Кофе по-ирландски (СИ) - Полански Алла. Страница 24
Смываю макияж, чищу зубы и собираюсь лечь спать.
За дверью слышится ужаснейшее исполнение «Радыё Свабода», но зато на чистейшем белорусском.
Боже! Открываю дверь. Соседи не совсем адекватные люди – могут и в полицию позвонить.
– Заходи.
– Я предупреждал.
– Ты что, приехал из Белоруссии и тебе жить негде, что ли?
– Ага, я из Минска, но жилищную проблему давно решил.
– Ну конечно, теперь-то точно решил…
– Да брось, я живу-то не особо далеко от тебя.
– Ну и что мне теперь с тобой делать?
– Да ничего. Я на кухне посижу, а ты иди спать.
– Отлично! Так и сделаем. Чай найдёшь сам. Кстати, поёшь ты просто чудовищно…
– Ну зато у меня много других талантов.
– Страшно даже и спрашивать, какие именно…
Ушла спать. Да, вот так спокойно ушла спать. И ведь заснула моментально!
***
19 МАРТА
Обещанное Пашей похмелье накрыло уже через пару часов. Я проснулась от невероятно сильной жажды и разрывающей мозг головной боли. Открыла глаза и застонала. И главное – совершенно забыла, что на кухне сидит бомж из Белоруссии, не умеющий толком даже свои песни петь.
Встаю и иду на водопой, по дороге держу оквадратившуюся голову руками и причитаю.
Захожу на кухню, вижу спящего, сидя за столом, Пашу и с трудом вспоминаю, как он тут оказался. Координация движений полностью потеряна, я даже не могу дотянуться до чайника. Плюхаюсь рядом за стол и допиваю остывший чай, которым угощался мой ночной гость. Он вздрагивает и просыпается.
– Что, плохо совсем?
Киваю в ответ, и в этот момент на меня накатывает такой приступ тошноты, что я срываюсь с места и бегу в ванную.
За мной забегает Паша.
– Да уйди ты хоть отсюда!
– Дай я тебя умою.
Освежает холодной водой, вытирает полотенцем моё опухшее лицо, потом мочит полотенце под краном и ведёт меня в комнату.
– Так! Ты сейчас ложишься, прикладываешь полотенце к голове, а я мигом! Где твои ключи от квартиры?
– Вы все там в Минске раздаёте кому попало ключи, да?
– Мне для дела.
Протягиваю ему ключ от квартиры, где хранятся все мои, хоть и небольшие, но всё-таки бережения.
Не помню, сколько его не было, помню только страшную муку. Наконец дверь открылась, и в комнату вбежал Паша, победоносно держа пакет с нарисованным на нём красным крестом. Через пару минут у меня в руке был стакан с водой и шипящей в ней таблеткой.
– Пей!
Выпила.
– Тошнит?
– Да нет уже… вроде не тошнит…
– Сейчас чая крепкого с лимоном тебе сделаю.
Убегает на кухню, гремит чем-то и приносит дымящийся ароматный напиток.
Заставляю себя выпить и это.
– Я тут тебе ещё кефирчика купил и минералки. Как сможешь, так выпей всё это – легче станет. А сейчас просто спи.
Послушно откинулась на подушки и заснула.
В середине дня мне стало гораздо лучше. Я даже смогла встать без головокружения. В квартире было тихо, а на кухонном столе лежала записка: «Мавр сделал своё дело, мавр может уходить».
Вот так: «мавр» ушёл и опять даже номера телефона не оставил.
Ну и что всё это значит, в конце-то концов? Ну почему вся моя жизнь становится похожей на утлое судёнышко, которое отчаянно пытается добраться до берега в суровый шторм?
Почему, даже чудом пришвартовавшись к причалу с поваленными мачтами и сорванными парусами, но оно всё равно берёт припасы и вновь отправляется в неизведанное?
Телефонный звонок. Беру трубку.
– Привет! Ты куда пропала вчера? Я уже не знал, что и думать…
– Привет, Лёш. Я передала твой подарок Наташе.
– А почему не отвечала?
– Я напилась вдрызг.
– У тебя какие-то неприятности?
– Да нет…
– А с чего ты напилась тогда?
– Просто так… взяла и напилась…
– Хочешь, я приеду?
– Нет, мне нужно побыть одной.
– Я не понимаю…
– А что тут понимать? Просто мне не очень хорошо, вот и всё…
– Я мог бы тебе помочь…
– Не надо… помогли тут уже…
– Позвони мне вечером, хорошо?
– Ладно. Пока.
Вздыхаю, откидываюсь снова на подушки и закрываю глаза.
Боже! Да что же творится-то такое со мной? Вспоминаю ночного гостя и не могу не засмеяться. Так и рисуется картинка, как он стоит под дверью, словно мартовский кот, и орёт песню. Сумасшедший!
Приходит мама с Данькой и прямо с порога понимает, что у меня не просто так болит голова.
– Напилась вчера, да?
– Да.
– Всё клубы твои… танцульки… И когда всё это кончится? – Молчу. – Ну кого ты там можешь найти? Одни алкоголики… Тебе о ребёнке думать надо, а не о мужиках, которые по клубам шастают.
– Опять двадцать пять…
– Слушай! Мне уже надоело! Ты шляешься, где попало, тут мужик тебе какой-то звонит почти каждый вечер, и, кажется, он нетрезвый постоянно…
– Какой мужик, мама?
– Не знаю! Какой-то идиот. Я ему сказала, чтоб больше не звонил. Небось, из клуба твоего проклятого.
– Мама! Кто звонил?! Имя!
– Да не помню… Паша, по-моему. Не важно…
– Что ты ему сказала?!
– Я ему сказала, чтобы не звонил, что ты уже встречаешься с молодым человеком… ну… и всё вроде бы…
– Мама!! Говори, что ещё сказала!
– Ты чего на меня кричишь?
– Мама! Что ты ему сказала?
Чуть не плачу, прекрасно зная эту женщину… Она такое может наговорить…
– Да ничего!
– Не ври мне, мама!
– Что-что? У Даньки, вон, насморк был, вот я и сказала ему, чтоб не звонил, что у тебя ребёнок больной!
– Ты так и сказала? Ты сказала, что у меня больной ребёнок?
– Да! Но у него же действительно насморк был.
– И когда это было?
– Да не помню уже…
– То есть позвонил Паша, а ты ему с ходу: «Не звони сюда больше, у неё больной ребёнок?!». И, кстати, насморк у Даньки прошёл ещё недели три назад.
– Да! А что ты хочешь? Мне твои ночные вылазки уже костью в горле! Ты что, собираешься этого алкоголика сюда привести? Не пущу! А если ещё раз позвонит, то так ему и скажу!
Падаю на кровать…
Боже мой! Она сказала, что у меня больной сын… Ну разве Паша может себе представить, что речь шла всего лишь о сопливом носе?
– Спасибо, мама дорогая, за заботу!
– Не за что! Может, за голову возьмёшься, наконец!
– Мама, мама… да иди ты… домой!
Хлоп! Дверь закрывается. Данька сидит на полу и строит башенки из кубиков, а я смотрю на своего «больного» сынишку и реву белугой.
Ну почему он позвонил на домашний? Откуда он вообще узнал номер этого телефона? Почему ничего не сказал мне? Нужно найти его, нужно всё объяснить.
Тут же вытираю слёзы, кормлю Даньку и кидаюсь к телефону.
Гудки… Бесконечные длинные гудки. Наташка, ну где же ты… ну ответь, ответь, ответь…
– Наташ? Говорить можешь?
– Таня, я Семёну ужин готовлю…
– Не умрёт Семён от голода. Ты зачем Паше дала мой номер домашнего телефона?
– А что? Тебя ж не бывает дома-то почти. Да и ты сама говорила, что он задрот и дебил – вот и дала. Пусть долбится… Сказала, что не знаю твоего мобильного.
– Наташа, он позвонил и нарвался на мою маму!
– Да ты что?!
– Да. И она сказала ему, что мой Данька – больной. И что я встречаюсь с мужчиной и скоро за него замуж выйду. Наташа… мне нужно срочно с ним поговорить.
– А зачем он тебе? Ты же с Лёшей…
– Я не знаю, но мне очень надо!
– Погоди… – Бежит с телефоном к голодному Семёну. Слышу часть их разговора. О чём-то спорят, но толком непонятно. – Танюш, мне, правда, жаль, что так получилось, но Пашки нет сейчас в Москве. Ну, в общем, уже почти нет… Он как раз через два часа уезжает в Минск на пару недель. И в мобильном он сим-карту поменял на белорусскую: вон, московскую Сёме отдал на хранение.
Кидаю телефон. Минуту сижу в оцепенении. Что же делать?
Ждать, пока вернётся? Невыносимо. Почему невыносимо? Не знаю… Но знаю только одно – если я прямо сегодня же с ним не поговорю, то не смогу жить эти две недели.
Паша, ну почему ты такой? Почему ты ничего мне не говорил всё это время? Я же думала… чёрт знает что я думала…