Девятнадцать стражей (сборник) - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 41

Патту глянула на другую сторону помоста. Там чаши были заполнены давно. Души не потеряли ни цвета, ни радужных переливов – капитан вообще не знала силы, которая могла бы повредить созревшей душе, – но лучи обходили их. Должно быть, они пророчице наскучили. Скоро старуха Чикчарни отнесет их в меняльный ряд.

Так проворачивалось колесо душ. По меркам открытого моря поселение на Тоа-ри-маи-маи было многолюдным – почти десять тысяч жителей, – но этого не хватило бы, чтобы избавить высокую пророчицу от скуки. Рифы яркости неизбежно привлекали мореплавателей и летчиков, и притяжение торговли втягивало в круговорот новые души, с которыми приходили просители на порог сивиллы. Покуда не прекращался этот поток, высокая, скорей всего, не оставит своим присутствием риф, а значит, будет кому и зачем разыскивать в море порт Тоа-ри-маи-маи.

На самом деле никто не знал, зачем сингам простые люди. Говорили, что не всем из них нужно и приятно общество низших – людей-тангата или им подобных. Ходили по матросским пивным байки об отшельниках-высоких, что скрывались от мира в морских пустынях, и порою давали ответы на незаданные вопросы тем, кто осмеливался нарушить их уединение – или карали нечестивцев страшно. Но сказки оставались сказками, а Патту за свою долгую жизнь не встречала еще высоких за пределами городов или торговых поселений. Для чего-то нужно им было странным аттрактором клубить вокруг себя чужие судьбы. Через сколько рук прошли эти души, прежде чем лечь в считывающий луч фотонного компьютера? Кем были их владельцы? Только сама таула могла бы ответить на эти вопросы.

– Таула довольна, – прошелестела старуха Чикчарни за плечом капитана: Патту не знала, как та очутилась позади просителей, не пересекая лучи мыслящего света. – Спрашивай, и получишь ответ.

– Спросит мой савант, – с трудом выговорила Патту. Во рту было сухо, как в долгом полете.

Гест шагнул вперед, поднимая руки. Широкие рукава соскользнули к локтям, обнажая ряды бриллиантовых узелков вдоль лучевого нерва. Савант с усилием, будто в густую кашу-пои, втолкнул кулаки в сплетение лучей, и те зашевелились, будто укладываясь поудобнее. Заработали, замерцали точки передачи, соединяя забитую данными внедренную память Геста с бурлящим информационным пространством, в котором, точно русалка в тесном бассейне, плавал невыразимо могущественный разум оракула.

– Ответь мне, сивилла, – спросил он, проговаривая каждое слово медленно и четко, – где в отношении карты глубин морского дна, включающей риф Тоа-ри-маи-маи, находится общая сингулярная точка представленных тебе массивов данных?

Глаза золотой девы на пьедестале оставались закрыты, но стены уплотненного света разошлись, открывая ее лицо просителям. Гест застонал, едва не опустив рук. По лицу его стекали капли пота, огибая лихорадочно искрящиеся бриллиантовые родинки. Патту ощутила, что он и не может отстраниться. Что-то огромное, медлительное в своей мощи проникало в надстройку над его разумом, указывая слабому человеческому рассудку дорогу к цели, выжигая тайную карту в памяти.

– Иди, капитан Паттукеттара Аккукейкаи, – прозвучал голос. Губы сивиллы остались неподвижны. – Ты получила ответ. Но не ищи там, куда ведет тебя карта, ни сокровищ, ни достижения цели. Довольна будь тем, что есть.

– Благодарю, высокая, – Патту склонилась до самой земли.

Гест опустил руки, болезненно повел затекшими плечами. Огни в толще стен начали угасать, и только считывающие лучи продолжали ласкать новые души в глубинах зеркальных чаш.

Старуха Чикчарни подтолкнула обоих просителей к лестнице. Они поднимались в молчании, и только когда Патту на прощание глубоко поклонилась профете, та придержала ее за локоть.

– Послушай старую мудрую женщину, малышка, – с улыбкой прошептала старуха. – Оберегись. Не плавай в темноту.

Сердце капитана ухнуло в пятки.

– Не ищи высоких, – закончила профета. – Табу.

В черных глазах старухи плясали искорки. Забредший по световоду лучик коснулся волос, похожих на стеклянные нити – или, поняла Патту, на оптоволокно.

– Благодарю, высокая, – капитан поклонилась снова. – Но мой курс проложен.

Она повернулась и перешагнула через высокий порог.

Замерла. Все было так же, как прежде, – тень утеса, заслоняющего риф яркости, искры гвоздей под ногами, плеск воды в бассейнах и гомон кестеров в высоте, угрожающие фигуры тики у входа…

Два тики.

Не три.

Каихау не было.

Патту толкнула неуклюжего Геста в сторону, на землю, выхватывая из ножен зуб танифа, ударила вбок не глядя, на шорох перьев, и отскочила. Шибануло аммиачной вонью, клекот смешался с яростным вскриком. Патту припала к земле и мощным толчком бросила тело вверх, в небо, чтобы одним прыжком оказаться над крышей и оттуда, пока ничтожное тяготение не вернет ее к земле, метнуть нож, выдернуть из-за пояса следующий…

Не успела.

Боль кольнула в скулу.

Патту взмахнула рукой – пальцы наткнулись на стрелку, пробившую кожу ниже глаза. Яд впитывался в кровь, размыкая синапсы, но капитан успела, прежде чем тьма залила ей глаза, поднять руку чуть выше, дотащить пальцы до виска. Раздавить хрупкую резную подвеску.

Когда она впервые встретила саванта, все казалось гораздо проще.

– Разве может существовать мир без бога? – спрашивал пьяный Гест, едва не переваливаясь через релинг, а Патту ловила его за полу камзола, чтобы пришелец не вымахнул за край летающего острова, вместе с водами сточной альфа-реки отправившись в долгое падение. Помои испарятся из-за трения о воздух, а вот тело несколько часов спустя врежется в океан, расклеванное горними кестерами. – Разве может такое величие, такая цветущая сложность явиться в мир без направляющей воли высоких?

Патту молча кивала, запоминая слово за словом. Почти каждый из иномирян, спускаясь в глубины многослойной атмосферы ДаниЭдер, к волнам кромешного океана, искал неведомых, невиданных сокровищ. Гест искал сокровищ известных и ведомых, вот только, по всеобщему разумению, недоступных. Мир-пленка рождал в себе оракулов, руководствуясь собственным разумением. Никому еще не удалось стать таула по собственной воле, и никому не удалось подняться выше высоких, достигнув трансцендентных ступеней самосовершенствования.

Гест искал семена возвышения. Он прошел десятки миров Террансферы в своем безнадежном паломничестве от оракулов звезд к пророкам бездны, внимая киберменевтам и софиофагам, пока путь не привел его на ДаниЭдер. Ничего подобного миру-пленке не существовало в пределах Террансферы – а возможно, и за ними. Но бог-создатель покинул свое творение или заснул в ее недоступном ядре, и казалось, что обратиться к нему невозможно.

Савант считал иначе.

Тогда их встреча не закончилась ничем, кроме похмелья. Но юная Паттукеттара Аккукейкаи, недавно поднявшаяся в имперские эшелоны Подбурья, за которыми – только кипящая штормами полоса теплообмена, где сталкиваются и пересекаются конвекционные ячейки высотой в тысячу километров, – будущий капитан Патту запомнила слова пришлеца. И когда судьба донесла до нее слухи, что савант еще жив, она бросила «Аремату», вернулась в высоты, притащила его с собой в море. И с той поры ее корабль бороздил безграничный океан в поисках бога.

– Ты очнулась.

Это был не вопрос.

Патту открыла глаза. Над ней простиралось океанское небо – темно-синее и голубое, полное далеких божиламп, багряных сквозь толщу ветра. Небо пересекали черные снасти, в вышине звенел на распорках змей-парус, поднятый до курсового эшелона. Далеко-далеко в вышине плыл летающий остров.

Чьи-то сильные руки подхватили ее под мышки, усадили, связанную, прислонив к чему-то. Отсюда Патту видела океан. У горизонтали небо пестрилось разводами всех оттенков синего, понемногу переходя в белое и черное полотно бурного моря. Белокалильная нить рифа едва виднелась в горизонтальном мареве за кормой. Пахло свежестью, кормовой плесенью, смолой и нашатырем.