Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 44

— Никогда ничего подобного не слышала, — отрезала Эск.

— Оно означает, что в снах с человеком может случиться все — тем более плохое. Но самое интересное, если ты во сне умрешь, то навсегда останешься здесь. Это будет так мииииило.

Эск бросила взгляд на далекие горы, расплывающиеся по холодному горизонту, точно растекшиеся куличики из грязи. Вокруг не было ни деревьев, ни даже скал. Только песок, холодные звезды и…

Скорее почувствовав, чем увидев какое-то движение, она резко обернулась, держа пирамидку в руках, словно огромный булыжник. Пирамидка встретила существо-Саймона на лету, нанеся ему довольно ощутимый глухой удар, но, едва оказавшись на земле, Тварь сделала кувырок вперед и с неприятной легкостью вскочила На ноги. Однако существо все же услышало, как Эск судорожно втянула в себя воздух, и увидело промелькнувшую в глазах девочки боль. На мгновение Тварь остановилась.

— Ага, тебя это задело! Что, не нравится, когда другой человек страдает? Особенно этот.

Существо повернулось и сделало знак двум высоким Тварям, которые нетвердыми шагами приблизились и крепко схватили его за руки.

Глаза существа-Саймона изменились. Темнота в них поблекла и исчезла, после чего глаза прояснились, и к ним вернулось осмысленное выражение. Саймон взглянул на возвышающихся по обе стороны Тварей и попытался вырваться, но быстро оставил безуспешные попытки. Одна из Тварей обвивала его пояс несколькими парами щупальцев, а другая держала руку самой большой в мире рачьей клешней.

И тут он заметил Эск. Его взгляд упал на маленькую стеклянную пирамидку.

— Беги отсюда! — сквозь зубы скомандовал Саймон. — Унеси ее от них! Не дай им добраться до нее!

Он поморщился, поскольку клешня еще сильнее сжала его руку.

— Очередной фокус? — поинтересовалась Эск. — Кто ты на самом деле?

— Неужели ты не узнаешь меня? — удрученно спросил он. — Что ты делаешь в моем сне?

— Если это сон, то мне хотелось бы проснуться. Пожалуйста, — попросила Эск.

— Слушай, ты должна немедленно бежать отсюда, поняла? И не стой с разинутым ртом.

— Отдай, — проговорил холодный голос внутри головы Эск.

Эск посмотрела на стеклянную пирамидку, внутри которой плыл ничего не подозревающий мирок, и подняла глаза на Саймона.

— Но что это такое?

— А ты посмотри на пирамидку повнимательнее!

Эск всмотрелась в то, что находилось под стеклом. Прищурившись, она заметила, что маленький Диск весь покрыт зернышками, словно сделал из миллионов и миллионов крошечных точек. А если приглядеться, то…

— Это же обычные цифры! — воскликнула она. — Весь мир.., он целиком состоит из цифр…

— Это не мир, но представление о мире, — объяснил Саймон. — Я создал его для них. Понимаешь, они не могут проникнуть к нам, однако здесь представления имеют форму. Представления реальны!

— Отдай.

— Но представления не могут никому повредить!

— Я превратил вещи в числа, чтобы понять их, однако эти Твари жаждут только власти, — горько сказал Саймон. — Они зарылись в мои числа, как…

Он вскрикнул.

— Отдай, иначе мы разорвем этого человечка на куски.

Эск кинула презрительный взгляд на ближайшую кошмарную морду и спросила:

— А откуда я знаю, что вам можно верить?

— Ты не можешь нам доверять, но у тебя нет выбора.

Эск обвела глазами окружающее ее кольцо физиономий, которые не смог бы полюбить даже некрофил; физиономий, слепленных из отбросов рыбной лавки, из кусков, взятых наугад у существ, таящихся в норах на глубоком океанском дне и в посещаемых призраками пещерах; физиономий, недостаточно очеловеченных, чтобы злорадно или плотоядно ухмыляться, но излучающих ту же угрозу, что содержится в подозрительно большом плавнике, который стремительно приближается к неосторожному купальщику.

Она не могла им доверять. Но у нее не оставалось выбора.

В это же самое время в пространстве, отделенном от предыдущего лишь толщиной тени, происходило следующее.

Студенты-волшебники примчались обратно в Главный зал, где Напролоум и матушка Ветровоск все еще стояли, сцепившись в магическом виде борьбы, который у обыкновенных людей ассоциировался бы с соревнованиями “положи-руку-ближнего-своего” среди индейцев. Плиты под матушкиными ногами наполовину оплавились, а стоящий позади Напролоума стол успел пустить корни и принести богатый урожай желудей.

Один из студентов заслужил сразу несколько медалей за храбрость тем, что осмелился потянуть Напролоума за мантию…

И теперь все столпились в узенькой комнатке, глядя на два распростертых тела.

Напролоум созвал врачевателей тел и духа, и, когда те принялись за работу, воздух в комнате загудел от магии.

Матушка постучала Напролоума по плечу.

— Хочу шепнуть вам на ухо одно словечко, молодой человек, — сказала она.

— Едва ли молодой, мадам, — отозвался Напролоум, — едва ли.

Он чувствовал себя опустошенным. Он не участвовал в магических дуэлях вот уже несколько десятилетий, хотя среди студентов они получили довольно широкое распространение. У него было мерзкое ощущение, что матушка все-таки победила. Сражаться с ней — все равно что пытаться прихлопнуть муху у себя на носу. Он не мог понять, что на него нашло, когда он решил вступить с ней в поединок.

Матушка вышла в коридор, завернула за угол и, подойдя к подоконнику, уселась, прислонив метлу к стене. Снаружи по крышам тяжело барабанил дождь, а зигзаги молний намекали, что к городу приближается гроза овцепикских масштабов.

— Это была довольно впечатляющая демонстрация ваших способностей, — заметила матушка. — Пару раз вы чуть не одолели меня.

— О-о, — просветлел Напролоум. — Вы правда так считаете?

Матушка кивнула.

Напролоум похлопал себя по различным участкам мантии и наконец обнаружил просмоленный кисет и пачку папиросной бумаги. Вытряхнув трясущимися руками несколько крошек уже бывшего в употреблении табака в тощую самокрутку, он провел по ней языком, который едва-едва смочил бумагу. Но тут где-то на задворках сознания Напролоума всплыли смутные воспоминания о приличиях.

— Гм, — сказал он. — Вы не возражаете, если я закурю?

Матушка пожала плечами. Напролоум чиркнул спичкой о стенку и, прилагая отчаянные усилия, попытался совместить огонек и конец самокрутки в одной и той же точке пространства. Матушка мягко взяла спичку из его дрожащей руки и помогла Напролоуму прикурить.

Волшебник втянул в себя дым, ритуально откашлялся и прислонился к стене; тлеющий кончик его сигареты был единственным источником света в сумрачном коридоре.

— Они ушли в Странствие, — заговорила наконец матушка.

— Знаю, — откликнулся Напролоум.

— Ваши волшебники не смогут вернуть их обратно.

— Это я тоже знаю.

— Однако они могут вернуть нечто.

— Я бы предпочел, чтобы вы об этом не упоминали.

Наступила тишина — оба думали о том, что именно может вернуться, вселившись в живое тело. Причем по поведению Оно не будет отличаться от его первоначального обладателя…

— Возможно, это моя вина… — начали они одновременно и изумленно остановились.

— Вы первая, мадам, — уступил Напролоум.

— Эти ваши цигарки — они успокаивают нервы? — спросила матушка.

Напролоум открыл было рот, чтобы очень вежливо указать ей, что табак — это привычка, право на которую принадлежит исключительно волшебникам, но передумал и протянул матушке кисет.

Она рассказала ему о рождении Эск, о приходе старого волшебника, о посохе и успехах Эск на магическом поприще. К тому времени как ее повествование подошло к концу, ей удалось скрутить тугой, тонкий цилиндрик, который горел крошечным голубым огоньком и заставлял ее глаза слезиться.

— Не знаю, насколько это поможет расстроенным нервам… — задыхаясь просипела она.

Но Напролоум ее не слышал.

— Просто потрясающе, — отметил он. — Так, говорите, ребенок ничуть не пострадал?

— По крайней мере, я ничего не заметила, — ответила матушка. — Посох был.., в общем, на ее стороне.