Спорим, она будет моей? (СИ) - Перевязко Мария. Страница 34

— Я хотел сказать, — глухо говорит Матвей, озираясь по сторонам, — что это все не для меня. В смысле, фальшивые отношения. Извини. Я обещал тебе, что исполню любое твое желание, но это – не могу. Мне жаль.

Неужели мои губы настолько отвратительны? Или я недостаточно красива, чтобы быть частью даже фальшивых отношений? Он даже не смотрит на меня. Мне так обидно, что словами не выразить! А чего я, собственно, хотела? Я же познакомилась с его бывшей девушкой. Эта чокнутая Карина была права: кто я такая, чтобы занять это место? Пусть даже понарошку.

Блин! Какая-то часть меня, эгоистичная часть, думала, что Калиновский сбежал, потому что просто испугался, потому что у него есть ко мне какие-то чувства, потому что, наконец, он больше не хочет выигрывать это тупое пари! Какие же глупые мысли! Что только не придумает женский изобретательный мозг, чтобы обезопасить себя от боли! Он все-таки не забыл ее, Диану, вот тебе и причина. Я для него – никто. Как назло, не могу ни пошевелиться, ни выдавить из себя хоть слово.

— И, еще… Извини, что пытался тебя споить, когда ты этого не хотела. И за то, что те гопники пристали к тебе, это тоже моя вина. И за насмешки всей школы из-за моей тупой шутки с мышью. И за то, что наговорила тебе Карина. Прости, ладно? Я больше не потревожу тебя. Все твои неприятности из-за меня.

Ммм… Значит, теперь нас мучает чувство вины. Ладно. Мне хочется залепить ему хорошую такую пощечину. Да, он действительно виноват! Но только вот все то, что он перечислил – давно в прошлом, и больше меня не беспокоит. Он виноват в том, что снится мне почти каждую ночь; в том, что моя голова забита исключительно мыслями о нем; и в том, что эта его Диана такая неописуемая красотка, да как с такой соперничать вообще?!

Меня чуть ли не трясет от злости. Да как он может рвать эти воображаемые отношения, притом выставлять себя таким добреньким и милым. Одолжение он, блин, мне делает! Благородный рыцарь решает избавить леди от проблем! Да это мои фальшивые отношения, я их придумала, и только мне их и рвать!

— Нихрена! — почти кричу я, и он поднимает на меня удивленные глаза. Да, я тоже умею ругаться.

— Что? — одна его бровь нервно подергивается.

— Что слышал. Это я больше не хочу тебя видеть, понял? Нельзя шарахаться от девушки, если она хочет тебя поцеловать, ясно тебе? Это, как минимум, невежливо! И вообще, не такой уж ты и красавчик! Это просто у нас почти все парни в школе страшные, и на их фоне ты кажешься симпатичным!

Я несу полнейший бред, но Матвей на удивление серьезно смотрит на меня, ожидая продолжения.

— Что-то еще?

— О да! Ты наглый и заносчивый козел!

— Так.

— А еще ты пытаешься казаться таким брутальным и сильным, а на самом деле в тебе живет крохотная ранимая девочка, которой однажды сделали больно, и которой нужно вечно подтирать сопли!

А вот это был удар ниже пояса. Всем известно, что для мальчика нет хуже оскорбления, чем назвать его девочкой. Я тут же прикрываю рот ладонью, не знаю, зачем, слова все равно уже вылетели. Вижу, как непроницаемое лицо Матвея напрягается, и он сглатывает слюну, но ничего не говорит. Удивительный самоконтроль, на мой взгляд.

Моя злость куда-то исчезает, и взамен ей приходит беспросветная тоска. Я молча бреду по коридору, и внезапно осознаю, что он пуст. Я не услышала звонок на урок. Наверное, со мной такое впервые. Но, что интересно, я никуда не тороплюсь. Мне просто плевать. Вместо того, чтобы нестись в кабинет, я заворачиваю в женский туалет, захожу в кабинку, опускаю крышку унитаза и сажусь. Мне надо привести в порядок мысли. И эта задачка посложнее всех тех, что я решала раньше.

Не помню, как я села в автобус. Помню только свой собственный голос, который кому-то очень правдоподобно заявлял, что я не прогуляла урок, а была в кабинете медсестры. Знаю, что никто не будет проверять правдивость моих слов. Я впервые прогуляла урок.

— Леся, все нормально? Ты поняла, как решать новые задачи?

Математичка сидит через проход справа от меня. Я смотрю на нее, словно в тумане. Задачи. Ну да. Мы проехали где-то половину пути. В окнах мельтешат серые дома, спешащие куда-то пешеходы и редкие кусты.

— Нет, — я пожимаю плечами.

— Нет?! — математичка чуть ли не падает в обморок.

— Нет. Я – ненормально. И нет – я не знаю, как решать эти чертовы задачи. И… Знаете, что. Остановите автобус.

— Тебе плохо? — математичка встревоженно наклоняется надо мной и заглядывает в мое лицо. — Ох, да ты вся зеленая!

— Остановите автобус! ­— повторяю я громко.

После нескольких попыток привести меня в порядок, мою просьбу все же выполняют. Автобус останавливается, и я выхожу на улицу.

— У нас не так много времени, — глядя на часы, объявляет математичка, — подыши свежим воздухом, и мы… Леся! Ты куда?!

Вряд ли кто-то будет догонять меня. Тем более, так резво я не бегала даже на экзамене по физкультуре. Не хочу больше быть той, кто знает все ответы и умеет решать самые сложные уравнения. Такую никто и никогда не полюбит. В боку начинает колоть, сердце пытается пробить грудную клетку, но я не останавливаюсь. Хочу забыться. Хочу наконец убрать это напряженное лицо Калиновского из своей головы. Мне нужно, чтобы все померкло. Вот уже и красные круги появляются. Значит, дело почти сделано.

Глава 37. Матвей

После уроков думаю заскочить к Владу и рассказать ему о том, что сделал. Не то что бы мне нужно было чье-то одобрение, нет, скорее, мне просто нужно поделиться с кем-то неравнодушным.

Знаю, что поступил с Олесей правильно, и я талдычу самому себе об этом весь день, чтобы отогнать любые сомнения. Она сильно разозлилась, наговорила мне много всего, но это только к лучшему, пусть лучше злится. Не мог и представить, сколько всего она смогла во мне рассмотреть за такой короткий промежуток времени. Она – молодец. Без меня ей будет только лучше.

Влада дома не оказывается. Или он просто хочет побыть один. В любом случае, я и так слишком долго донимал его своими проблемами. Чувствую себя каким-то опустошенным и обессиленным. Домой идти не хочется, но Тима на очередной тренировке, Влада нет, а Олеся… Да, это уже не вариант.

На подъездной дорожке стоит машина отца. С улицы крики вроде не слышны. Может, они и в правду смогли найти общий язык? Хотя бы напоследок. Мне все еще не верится, что они разведутся.

Захожу внутрь. Тишина. Возможно, родители разбрелись по разным комнатам и сидят там, как мыши. Что, вообще-то, совсем на них не похоже. Становится как-то тревожно. Я медленно прохожу в зал и вижу троих людей. Родители сидят за столом, и вид у них при этом такой, будто они увидели призрака. И оно понятно. Спиной ко мне чуть впереди стоит Влад. Узнаю его ровную спину и эту синюю рубашку, которую я ему подарил. Интересный поворот.

— Всем привет! — мой голос грубо нарушает тишину, и после моих слов тишина становится еще более зловещей.

Из всех присутствующих обращает на меня внимание только отец. Он переводит на меня свирепый взгляд, сразу же меняет выражение лица на более дружелюбное и едва заметно кивает.

— Эм… Общаться будет проще, если вы попробуете открыть рты и обменяться парой-тройкой реплик, — улыбаюсь я: не знаю, как они выносят эту тишину.

Тут Влад поворачивает ко мне голову и недвусмысленно дает понять мне, что я здесь лишний. Ну, действительно. А где я, собственно, не лишний?

Пожимаю плечами и выхожу из комнаты. На лестнице меня нагоняет отец и кладет руку мне на плечо.

— Сын, у тебя все в порядке?

— У меня? — смеюсь я. — А у тебя?

Он усмехается, и я ошарашенно кошусь на него. Где же его хваленое спокойствие? Он так часто моргает, что, будь у него ресницы раз в десять подлиннее, он бы уже порхал под потолком.

— Давай прогуляемся, — это вроде бы звучит, как предложение, но в том же время понимаешь, что отказаться невозможно.

Когда мы выходим в сад, я размышляю о том, как он смог оставить этих двоих одних в доме. Я прекрасно все понял, когда он спрашивал меня про Влада. Его мучает ревность, и это ясно, как день.