомский, оценив ситуацию. — Если выбьют артиллерию, и мы сбавим ход, то в атаку пойдут миноносцы. И тогда нас просто потопят торпедами. Скажите рулевым, чтобы держали курс ближе к берегу на всякий случай — тогда хоть команду спасем!

Японский броненосный крейсер "Касуга" 1904 год. со схемой бронирования и вооружения.

Глава 21

— Ваше сиятельство, «Полтава» явно не желает от нас уходить, все время держит ход на двенадцати узлах!

В голосе Грамматчикова прозвучала нескрываемая гордость — идущий впереди броненосец, держал точно такой же ход как «Севастополь», причем выкатился дальше в море, как бы приглашая японцев пострелять именно по нему. Успенский откровенно проигнорировал приказ контр-адмирала идти на прорыв с миноносцами. На последние смотреть было уже не так страшно как прежде, когда по ним открыли огонь вражеские крейсера, попытавшиеся перегородить путь на юг, к спасительной гавани. Зря они это сделали — «Полтава» чуть отвернула к осту, выкатилась в море и тут же ввела в действие 152 мм пушки правого борта, осыпав обнаглевшие японские крейсера градом снарядов — те тут же обратились в бегство, открыв дорогу русским миноносцам к близкому уже Порт-Артуру.

Броненосец при этом давал полные залпы левым бортом по «Ниссину», и японскому флагману приходилось несладко, все же бортовой залп русского корабля весил в два с половиной раза тяжелее. Идти оставалось одиннадцать миль — сто десять кабельтовых, а то и меньше, если японские корабли не пожелают входить в зону действительного огня батареи Электрического Утеса. Теперь только на спасительный огонь десятидюймовых пушек оставалась надежда, иначе придется выбрасываться на берег.

— Сдюжим, ваше сиятельство, прорвемся, — в голосе Грамматчикова прозвучала уверенность, да и матросы с офицерами в рубке излучали полную уверенность в благополучном окончании похода. Теперь Ухтомский заметил на их лицах не сомнения, которые как печать он видел у всех, три дня тому назад, а неимоверную бодрость, которая словно распирала их пришедшими новыми силами. Не хотелось только, чтобы самоуверенность появилась, ни к чему доброму такое не приведет.

И заговорил очень тихо, стараясь, чтобы никто кроме Грамматчикова не расслышал его слова:

— Я думаю, господин капитан 1 ранга, не сегодняшним днем, и тем паче не исходом этого столкновения. Один наш броненосец не должен иметь серьезных повреждений, ибо предстоит прикрывать крейсера Эссена. А как это будет возможно сделать, если и «Полтава» нахватается снарядов. Потому под огонь противника нужно всегда подставлять старые и тихоходные корабли, чтобы они потом имели возможность выйти из боя, и привести себя в порядок. А в нашем случае просто дойти до Порт-Артура, где нас прикроет береговая артиллерия — только и всего.

Ухтомский сделал паузу, посмотрел на стреляющие японские корабли, и усмехнулся. Негромко добавил:

— Японцы должны были сосредоточить огонь артиллерии всех трех своих кораблей по «Севастополю», тогда бы ваш броненосец бы просто сокрушили! Но они этого не сделали, чем допустили серьезную ошибку, скажу прямо — фатальную. Дело в том, что сосредоточенный огонь нужно вести по одной цели всегда — количество попаданий вырастает резко по экспоненте, начинаются пожары, которые нужно тушить. Но бой продолжается — аварийные команды выкашивает осколками, потери растут, и наступает момент, когда отправить наверх некого, да и все рукава перебиты. Все в дыму, артиллеристы не могут стрелять толком, зато противнику все хорошо видно. Разбитые трубы потеряли тягу, вентиляторы гонят в кочегарки дым, а там люди задохнулись вповалку лежат. Вот что могло ожидать «Севастополь» через час — но все дело в том, что стреляют по нему два, а не три японских корабля, и до Артура не сто миль, а десять!

Ухтомский остановился, посмотрел на совершенно очумевшие лицо Граматчикова, и улыбнулся:

— Как видите, не все так плохо, как я ожидал заранее, предполагая ход событий. Я не принял в расчет, что противник может принимать неправильные решения. А вторая ошибка заключается в том, что контр-адмирал Мису не поставил у нас на дороге свои броненосцы, сделав «кроссинг Т», вот тогда бы пришлось туго. Потому я и повел отряд вдоль берега, чтобы мешала качка, и начал бы свалку — мели помешали бы маневру и нам, и японцам. В такой ситуации угроза атаки миноносцев сыграла свою роль — у нас их примерно одинаковое число. Однако, как видите, вражеский адмирал не стал рисковать, и предпочел выбрать вариант, когда шансы на победу по очкам достаточно высоки. А ведь с моей стороны это был блеф как в покере на повышении ставок — ведь торпед у нас практически не осталось…

Ухтомский осекся — корабль сильно встряхнуло. Можно было не сомневаться, что в него попал двенадцатидюймовый снаряд с «Асахи». Японские 305 мм «гостинцы» весили потяжелее русских, потому их «получение» было крайне нежелательно.

— А третью ошибку допустил сам Того — кто хочет быть сильным везде, никогда не станет таковым нигде. Ему надо было разделить силы поровну, и два броненосца с «Касугой» разделали бы нас под орех, как быка на бойне. Но Хейхатиро решил иметь против «Ретвизана» с «Цесаревичем» три броненосца, хотя бы я сделал бы все наоборот — отправил в погоню за эскадрой Витгефта «Микасу» и двух «гарибальдийцев». Нужны в первую очередь корабли, способные догнать убегающего неприятеля! А эта троица вполне способна сражаться против «француза» и «американца»!

— А как же наличие «Пересвета» с «Победой»?!

— Неполный броневой пояс, огромная площадь незабронированных участков и слабоватый, десятидюймовый калибр башенных пушек позволят «асамоидам» противостоять им в бою с определенными шансами на успех. Догнать, сделать дырку у ватерлинии в носу, и наш броненосец сбавит ход, и почапает по Цусимскому проливу, в котором ночью будут кишеть миноноски. Дальнейшее можно не предугадывать — и так все ясно, у американцев термин есть как раз для таких ситуаций — «хромая утка».

Ухтомский тяжело вздохнул и стал рассматривать вражеские корабли. И заметил, что носовая башня «Асахи» огня не ведет, в бинокль были хорошо видны неестественно задранные стволы, причем один был значительно короче другого. Павел Петрович негромко произнес:

— Шимоза, которой японцы начиняют свои снаряды, крайне неустойчива и капризна — половина главного калибра на «Асахи» бездействует, носовая башня вышла из строя. Нужно пройти еще тридцать кабельтовых, и в дело вступит батарея Электрического Утеса…

Ухтомский неожиданно замер, а потом с нескрываемой радостью воскликнул на вздохе облегчения!

— Прах подери, они уже стреляют, видимо на максимальном углу возвышения! Одиночный всплеск, а мы стреляем залпами!

Позади идущего концевым «Асахи», перелетев броненосец на пару кабельтов, взметнулся в небо огромный султан воды. Вскоре второй гейзер взбурлил уже в носу «Ниссина» — классическая пристрелка с ориентированием на перелет-недолет, поправки и «вилка».

И через минуту «Асахи» накрыло пятью всплесками, он словно стал продираться сквозь «водяные деревья». И тут до японцев дошло, что на арене схватки появился новый противник, которого поразить нельзя, но перетерпеть ущерб от него придется огромный. Продолжать бой было не только бессмысленно, но и крайне опасно — русские десятидюймовые снаряды падали с огромной высоты, а такие попадания смертельно опасны даже для хорошо защищенных броненосцев. Так что японский отряд круто изменил курс, делая поворот, и на полном ходу устремился прочь.

Ухтомский вытер платком выступившую на лбу испарину, от нечеловеческой усталости Павла Петровича шатало и так, а тут силы просто оставили изможденное тело. Он только чуть слышно сказал:

— У меня к вам есть просьба, Константин Александрович, достаточно необычная. Но если вы ее выполните, то в следующем бою потери среди команды станут значительно меньше. К сожалению, я об этом слишком поздно вспомнил... Как то запамятовал в суматохе последних дней…