Комплекс крови (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична. Страница 38

В тот вечер мы сидели в саду и слушали журчание воды в фонтане. Было тепло, и Д. по такому случаю позволила себе надеть платье с открытыми плечами, но ближе к ночи поднялся ветер. Мне только и оставалось, что снять пиджак и отдать его ей. Не знаю, что за искра пробежала между нами в тот момент, но Л. появилась как раз вовремя. Д. выглядела разочарованной и изменила привычной вежливости, не поприветствовав мою даму. Назавтра в клинике я рассказал об этом Альберту, и история его рассмешила. Он сказал, что я могу развлечь его женщину, но только в том случае, если не забуду и про свою. Кстати, что скажут в свете, если я явлюсь на бал сразу с двумя дамами? Меня сочтут ловеласом и начнут распускать сплетни или сочтут такой поступок очередной выходкой эксцентричного ученого-иностранца?

Глава двадцать первая. Ларри

15 июля 2009 года, вечер

Треверберг

— Так, значит, ничего конкретного обнаружить не удалось.

— Я обнаружила много чего, — возразил в трубке голос Марселы. — Но с трудом представляю, как соединить всю информацию в одном человеке. Эта женщина — мастер конспирации. Она и шефа за пояс заткнет. У нее как минимум десять разных имен, десять паспортов и десять историй, причем ни одна из них не похожа на другую.

Ларри вздохнул, потушил сигарету в пепельнице и поудобнее устроился на широком подоконнике. Дом, в котором он снимал временную квартиру, находился в старой половине Треверберга, а само жилище не было самым комфортным в двух мирах, но здешняя тишина его устраивала. Из окна третьего этажа открывался вид на площадь с неработающими фонтанами, вдалеке маячила часовая башня. За годы скитаний он привык обходиться без удобств. Хотя, что ни говори, нормальная плита не помешала бы. Еду на заказ в эти места могли везти пару часов и ужасно бесились, когда мистер Родман отказывался давать чаевые за остывшую пиццу.

— Кем она может быть? — спросил Ларри.

— Судя по всему, она авантюристка, профессионал высшего класса. В свое время я таких повидала. Пока что могу сказать, что у нее есть широкие познания в области химии и медицины.

— Яды?

— Вполне возможно. Она любит хорошую одежду, шикарные машины и дорогие квартиры. То есть, деньги у нее есть. Она старается избегать самолетов, передвигается по суше, в исключительных случаях использует водный транспорт. А еще у нее есть шрам на внутренней стороне запястья. Думаю, там раньше была татуировка. На последних фотографиях она в перчатках, которые скрывают руки примерно до середины локтя. Ну, а теперь удовлетвори мое любопытство и скажи, зачем тебе сдалась эта красотка.

Ларри закурил снова и сунул зажигалку в карман джинсов.

— Я думаю, это моя настоящая мать.

Марсела издала звук, который можно было принять за нервный смех.

— А я думала, что ты сын обворожительной Велурии Родман, фармацевтическая фирма которой вот уже который год является костью в горле управляющего концерна HPI.

— До недавнего времени я тоже так думал. — Он перевел дыхание. — Все началось со смерти отца. Он завещал мне все деньги, землю в Орландо и недвижимость в Треверберге. Это старый особняк, в котором он жил после войны и до знакомства с мамой… с той женщиной, которую я считал своей матерью. Недавно мы с Ло были в этом особняке. В столе отца я нашел кучу бумаг и писем. И в этих письмах… в общем, все ужасно.

— Ну, ну, — успокоила его Марсела. — Не переживай ты так. Если отец тебе об этом не рассказывал, значит, так было нужно. Вот поэтому я не люблю ворошить прошлое. Там ничего хорошего нет — и никогда не будет.

— История моего рождения — это только капля в море, Марси.

— Я была бы рада услышать детали, но у меня полно работы. Думаю, мы обсудим это за стаканом виски, когда встретимся в следующий раз. Представь: ты готовишь очередной жуткий яд, Клаус читает журналы, посвященные пыткам, Омар работает над следующим гениальным изобретением, я думаю, как взломать компьютерную защиту Пентагона, а шеф строит планы по захвату мира и обращает на нас внимание только в те моменты, когда ему в голову приходит пошлая шутка. Уютный семейный вечер и самая подходящая атмосфера для твоей истории.

Попрощавшись, Ларри положил трубку и с тоскливым видом уставился в окно. Когда-то в периоды «все идет не так» ему хотелось вернуться к прежней жизни: поработать в домашней лаборатории, получить стотысячное сообщение от Вэл «сегодня я задержусь», постричь газон, прочитать сказку на ночь, посмотреть с сыном эпизод глупого молодежного сериала. Он молился о том, что откроет глаза — и все станет прежним. Что он из преступника, трудящегося под покровительством хозяина криминальной империи, превратится в законопослушного гражданина, работающего на скучной, но легальной работе. Больше никаких ядов, никаких подпольных лабораторий по ночам, никаких мыслей о том, куда девать гигантские суммы денег, выплаченные наличными. Но сейчас мистер Родман скучал не по спокойствию, а по тем историям, в которые регулярно попадал последние несколько лет.

Он скучал по смуглокожей красавице Марселе Риз, каждую неделю менявшей цвет волос и мужчин, предпочитавшей женскому глянцу журналы по программированию и на досуге взламывавшей компьютерные системы «просто для того, чтобы не потерять навык». Он скучал по Омару Диабу, когда-то — знаменитому террористу, получившему за свой гениальный ум прозвище «Инженер», и способному соорудить чуть ли на коленке техническую новинку любой сложности. Он скучал по Клаусу Моллеру, хотя его пыточное хобби демонстрировало не совсем здоровую психику.

\И — о боги — он скучал даже по шефу. Шеф имел приводившее Ларри (да и не только его) в ярость обыкновение скрывать детали своих планов до последнего, доводил всех до белого каления дурацкими шутками, а скорости перемен его настроения позавидовала бы и юная дева, но… он отдал бы все за то, чтобы вновь ощутить те эмоции, которые завладевали им при мысли о близкой опасности. Когда-то Ларри был уверен, что скучает по потерянному спокойствию, но время шло — и он почти признался себе в том, что это ложь. Он скучал лишь по ощущению яростно колотящегося сердца. Не тому, которое вы испытываете, когда сидите за рулем, а машина несется на сумасшедшей скорости. Оно и рядом не стояло с теми моментами, когда вы держите в руках чью-то жизнь. Или, если говорить о ядах, смерть.

Шеф часто повторял, что люди и темные существа каждый день делают выбор. Кто-то предпочитает жить в мире чужих законов, а кто-то предпочитает создавать свои. «Подумай сам, Лариэль, — говорил ему шеф, когда они работали над очередным ядом или психотропным препаратом. — У каждого из нас одна жизнь. Может показаться, что это мало, но мы говорим о нашей жизни. У многих не хватает мужества признаться себе в том, что мы хотим большего. Нас приучают к тому, что хотеть многого — это дурно. А я думаю, что дурно прятать свой потенциал и довольствоваться объедками с чужого стола. Когда ты живешь по своим законам, ты не выше других. Ты вне системы. А системой можно управлять только в том случае, если ты находишься снаружи. Для того, чтобы выйти из системы, нужно большое мужество. Но если ты однажды нашел его в себе, то назад уже не вернешься. Хорошо ли это — быть законопослушным? Для кого устанавливаются рамки? Для рабов, которые не умеют самостоятельно мыслить. Дорываясь до власти, они устанавливают свои законы. Чего хочет раб, Лариэль? Он думает, что хочет свободы. Но на самом деле он хочет иметь других рабов. А все потому, что он раб, и другого он не знает». Шеф, конечно, еще тот Макиавелли, и Ларри знал, как у него подвешен язык, но в его словах всегда присутствовало рациональное зерно.

Интересно, что бы он сказал, узнав об этой истории. Хотя он, наверное, уже о ней знает. Шеф всегда все знает.

Телефон затрезвонил, и Ларри, испуганно вздрогнув, стряхнул сигаретный пепел с подоконника.

— Слушаю, — сказал он, сняв трубку.

— Привет, это Терри.

Звук знакомого голоса подействовал на него как ледяной душ в три часа ночи.